Темноводье - Василий Кленин Страница 20

— Железо не делают, его выменивают на шкурку соболя или лису у богатых южан, — с улыбкой объяснит истину любой из хэдзэни глупому найденышу.

Века, а может быть, и тысячи лет они оттачивали свой образ жизни. И он идеально вписывается в существующие реалии. Люди реки довольны. Им хорошо. И только глупый чужак понимал, что условия меняются. Иногда внезапно, иногда почти незаметно. Могут случиться наводнение или особо стылая зима. Может тигр или шатун подрать зимой сразу несколько охотников. Или богатые южане перестанут покупать ценные шкурки, а захотят их просто отбирать. Или новое поветрие придет в спокойные земли. И во всех этих случаях маленькая полукочевая община (или многие общины сразу) попросту исчезнут.

Потому что не смогут, не захотят изменить свой «идеальный» образ жизни.

Косность.

Все эти мысли закружили Саньку долгой зимой. Когда ночи черны и бесконечны. Когда ничего нельзя не только делать, но и видеть. Вот и думаешь, время от времени подкладывая дрова в очаг. Дни же наоборот страшно коротки, и надо быстро всё успеть… И постоянно холодно. Сколько ни надевай на себя шкур, сколько ни заваливай очаги дровами. Хэдзэни зимой живут тесно, грея друг друга, приглядывая друг за другом. Удинкан даже выделили найденышу девку, чтобы лучше грелся. Ветка Черемухи была слишком маленькой, слишком костлявой, но доброй и смешливой, так что Санька грелся активно и с удовольствием.

Только и после этого зимняя ночь еще даже не думала заканчиваться. И приходили мысли. Самой страшной была мысль о том, что такая жизнь у него теперь навсегда. Каждый год одно и то же. Меняться будет только сам найденыш, незаметно превращаясь из юноши в старика. Хотя, до старости здесь дожить — это чудо.

— Зима — страшное время, — сделал вывод Санька и понял, почему хэдзэни так сильно ждут весну.

Не потому, что мало еды и холодно. А из-за долгих черных ночей и таких же черных мыслей, которые неуклонно находят дорогу в твою голову. Как от них не отмахивайся.

Весну ждали со всей страстью, что имелась у людей низин. По сути, именно Весна была их главным и самым почитаемым духом. Остальные так — для отвода глаз. Каждый признак скорой гибели зимы местные высматривали пристально и обсуждали долго. А когда лед на реках, наконец, пошел — это был настоящий праздник! Скоро освободится земля, вспухнет щеточкой сочной травы, а по рекам пойдёт обезумевшая красная рыба — самое сытное время жизни!

Санька начал плавать с соседями на большую реку на равных. У него уже было пять своих шкурок — два соболя и три лисы (правда, только рыжих). Остальная мелочь не считалась. Но этого должно хватить и на нож и на топор. Ветка отлично их выделала, так что надо бы и ей что-нибудь выменять. Удинкан плавали по огромным просторам Манбо-реки и вверх, и вниз, искали торговцев, но тех всё не было. Санька же жадно пожирал глазами новые места. Каждый раз, встречая на правом берегу одинокий каменный утес, он хватался за сердце и гадал: тот ли самый? На нем ли стоял… встанет задумчивый бронзовый Муравьев-Амурский? Но никаких городов здесь не было. Ни по правому берегу, ни по левому…

— Лодки! — грозно выкрикнул Вепрь и воинственно взялся за свою крутую железяку.

Лодочки вынырнули из очередного рукава-протоки (здесь не река была, а настоящий лабиринт — почти, как и в реальности Саньки). Штук шесть, и все крупнее и крепче, их берестяных плоскодонок. Людей там тоже заметно поболее; гребут так, что вёсла трещали.

— Это на нас, что ли? — удивленно вздел брови найденыш, отвыкший за год от концепции насилия, и потянулся за острогой.

Лодки вышли на стремнину и неслись стрелами, пущенными из тугого лука.

— Бегите! Бегите! — начал кто-то оттуда кричать и размахивать руками.

Пауза. И…

— Речные демоны идут! Прямо за нами! Бегите!

Глава 17

Санька хотел было улыбнуться очередному аборигенскому суеверию, да только белая маска ужаса на лице Вепря заморозила его лицо.

— Схорони нас Подзиа! — проблеял охотник, который раньше любил хвастать, как сам сражался с духами. — Быстрее-быстрее поворачивайте!

Замелькали вёсла, низовые люди суетливо развернули лодочки и припустили вслед соплеменникам, которые уже неслись дальше вниз по Манбо.

— К берегу, к берегу! — причитал Вепрь. — От речных духов по воде не уйти, затаиться надо!

Санька греб наравне со всем, общий неподдельный страх и на него перекинулся. Когда почти год живешь в мире, где чудеса и потусторонние силы — общепризнанная реальность, то и сам начинаешь мыслить также. А как легко поверить в духов зимней ночью, в жалкой хижине, под стеной которой завывает пурга!

Топкий левый берег был ближе. Кажется, какой-то заливной остров, худо-бедно поросший гнилым низеньким лесочком.

— Протока! — ткнул веслом один из хэдзэни.

Берег разрезала узкая полоска зацветшей воды, уходившая куда-то под «занавеску» из ивовых ветвей.

— Отлично! — обрадовался Вепрь. — В такое мелкое место речные духи не пойдут. Гребите!

Лодочки осторожно, чтобы не нагонять волну, забились в самые заросшие глубины маленькой протоки, хэдзэни тут же начали валиться на дно лодок. Кудылча потянул за шею вниз Саньку.

— Да нас не видно! — уперся было тот.

— А ну-ка, ложись! — непривычно по-командирски рыкнул охотник.

В мире не бывает настоящей тишины. Всегда что-то шумит, шевелится, булькает. Просто ты так привыкаешь к постоянным лесным и речным звукам, что не замечаешь их. Вот и сейчас над рекой воцарилась подобная тишина. Спокойная, если бы чуткие уши гребцов не ждали…

Дождались! Тишина осталась, только неприметные звуки, ее наполнявшие, изменились. Что-то шуршало, перекатывалось неспешно по речной волне, скрипело. Большие, слишком большие тела «брели» по бескрайней глади Манбо. Вода плескала очень странно и непривычно, а иногда возникали совсем странные звуки: что-то мокро хлопало (пасть чудовища?), гудело пчелиным роем (пчелы на реке?). Удивленный Санька, загнутый в неудобную позу, повернул голову, чтобы посмотреть сквозь заросли, но тут же получил удар по голове костлявым кулаком.

— За что? — прошипел он. — Я ж лежу!

— Не смотри, — одними губами приказал Кудылча. — Демоны взгляд враз учуют, глаза захватят, душу выедят…

Тихие странные чудовища постепенно уходили на низ реки. Непривычные звуки утихали, хэдзэни уже потихоньку выбирались со дна своих лодочек. И тут, уже на грани слышимости, до Саньки донеслось:

— …х, тоска! — простонал вполне приятный голос. — Логинко, спевал бы ужо…

На пару