Дункан Мак-Грегор - Одинокий путник Страница 2

— Далеко ли держишь путь, красавица? — вопросил он сиплым, словно простуженным голосом.

— В Асгалун,— коротко ответила она, застегивая перламутровые пуговицы, в каждой из которых мерцало отражение солнца.

— Кхм… И я туда же…— неуверенно сказал он, ибо до сего мига туда не собирался.— Меня зовут Шон. Назови мне твое имя, а потом…

— Соня.

От природы нежный голос ее был холоден, хотя не суров. Она посмотрела на Шона как на пустое место и равнодушно отвернулась. Видимо, ее не только не волновал вид обнаженного мужчины, но и не интересовало, что он может предложить ей на «потом».

— Славное имя,— улыбнулся он, наконец приходя в себя.— Помнится, я слыхал про одну храбрую девчонку, так ее звали Рыжей Соней.

— Я — Рыжая Соня.

Вот теперь в светлых серых глазах девушки мелькнуло удивление. И тут же ее тонкое лицо, до того похожее просто на красивую маску, чуть оживилось.

— Кто говорил обо мне?

— Араф, купец из Эрука.

— Я его не знаю.

— Зато он отлично знает тебя. Год назад его караван шел в Хоарезм. На середине пути на него напал отряд разбойников и…

— Отряд! — хмыкнула Соня.— Нас было трое. Мы налетели на них как ураган. Глупый купец завизжал и упал в обморок, а охранники бросились наутек, побросав оружие. Клянусь Белом, из дюжины их осталось только четверо, да и те…

— Вижу, ты все же помнишь купца Арафа.

— Я его вспомнила,— нехотя согласилась Соня.

Она снова отвернулась, предоставив собеседнику приятную возможность лицезреть ее спину и гриву пышных золотых волос. Шон усмехнулся. Он успел заметить, как серые глаза ее потемнели, а темно-рыжие брови сошлись у переносицы. Девушка была юна и не научилась еще скрывать свои чувства. Сейчас она явно сетовала на себя за то, что вдруг разболталась с незнакомцем и открыла ему одну из тайн прошлой жизни. Шон готов был поклясться, что таких тайн у нее накопилось уже немало.

— Знаешь, в моем мешке есть хлеб и два куска сыра… Не пора ли нам с тобой закусить перед дальней дорогой?

Соня пожала плечами, однако отказываться не стала. К хлебу и сыру она добавила кусок солонины, пару луковиц и флягу красного вина, так что трапеза получилась поистине королевская. Одно омрачало настроение путешественника: девушка не проронила и слова с того мгновения, как он разоблачил ее маленькую невинную ложь. В прекрасных глазах ее тлел мрачный огонек, а сам взор был подозрительно кроток. О, Митра! Уж не вознамерилась ли она прикончить его как лишнего свидетеля?

Шон перестал жевать и настороженно посмотрел на Соню, но затем вдруг весело расхохотался. Он — бродяга, боец, наконец, взрослый мужчина испугался девчонки? Да он сейчас подавится мясом от смеха!

Подавиться мясом ему не пришлось — хотя бы потому, что в следующий миг бывалому бродяге и бойцу было вовсе не до смеха. Острие кинжала коснулось его горла, причем Соня преспокойно пила вино из фляги и мечтательно смотрела в синее небо. Вид ее был столь невинен, что Шон заворочал глазами: нет ли здесь кого, кто мог бы держать кинжал на его кадыке? Вокруг не было ни души. Только кабан все еще гулял на том берегу ручья, но он точно был вне всяких подозрений.

Неожиданно рука, сжимавшая рукоять, ослабла; лезвие скользнуло по горлу вниз.

— В твоих черных волосах я вижу белую прядь.— Голос Сони заметно смягчился.

— И что? — смог промычать Шон.

— Откуда ты родом?

— Из Аквилонии.

— А твое прозвище…

— Одинокий Путник.

Наконец она убрала кинжал.

— Вот уж никогда не думала, что доведется встретиться с Одиноким Путником,— примирительно сказала девушка, вытирая лезвие о траву, словно бы оно было в крови.— Если б не эта седая прядь…

— Я с ней родился,— пояснил Шон и снова принялся за мясо. Не стоило обижаться на девчонку. В конце концов, не зарезала же она его.

— Прости,— все же догадалась сказать Соня.— Сначала я подумала, что ты из хаков. Я знаю: они шныряют везде. Я видела их в Туране, в Офире и Шеме… Проклятые немедийцы повсюду рассовали своих шакалов.

— Да,— кивнул он,— это верно. Только одно лишнее слово еще не означает, что перед тобой — хак.

— Я же извинилась.— Соня пожала плечами и попыталась виновато вздохнуть — у нее ничего не вышло. Тогда она отбросила со лба рыжую прядь и засмеялась.— А скажи мне, Одинокий Путник, отчего ты столь усердно прижимаешь ладонь к тому месту, кое другие мужчины так и норовят выставить напоказ?

— Шаровары порвались,— буркнул Шон, принимая из рук девушки кувшин с вином.

— Ты мог бы зашить их.

— У меня нет иглы.

— У меня есть. Вот, возьми.

Соня отогнула кружевной воротничок рубашки и вынула из него длинную иголку, на которую были намотаны белые нитки.

Пока Шон зашивал шаровары, орудуя иглой на удивление ловко, девушка сложила остатки трапезы в свой дорожный мешок, туда же затолкала жилет, затем связала за ушки сапоги и вместе с луком и колчаном закинула их за спину.

— Ты и в самом деле идешь в Асгалун? — с сомнением в голосе спросила она.

— Нет,— честно ответил Одинокий Путник и откусил нитку.— Но мне все равно, куда идти. Поэтому я могу сопровождать тебя в Асгалун.

Он вернул Соне иголку, поднялся, отряхнул шаровары. Теперь они стояли рядом и смотрели друг другу в глаза. Он — с улыбкой, она — нахмурив брови, испытующе, будто прикидывала, стоит ли брать его с собой. Все, что ей привелось слышать об Одиноком Путнике, неизменно вызывало в ней уважение и даже восхищение. Говорили, он был храбр и силен как лев; говорили, он был умен и благороден как король; в Туране его проклинали и называли возмутителем спокойствия, а в Гиркании о нем слагали песни и легенды. Соня не могла себе представить, что Одинокий Путник может оказаться молодым еще человеком с добрыми, очень темными голубыми глазами и приветливой улыбкой. Но теперь и она улыбнулась.

— Хорошо, идем.

И они зашагали на восток, к Асгалуну.

— Ты осторожна,— говорил Шон, пробираясь впереди Сони сквозь заросли колючих кустов.— И мне это нравится. Конечно, нельзя доверять первому встречному, но точно так же нельзя и…

— …не доверять никому,— со вздохом заключила девушка.— Я знаю. Об этом мне говорили мои родители, мои учителя… Но послушай, Одинокий Путник. Ты бродишь по миру много лет; ты повидал многое и многих — так неужели ты никогда не встречался с предательством? Неужели не случалось тебе в ужасе смотреть на друга, что продал тебя за пару серебряных монет? Неужели не приходилось тебе с горечью в сердце спешно покидать таверну или постоялый двор, потому что среди твоих сотрапезников или собутыльников оказался хак?