Все зеркало - Коллектив авторов Страница 2

Горело костром небо, будто на углях запекались облака, чернела далекая земля и полоскал у войлочного шатра бунчук на копье.

– Красиво, аба, – сказала Тейша.

– А-ай! – раздражилась старуха. – Куда смотришь? Не на отражение смотри, на само серебро.

– На серебро?

Отраженное солнце слепило глаза.

Вглядевшись, Тейша заметила темные пятнышки, бегущие по краю зеркала.

– Правильно, – кивнула Зейнаб ее догадке, – это и есть наша забота.

Она развязала горловину мешка.

Струйка белого песка побежала на землю, но быстро прекратилась.

– Садись, – Зейнаб подвинулась на скамеечке. – Зачерпывай понемногу, води ладонью. Правая сторона – твоя.

Тейша села.

Песок оказался жирным, мягким, лип к коже. Искоса поглядывая на Зейнаб, девочка принялась повторять ее движения.

Рука ныряла в солнце и шла по кругу – маленькому и большому, и снова маленькому. Песок просыпался вниз, покалывая пальцы и у запястья.

Чистили молча.

За работой ладоней не было слышно ни дыхания, ни звуков вокруг.

Скоро плечо у Тейши налилось тяжестью, а поднимать руку от мешка стало больно. Но она лишь закусила губу.

Затем солнце и пятнышки пустились в хоровод, но это тоже было не страшно. Солнце зашло, и один из багатуров принес факел.

– А кто в него смотрится? – спросила Тейша, решившись. – Халиф? Или любимая наложница?

Зейнаб расхохоталась.

– Дурочка! В него не смотрятся, в него смотрят.

– А кто, аба?

– Люди. У тебя будет время узнать.

Случай представился через день.

Обоз миновал сонный караван-сарай и двинулся берегом высохшей реки к оазису Иль-Сатх. На полпути к нему конный дозор доложил о людях, перекрывших дорогу.

После второй чистки Тейша едва могла пошевелить рукой, и Зейнаб, покопавшись в узлах, наложила на плечо ей повязку с пахучей травяной мазью.

– Молодец, что не ноешь, – сказала она. – Только в следующий раз говори, если больно.

Тейша пообещала.

А затем появился халиф Муннар, мрачный, скрежещущий зубами, с соком, текущим по подбородку – его оторвали от обеда.

– Доставайте зеркало, – распорядился он, сверкнув глазками. – Говорить буду.

Повинуясь щелчку его пальцев, багатуры извлекли серебряный овал из ковров и осторожно понесли в начало обоза.

– Пошли, – взяла Тейшу за руку Зейнаб.

– Куда?

– Ты же хотела узнать, для чего мы чистим?

Мимо повозок и волов, мимо лошадей, мимо нукеров, собирающихся в боевой порядок, мимо большого, поставленного на четыре колеса шатра наложниц, мимо лучников, мимо воняющих чесноком и потом низовых воинов-каба, они двинулись следом за багатурами.

Им уступали дорогу, Зейнаб кланялись.

Тейша, оробев, пряталась за ее спину – слишком много глаз, слишком много внимания, слишком много улыбок.

Старуха выбрала место на пригорке.

Зеркало багатуры вынесли в первый ряд, к копейщикам. Оно стояло на треноге, повернутое ликом к пестрой толпе, заступившей дорогу.

Толпа шумела и потрясала оружием.

Сколько до нее было? Сто шагов? Сто пятьдесят? Ох, галдят!

– А где халиф? – спросила Тейша.

– Во-он, – показала пальцем Зейнаб.

Халиф Муннар, окруженный кольцом багатуров, с деревянной башенки, поставленной на повозку, сквозь занавесь озирал посмевших выступить против него.

О, горе им, горе!

Блестели перстни, покачивался тюрбан.

– Будет битва? – посмотрела на старуху Тейша. – Почему мы не прячемся?

– Зачем? – Зейнаб развернула тряпицу, которую взяла с собой, выковыряла из складок кусок халвы, коричневый, липкий, пачкающийся, сунула в рот. – Куда пряфаться? Ты смотри, смотри.

– Куда?

И тут грянуло.

Голос халифа поплыл из зеркала, звучный, уверенный, исполненный силы.

– Жители прекрасного края! Достославные и достопочтенные! Не с вами ли вместе я, халиф Муннар ибн-Хайяр абу-Терим, делил радости и несчастья? Не вам ли помогал зерном в неурожай и водой в засуху? Не с вами ли мой отец рука об руку бился с Сухим Али? И где ваша благодарность?

– Где? – шепнула завороженная Тейша, подавшись вперед.

Старуха фыркнула.

Толпа впереди притихла, кто-то бухнулся на колени.

– Возвращаюсь я из земель предков своих и что вижу? – продолжало между тем зеркало. – Люди забыли, что они люди. Забыли, что халифат их дом, а я, халиф Муннар ибн-Хайяр абу-Терим – их отец. Что ждет вас с такой памятью?

– Что? – отозвалась Тейша.

Зейнаб снова фыркнула.

– Смерть и забвение!

Горестный вопль прокатился по заступившим.

Теперь уже многие упали в пыль, а двое поползли к зеркалу на брюхе. Копейшики халифа опустили копья и слаженно шагнули вперед.

– Но спасение есть, – вознеслось над дорогой. – Я – ваше спасение. Придите ко мне и живите как раньше. И будете спасены от гнева моего!

Тейша внимала словам, словно дождю, они жили в ней, заставляя радоваться и ужасаться, отчаиваться и надеяться.

Халиф говорил: «Смерть» – и она умирала. Халиф говорил: «Спасение» – и она истово желала спастись. Халиф говорил о стаде верблюдов каждому, и Тейша верила, как не верила никому на свете за всю свою маленькую жизнь.

– Эй-эй, – за руку поймала ее, собравшуюся спуститься к зеркалу, Зейнаб, – больно уж ты, девочка, впечатлительная.

– Погоди, аба, – шептала Тейша, – дай дослушать.

– А чего слушать? – со вздохом поднялась старуха. – Они уже вон, все…

Из трех десятков разбойников отобрали пятерых покрепче в отряд да двух женщин на забаву. Остальных закололи.

Они валялись и плакали, потом умирали.

Зеркало принесли в повозку черное, будто в копоти.

Тейша шла как пьяная, ее мотало из стороны в сторону, и если бы не Зейнаб, лежать ей где-нибудь с воинами или среди коз.

Тейша улыбалась.

– А, правда, он замечательный?

– Кто? – спросила старуха, придерживая девочку.

– Наш господин халиф. Он вовсе не коротконогий. Его все любят.

– Зря я тебя повела…

– Нет-нет, он же все правильно говорил этим людям. Они забыли, кто он… А он им напомнил…

– Это зеркало, девочка.

– И что?

Зейнаб обхватила своими ладонями лицо Тейши.

– Очнись, девочка, – сказала она в зажмуренные глаза. – Зеркало говорит то, что нужно. Но думает ли так халиф?

Тейша захихикала.

– У тебя ласковые ладошки, аба.

– Глупенькая, – сдалась Зейнаб, – вот будешь чистить, узнаешь.

– Я готова чистить, аба.

Они дошли до повозки.

Покосился, коротко взмыкнув, вол. Не накрытое зеркало смотрело в небо черной дырой.

– Какое оно грязное, – сморщилась Тейша.

– Это помыслы нашего халифа.

– Аба!

– Ты услышишь их под ладонью.

До заката они въехали в Иль-Сатх.

Наместник был предупредителен – их встретили открытые ворота и уставленные едой дастарханы. Халиф Муннар был доволен. Долго и без зеркала говорил про гнусного Рахим-Оолдоза и возвращение порядка. Приказал пополнить припасы, реквизировал верблюдов и присмотрел местную красавицу.

Сверкали сабли, плавился щербет.

Из шатра наложниц доносился веселый смех, багатуры халифа, скалясь, прохаживались по узким улочкам, воины-каба в темноте охотились на