Проклятые Благословением. Часть 1 (СИ) - Дичковский Андрей Страница 21

— Я… Подожду здесь, в холле, ладно?

Иолая звонко расхохоталась.

— Книгочей, ты такой забавный, когда смущаешься. Брось, пойдем, я тебя не съем. Не сегодня, уж точно.

Немного помедлив, Альдан последовал за подругой Герцога.

Миновав холл и коридор, она привела его в средних размеров комнату. Судя по обстановке, комната представляла собой нечто вроде дополнительной гостиной: по центру стоял стол с напитками, чашами и вазой с фруктами, вокруг него четыре кожаных кресла; у одной стены потрескивал поленьями камин, у второй возвышался резной буфет из черного дерева, вдоль третьей были развешаны картины. Застекленное окно выходило на север — за ним виднелись не менее роскошные, чем этот, особняки исхиронской знати.

— Хочешь вина? — тем временем спросила Иолая, приподнимая со стола кувшин.

— Э. Нет. Спасибо.

— Брам? Бренди?

Альдан покачал головой.

— Я… не пью до заката.

— Ты такой правильный. Похвально, похвально. — Иолая с притворным вздохом вернула кувшин на место. — Если передумаешь, все в твоем распоряжении. Ладно. Чувствуй себя как дома, котеночек.

Иолая удалилась, прикрыв дверь, и Альдан облегченно выдохнул. Почему он так неловко себя чувствует наедине с этой девушкой? Вот уж Рибан бы посмеялся с него, не забыв отпустить пару колкостей относительно его умений общаться с противоположным полом.

Пытаясь разукрасить ожидание, Альдан подошел к камину. Сам камин, пусть и был облицован белым мрамором, не особо привлек его внимание, в отличие от миниатюрных оловянных статуэток, что стояли на полке над ним. Альдан насчитал двенадцать штук — один на лошади и одиннадцать пеших. Что бы это могло значить? Приглядевшись, Альдан сообразил. Вне всяких сомнений, это фигурки персонажей аркан, от нищего и до архонта. Работа проделана на славу — присмотревшись, у лошади всадника он даже разглядел ноздри.

Оставив камин и статуэтки, Альдан подошел к увешанной картинами стене. Судя по позолоченным рамам, каждая из них стоила целое состояние. Как, видимо, и любое произведение искусства в этом доме — еще в прошлое посещение Альдан заметил, что Герцог не держал у себя дешевок. Подойдя ближе, Альдан принялся разглядывать эти шедевры живописи.

Первая картина, как он довольно быстро сообразил, изображала карту Триамны (и прилегающих к ней территорий Гальтии, Кирикийских княжеств и Верхнего Даньяза) в виде летящей в сторону моря хищной птицы: здесь были и два крыла, и голова — Священный Полуостров. Альдан за свою жизнь неоднократно лицезрел карты Триамны, но ему и в голову бы не пришло, что она похожа на хищную птицу. Прав Синт, неоднократно замечавший, что с фантазией у него туговато. Не то что у этого художника.

Альдан продолжил экскурсию по галерее. Следующее полотно изображало стаю взмывающих с ветки дерева в небо хохлатых жаворонков. Заложен ли в эту картину какой-то скрытый смысл, как это часто бывает? Поразмыслив, Альдан пришел к выводу, что нет. Просто художник, видимо, любил природу. Да и жаворонки, как живой символ страны, издревле пользовались у триамнийцев популярностью.

Третья картина и вовсе показалось ему донельзя странной — на ней на фоне очертаний городских улиц и домов в полный рост был изображен человек в развевающемся черном плаще и капюшоне, за которым не видно лица. Что хотел этим сказать автор? Может, это просто портрет? Так странно.

Альдан продолжил просмотр и на несколько мгновений неподвижно замер напротив четвертой картины. Она буквально заставляла кровь стынуть в жилах. Вся в темных тонах, картина изображала какой-то сумеречный ритуал. Альдан присмотрелся, и вскоре все стало на свои места. Трое ЛжеБогов Сумерек, чьи имена нельзя произносить вслух, вручали трем склонившимся перед ними людям нечто вроде клинков, поблескивающих лиловыми красками.

«Отнимающие и их Клинки Поглощения», — кивнул Альдан своей догадливости. После их недавнего разговора на крыше этого особняка картина выглядела еще более жутко и правдоподобно, чем если бы он увидел ее до этого. Альдан едва подавил желание оглянуться и проверить, не притаился ли за его спиной проклятый Отнимающий.

Пятая картина выглядела странно. Похоже, она рисовалась с натуры. На ней нынешний Верховный Иерофант (как поговаривают в Университете, находящийся едва ли не при смерти), еще в расцвете сил, стоит в богатом зале рядом с какой-то семьей… Альдан прищурился. Нет, не просто с семьей — вон у того, что в центре, на голове золотится корона. Верховный Иерофант бывал у короля Гальтии? Точно. Альдан слышал про такой эпизод где-то десятилетней давности. Рядом с королем и королевой стоят четверо детей, девочка и трое подростков. Судя по виду, все четверо были отнюдь не довольны тем, что их заставили позировать.

Следующее полотно заставило Альдана издать негромкий смешок. Как символично. Это ведь та самая Битва на Мертвых Равнинах, к которой он вплотную подобрался в седьмом томе «Военных Хроник Южных земель» Эльсевия Кирикийского. Легендарнейшее сражение минувших веков. Художник, определенно придерживающийся версии о решающей атаке триамнийской конницы, изобразил ее стремительный натиск. Не ожидавшие от противника такой безумной атаки гвардейцы султана в панике разбегаются, бросая на землю знамена, копья и ятаганы; Кабуддарим А'Шаддар стоит на возвышении с выпученными глазами и, понимая, что его минуты сочтены, в отчаянии и немой мольбе простирает руки к небу. Могло ли такое быть на самом деле? Альдан не считал себя крупным специалистом по истории (и тем более по военному делу), однако все же подозревал, что гвардейцев султана вряд ли можно было разогнать одним лишь конным натиском — особенно когда всем стало ясно, что у объединенного войска Юга шансов не осталось. Мимоходом Альдан также подумал о том, что если Герцог принесет-таки обещанный том «Архивов Благословений», чтение «Хроник» отложится на некоторое время. Увы.

Последней в ряду произведений искусств висела не картина, а средних размеров ковер ручной работы. Альдан слышал, что их называют гобеленами и по причине невероятно трудного исполнения продают за баснословные суммы. Хотя последнее его не удивляло — он ведь в доме Герцога, пора бы и привыкнуть. Приглядевшись, Альдан понял, что на гобелене запечатлено не что иное, как Ритуал Преображения: Фонтан, окруженный посвящаемыми, Верховный Иерофант в ярко-алом облачении, хоры и прислужники. И наверху, проглядывая как бы сквозь облака, за происходящим наблюдают Боги Рассвета. Не все, конечно — только десять из двадцати четырех, больше бы не уместились. Альдан ностальгически вздохнул — шесть лет назад и он был там, надеясь, что вскоре получит Благословение, что в корне изменит его жизнь. Скажи ему кто, что ничего, абсолютно ничего не изменится — он бы рассмеялся тому болтуну в лицо.

Альдан поднес было руку, чтобы пощупать ворс гобелена, но в этот момент в коридоре раздались шаги. Он отдернул ладонь ровно в тот момент, когда дверь отворилась, и на пороге, с немалых размеров книгой в руках, появился измученно улыбающийся Герцог.

— Привет, Книгочей. — Герцог бодро прошагал на середину комнаты и с грохотом водрузил книгу на стол. — Не скучал тут? О, вижу, ты нашел себе занятие. Ну, и как тебе моя галерея?

Альдан замялся, не будучи уверенным, что ответить. Наконец, сказал, как есть:

— Как-то все… сумбурно, что ли. Странная подборка. Некоторые и вовсе непонятные. Вот та, например.

— Какая? С птицами?

— Нет. С мужчиной, утонувшем в капюшоне.

— А-а. — Герцог усмехнулся, поравнявшись с ним. — Так она так и называется: «Безликий Герой Триамны». Что-то вроде нашей семейной реликвии из далекого прошлого, если верить отцу. Есть версии, почему он без лица?

— Э-э… Потому, что он Безликий Герой? — вопросительно приподнял бровь Альдан.

— Да. Но почему?

Альдан смутился. Ему казалось, что он вполне ответил на вопрос…

— Эх, Книгочей. Картины — это тебе не книги, их нужно уметь видеть. — Герцог выждал паузу и наставительным тоном продолжил: — Художник изобразил этого безымянного героя без лица для того, чтобы каждый, кто смотрит на эту картину, представлял себя на его месте. Чтобы каждый думал, что это он — Безликий Герой Триамны. Понимаешь?.. Это что-то вроде гениального замысла художника — ну, так мне в детстве объяснял отец.