Три одиночества. Созидающий башню: книга II - Елена Райдос Страница 2

указывая прогуливающейся публике направление движения. В мерцающем лунном свете, который просачивался сквозь листву деревьев, дорожки создавали очень натуральную иллюзию серебряной паутины. Кира представила себя эдаким мохнатым пауком, ползущим по паутинной нити к своей добыче, и грустно улыбнулась. Увы, в отличие от паука, она совершенно не представляла, что за добычу надеялась заполучить, отправляясь этой ночью в университетский парк, просто чувствовала, что должна наконец во всём разобраться.

Внезапно Кире пришло на ум, что она гораздо больше напоминает не кровожадного паука, а жалкую муху, угодившую в паутину и из последних сил рвущуюся на свободу. Увы, выбраться из прочных пут мухе не светило от слова совсем, потому что паутина оказалась слишком прочной, и обречённая букашка только всё больше запутывалась в её липких нитях. Обе аллегории выглядели совсем неаппетитно, а потому Кира постаралась выбросить их из головы. Вот только бабских фрустраций ей и не хватало, чтобы окончательно раскиснуть. Нет, она не для того отказалась от ночного отдыха, чтобы потратить драгоценное время на жалость в себе и причитания по поводу тяжкой доли обречённой мухи. Кире требовались ответы, а не сочувствие.

Дорожка вывела путешественницу на небольшую круглую полянку, в середине которой ожидаемо располагалась цветочная клумба. В темноте сложно было разглядеть, какие именно цветы украшали сей объект ландшафтного дизайна, можно было только утверждать, что они были преимущественно белые. А ещё эти коварные цветочки источали такой терпкий аромат, что хотелось если и не заткнуть нос, то, по крайней мере, дышать через раз. На открытой площадке деревья больше не закрывали ночное небо, но всё равно было темно, поскольку луна пряталась за плотным лиловым облаком. Не то чтобы Кире так уж требовалось дополнительное освещение, но негостеприимное поведение ночного светила почему-то вызвало у неё обиду. Как будто она явилась в гости по приглашению, а хозяева не открывают дверь.

— А ведь я уже давно торчу перед этой запертой дверью и тупо жду, когда же мне наконец откроют, — вдруг осенило искательницу ответов. — Отчего-то мне прям до зарезу нужно попасть внутрь. Помешательство какое-то.

Тут Кира несомненно лукавила, на самом деле она отлично знала, куда рвалось её сердце. Когда-то за этой запертой дверью был её дом, где у неё была совсем другая жизнь, такая уютная, понятная до мельчайших деталей, полная тепла и заботы, маленьких радостей и большой любви. Кира вдруг с кристальной ясность осознала, что родилась на свет именно для такой жизни. Увы, пока она была хозяйкой заветного дома, ей даже в голову не приходило, что может быть иначе. Она буквально купалась в том волшебном источнике покоя и благополучия, но не осознавала своего счастья, потому что это самое счастье так умело прикидывалось рутиной, что Кира совсем перестала его замечать.

— Так зачем же я покинула свой маленький рай? — воспоминание о прежней жизни привычно отозвалось в её душе горечью и болью. — Захотелось свободы и приключений? Что ж, вот теперь ешь свои приключения большой ложкой.

Справедливости ради стоит отметить, что приступ самобичевания был тут явно не к месту, ведь Кира не сама приняла решение покинуть свой уютный мирок. Она вовсе не просила, чтобы в ней проснулись эти коварные способности к трансгрессии, однако, когда это случилось, отказаться от столь соблазнительной приманки у неё не нашлось сил. И ведь здравомыслящая хозяйка счастливого домика отлично понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, но всё равно легкомысленно цапнула приманку. А в итоге, её выставили вон и захлопнули дверь за её спиной, словно Кира сделалась изгоем, недостойным жить в раю.

— Поделом тебе за жадность и глупость, — пробурчала она сквозь зубы, — теперь не жалуйся, что тебя выгнали взашей из твоего уютного мирка. А здесь, на свободе, которой ты так жаждала, никакой защиты не предусмотрено.

Трудно было бы отрицать, что новая жизнь Киры совсем не походила на райское блаженство. В мире за пределами уютного домика частенько бывало очень холодно от равнодушия озлобившихся людей, временами там лил свинцовый дождь, а ветер разочарований буквально сбивал с ног. Впрочем, не стоило так уж утрировать, на самом деле выход из заветного домика вовсе не вел в адское пекло. Здесь тоже была жизнь, полная радостей и надежд, со своими взлётами и падениями. В этой жизни было много чего такого, что оставалось неведомым и недоступным для домоседов. Возможно, впервые Кире выпала возможность узнать себя, понять, на что она способна, и обрести цель, ради которой не жалко было умереть.

Но, бог ты мой, как же ей хотелось вернуться назад в свой уютный дом за запертой дверью. Вот только отпереть замок было уже некому, потому что хозяин дома умер. Этот хозяин вовсе не был ангелом, чего уж там, он причинил Кире столько боли, сколько не смог бы причинить никто другой. Какое-то время она вполне искренне считала, что никогда не сможет его простить, и даже убедила себя, что Семён заслужил свою участь. Но то время прошло, обиды растаяли и покрылись пеплом забвения, смерть Семёна как бы нивелировала все его прежние грехи. И только одну вещь Кира, как ни старалась, не могла ему простить — то, что его больше нет и никогда не будет в её жизни.

Осознание невосполнимой потери пришло к Кире не сразу, поначалу она даже чувствовала облегчение от того, что благополучно избавилась от смертельной опасности, которую представлял собой бессмертный. Как только Семён ушёл из её жизни, водоворот приключений очень быстро затянул блудную дочь в свою утробу и заставил позабыть об утрате. Новые жизненные ценности и бурный роман с сильным и любящим мужчиной вселили в Киру уверенность, что она с лёгкостью справится с потерей любимого человека и сумеет обрести счастье с Рисом. Увы, не прошло и трёх лет, как прошлое догнало наивную любительницу свободы. И чем дальше, тем сильнее становилась тоска, а уверенность в завтрашнем дне таяла словно свечка.

Лиловое облако, которое до сей поры загораживало луну, отползло в сторону, и ночное светило тут же превратило непроглядный мрак в молочный кисель. Кира задрала голову вверх, и ей показалось, что лунный лик выглядит как-то странно. Луна смотрела со своего небесного насеста на ночную путешественницу с сожалением и даже, пожалуй, с осуждением.

— А ведь у этой стервы есть повод меня осуждать, — внезапно пришло на ум Кире. — До того рокового дня, когда Семён едва меня ни пристрелил, я была уверена, что не оставлю его ни при каких обстоятельствах, что даже угроза жизни не заставит меня от