Джек Коннел - Валузийские Бои Страница 2

— Обещаю.

Тем временем совсем стемнело и похолодало. Влюбленным пришла пора расставаться. Вплоть до последнего поцелуя они больше не проронили ни слова. Проводив Сэлу домой и подождав, пока ее силуэт растает в тени увитой плющом стены, Парафт медленно побрел к себе. Вырвавшееся обещание не давало ему покоя. Отец Сэлы был богатым ремесленником, уважаемым в столице человеком. Разве он удостоит вниманием юношу без роду и племени? Может, даже и в дом не пустит… А если и пустит, то наверняка лишь для того, чтобы поднять на смех и выгнать уже навсегда. Что скажет ему Парафт, чем сможет подкрепить свои притязания на его красавицу дочь?

Молодой человек брел по безлюдным улочкам Хрустального города и даже представить себе не мог, как выполнить то, что сгоряча пообещал своей возлюбленной.

* * *

Утром Кулл вместе с верным другом Брулом отправился проверять, все ли готово к началу Больших Валузийских Боев. Состязания проводились на построенной между холмами арене, там, где раньше шли бои гладиаторов. Протекавшую в долине речушку отвели в сторону через искусственную протоку; старое русло/засыпав опилками и песком, тщательно утрамбовали, многократно прогнав конские табуны. Площадку окружили невысокой каменной оградой, за которой расположились трибуны для зрителей. Особое впечатление производила отделанная розовым мрамором королевская ложа. К ней примыкали несколько десятков именных лож аристократов, украшенных резьбой и чеканкой. Сиденья для уважаемой, но все же незнатной публики сложили из тесаного камня. Простой народ занимал места на деревянных скамьях, а то и на вершинах близлежащих холмов.

Пройдя в ложу, друзья осмотрелись. Арена была аккуратно подметена, деревянные настилы в проходах обновлены. С противоположной трибуны доносился перестук топоров — мастеровые спешно сколачивали навесы. Повсюду маячили фигуры стражников.

— Знакомые места, — вздохнул Кулл. — Немало я пролил здесь чужой крови. И своей не жалел. Для чего? Для кого? Для глупцов, которые на войне прячутся за кустами, а в мирное время жаждут хруста чужих костей?

— Забудь, — посоветовал Брул. — На твоем месте я, наоборот, приказал бы установить на Арене гранитную плиту и высечь на ней какую-нибудь историческую фразу. Например: «Здесь впервые предстал перед народом Валузии великий король Кулл».

— Да, золотые денечки, — усмехнулся атлант. — Валка дал мне силы пройти это испытание. Теперь буду сидеть в королевской ложе и наблюдать, как такие же глупцы или их отпрыски дубасят друг друга палками, изо всех сил стараясь заслужить мое внимание. Игра судьбы!… Не понимаю я таких забав, а смотреть придется. Вчера Ту целый день твердил мне о древних традициях, о королевском долге, о святой обязанности монарха на праздниках быть рядом с народом. Пришлось дать старику слово, что буду вести себя благопристойно. Есть ли разница между гладиатором и королем, если тот и другой вынуждены подчиняться: один — чужой прихоти, другой — дурацким обычаям?

— Позволь и мне задать вопрос, — лукаво усмехнувшись, сказал пикт. — А гладиатор Кулл тоже не усматривал разницы между ареной и ложей? Думал ли ты, что человек с короной на голове способен сочувствовать тебе, но не в силах пойти наперекор свихнувшейся от скуки толпе? Он тоже мог дать кому-то честное слово. Сдается мне, что тогда ты точно знал, у кого из вас больше свободы, и не предавался подобным размышлениям.

Кулл не нашел что сказать в ответ и примирительно махнул рукой. Толпившиеся поодаль слуги поняли этот жест по-своему и мгновенно выставили на стоявший в углу стол кувшины с нектаром и блюда с фруктами. Следом за ними в ложе появился смотритель Арены и вопросительно взглянул на короля. Его красный от волнения лысый череп был покрыт испариной, а глаза беспрерывно моргали.

— Как дела? — лениво спросил Кулл, кивком головы показав чиновнику на стол. — Все в порядке?

— Именно так, Ваше Величество! — бодрым голосом отрапортовал тот. — Весь мусор убран, имущество приведено в порядок, сиденья отремонтированы. Охрана выставляет на ночь Алых Стражей… то есть, виноват, Алые Стражи выставляют ночь на охрану… Тьфу, прошу прощения, Ваше Величество, Алые Стражи выставляют на ночь охрану. Пикеты установлены и на подходах к Арене, так что беспорядков не будет. Места на трибунах размечены и продаются с наибольшей выгодой для казны — таково указание Главного советника Ту.

Выпалив все, что считал нужным, смотритель попытался взять кубок, но из-за нервной дрожи пролил напиток на белую скатерть, отчего его череп стал просто пунцовым.

— А там что строят? — спросил Брул. Ему стало жаль беднягу, для которого провалиться в этот момент сквозь землю было бы наилучшим выходом.

— Загон для женщин, — хрипло выдавил из себя чиновник.

— Что? — в один голос изумленно воскликнули друзья.

— Виноват, — вконец растерялся хранитель Арены, — заговорился… По распоряжению Главного советника Ту сооружаем особую, изолированную от других, трибуну для женщин.

— Разве женщины допускаются на состязания? — удивился Кулл. — Я считал, что нет.

— Именно так… то есть не совсем, Ваше Величество, — пролепетал чиновник. — В прежние времена категорически не допускались. Виновным в нарушении запрета даже, бывало, вырывали язык, чтобы они не могли рассказать о том, что увидели. Но женщины все же ухитрялись проникать сюда тайком. Переодевались в мужское платье, обольщали стражников… В общем, их почему-то неудержимо влекло на Арену, и постепенно на их присутствие стали смотреть сквозь пальцы… Теперь решено построить трибуну только для них. Пять нижних рядов — кресла со спинками, остальные — обычные, только накрытые скамейками, ковры… Ох, наоборот, Ваше Величество. Все почти готово, заканчиваем натягивать навесы от солнца. Так велел Главный советник Ту.

Кулл с Брулом расхохотались. Смотритель с ужасом в глазах навытяжку стоял перед ними и, как только король разрешил ему уйти, моментально исчез.

— Довели старика Ту дворцовые интриганки! — восхищенно воскликнул атлант. — Это он мне, королю, смеет говорить о традициях! Это я, Кулл, обязан их соблюдать. А с женщинами справиться не смог! Тоже мне, «железный канцлер».

Копьебой согласно кивал, а потом, справившись с приступом хохота, заметил:

— Однако при тебе смотритель Арены чересчур робеет. Видимо, он застал то время, когда король служил гладиатором. Ты его не помнишь?

— Нет, не помню, но, похоже, ты прав. Не могу же я одним своим видом нагонять такой страх.

Король еще раз напряг память, но безрезультатно.

— Нет, не помню, — вздохнул он. — Тогда они все были для меня на одно лицо. И кстати, многие служители Арены относились к нам хорошо. Не то что публика.