Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин Страница 2

шарик и утыкан иголками для крепления на мольберт рисовальной бумаги. Глашка-головастая прикололась… Суслика?.. Слеплен. Мышь?.. Тоже. Скунса. В пролёте: два штуки — на станках близнецов Керима и Мазепы Карамазовых. Всю мелкоту разобрали. Остаётся медведя… И этот есть! Два… нет — три даже! Вчера, в утренних новостях передавали, на хутор у Быково пробрался и оленя зарезал. Так что, по косолапому вызовут, к бабке не ходи, и по закону подлости — меня. Может быть… носорога? Или бегемота?

Взвесив все за и против, выбрал бегемота: у носорога на деталь больше — рог. А рассказывать, если вызовут, что про зайца, что про носорога, что про бегемота — всё одно нечего: зоологию я не учил; о птицах проходили — прочёл.

У бегемота, рассуждал я, есть туловище, четыре ноги, голова… Что ещё? Хвост… У всех есть, вот какой он у бегемота, вопрос. Голова — с глазами, ушами, клыками. На ногах — когти… Или копыта?.. Деталей лепить немало. А что, если показать бегемота в воде, по шею под водой, одна голова видна? Раскатать по дощечке пластилин блинчиком — изобразить так водоём; из воды голова торчит, с глазами, ушами и клыками. И не надо тебе ни туловища, ни ног, ни хвоста.

Хороша задумка, но не про нас, поостыл я. Пацаны согласятся с тем, что блинчик этот — водоём, в нём бегемот бултыхается. Куда им деваться, мне кулак только под станком показать — закивают. Девчонки — эти потребуют доказать, что глаза и уши над водой — бегемота под водой. Докажу, если только снизу дощечки — под водой — вылеплю всего бегемота: туловище, ноги, хвост… А, если пьёт по брюхо в воде, осенило меня. Пожалуй, выход. Целых четыре детали лепить не надо — ноги. Ни черта не помню, с пальцами эти ноги или с копытами. А может быть, и вовсе с лапами перепончатыми — бегемот в воде же водится.

Довольный идеей, я принялся за работу.

Итак, к водоёму добавляется бегемот по брюхо в воде. Пластилин на дощечке в блинчик раскатать, — проще простого. Туловище без ног слепить — гениальная идея! Минус четыре ноги — неведомо, с пальцами, с копытами, с перепонками. Запросто. Носорогов рог сваять в рукавицах стрелка из «мосинки» — в двухпалках — оно потрудней станется.

Размятый брусок скатал в цилиндр, скульптурным стеком срезал кусок и размазал по дощечке — вода есть. Голова у бегемота… крупная. Прикинул, эдак одна четверть туловища. Не помнил, какая шея — заметная, нет. Решил, если не помню, — маловыраженная, практически без шеи. Отрезал от цилиндра было пятую часть, но, поприкинув, отрезал шестую часть: голова даже в пятую показалась всё же крупноватой. Шею не лепил: ну, не помню у бегемота шею — за ушами сразу загривок, под пастью грудь. Хвост и уши никак не получались, пришлось-таки снять рукавицы — эх, не ленись-заводись бородавки.

Составить всё в единое целое, и есть — любимое млекопитающее: бегемот.

Туловище положил посреди воды, с одной стороны приладил голову, с другой хвост. Оценил творение и остался недовольным: на ёлочку пресловутую чем-то похоже, только срубленную, на боку лежащую в снегу. Хвост — обрубок ствола. Обмял, тоньше сделал, укоротил и свернул колечком — подсмотрел, как у свиньи на соседнем станке. Воодушевлённый, пошёл дальше: наметил стеком пасть — закрытую: пьёт сквозь зубы. Клыки не лепил: помнил, что они необычные, тупые, будто спиленные. Но сколько их там в пасти? Да и вылепить их, потруднее будет рога носорога, даже без «армеек», всеми пальцами. Морда в целом смутила: казалось бегемот мой — с плотно закрытой, очерченной стеком пастью — улыбался до ушей. Но не исправлял, вокруг только нижней челюсти наделал концентрических выборок: круги по воде расходятся.

Осталось только уши приделать, как прозвенел звонок с урока.

— Продолжай, продолжай, Франц, — включила мегафон Маргарита Астафьевна.

Я поспешил спрятать рукавицы под столешницу станка, но зоологичка из кафедры не показалась. То, что я один остался в мастерской, видела в мониторе, да и дежурная по классу от девчонок Марго, покидая мастерскую последней, доложила: «Маргарита Астафьевна! Закончили лепить. Франц Курт один остаётся. Он, похоже, никак не вспомнит своё любимое млекопитающее. Свою поделку поставлю на стеллаж, а остальные пусть мальчишки соберут — китов-слонов таскать мне, женщине, не под силу».

Марго у нас в классе за юродивую, но назвать её так никто не решался. Была замкнутой, дружбы ни с кем не водила, девчонки, даже мальчишки, её сторонились и побаивались. Круглая отличница, списывать ни кому не давала. В мастерской сидела за последним станком сзади меня, я не оборачивался посмотреть кого лепила, а проходила мимо по проходу неслышно — я не успел спрятать бегемота. Свою поделку, укрытую на дощечке тряпицей, она поставила на верхнюю полку стеллажа и ушла, по пути располосовав ногтем одного из скунсов.

Приладил уши. Поправил, чуть приплюснув, два шарика перед ушами — глаза. Вот теперь бегемот, заключил я, дивясь тому, что вроде как получилось. Во всяком случае, ничего общего с ёлкой. На медведя в речке — это да — смахивает. Эх, надо было носорога лепить: у него рог.

Встал и направился к выходу, но меня остановили.

— Кончил, Франц? — высунулась из кафедры учительница. — Позови, пожалуйста, дежурных. Передай им мою просьбу собрать поделки с мест и составить на полках стеллажа.

— Хорошо, Маргарита Астафьевна, — пообещал я кафедре.

И тут меня осенило накрыть, по примеру Марго, своё творение тряпицей и самому отнести к стеллажу, где оставить на верхней полке. Займу место повыше, глядишь, и пронесёт — очередь рассказать про любимое млекопитающее к звонку с урока до меня не дойдёт.

Неплох был расчёт, но не удался: зоологичка, в кафедре по лесенке взбежавшая и выглянувшая из-за графина, остановила меня у стеллажа вопросом:

— Что за животное у тебя, Франц?

Учительница спрашивала, мельком бросив на меня взгляд поверх очков. Тут же опустила голову и сникла в утробе кафедры — видимо, что-то интересное показывали в телепрограмме. Снова высунулась, подняла вязание ближе к глазам и колдовала крючком с мохеровой ниткой, в уголке губ в усердии кончик языка высунув. Ждала мой ответ.

Челюсть вислая, нос с горбинкой, глаза слишком широко посажены — чуть ли не на висках. Фигура — да, но лицом не Мэрилин. И ноги, наверное, «без коленок», ляжки грузноватые — поэтому-то юбки короткие не носит. Вообще полноватая. Нет, не Монро, заключил я, и ответил:

— Бегемот.

— Бегемот? — оторвалась от вязания, очки подняла на лоб Маргарита Астафьевна, — Сними