Александр Ермаков - Сумерки Зверя Страница 22

Мнением полковника Сигмонд дорожил, по разным вопросам обращаться не гнушался, частенько беседовал. Консультировался – как сам говорил.

Но не только в том одном заслуга Виктора Петровича. Сам, своей волей, принялся полки формировать, рекрутов готовить. Так сказать – возглавил полевое обучение войск.

Очень это Сигмонду пришлось на руку, ведь и без того забот невпроворот. А дело важное, крайне нужное. Так все дела сейчас и важные и нужные, везде поспеть надобно. Ангел же Небесный в монастыре проявил организаторские способности и учителем оказался отменным. Вот и карты ему в руки.

Ведь проблем хватало.

Гильдгардцы, те в ратном искусстве преуспели основательно. Еще заложив город, крепко распорядился Сигмонд, обязал из недорослей и здоровых мужчин, без разницы в чине и доходах, образовать дружины. Спору нет. Из столяра и камнетеса пес войны получится аховый. Что наемники, что дружинники лордовские к войне с малолетства готовится. Как о них сказано: «под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены».С ними тягаться не трудно – самоубийственно.

Да есть одна закавыка. Воины отменные, только мало-мало у какого лорда бойцов в достатке, чтоб правильную фалангу построить. Да и то, у кого и есть, те по разным гарнизонам крепостей и замков разбросаны, у каждого ратника своя служба, кланщики друг друга могут во век не увидеть.

А копейный бой настоятельно требует чувство локтя. Сто людей, как один, должны шагать, разворачиваться, колоть. Да много чего надо уметь скопом делать.

Вот тут-то, каменщики и плотники, благо живут рядышком, благо бок о бок работают, старательны, добросовестны и ладони мозолить не гнушаются, очень даже способными пехотинцами оказываются.

Так, на гильдгардские дружины Сигмонд небезосновательно рассчитывал. Но много пришло народу, от роду оружия в руках не державшего.

Их то и принял под свою опеку полковник Приходько.

– Марсово поле. – С восхищенным удовлетворение проговорил Сигмонд, озирая ближние окрестности Гильдгарда.

Сенешалевна привычно пожала плечами, мол, уразуметь твоих речений нам, сирым, не дано.

Но картина впечатляла.

На стене от ворот по правую руку во всю старались плотники, монтировали катапульты, заканчивали работу. По левую руку команды камнеметчиков усердно занимались возле установленных уже машин. На самом же поле кипела боевая учеба. Стройными шеренгами двигались Ингельдотовские монахи-воители. Слаженно маневрировало каре Волчьего клана, разыгрывало баталию с Гильдгардскими дружинами. Тяжело галопировали кирасиры тяжелой коронной кавалерии. Пешие и конные кланщики фехтовали друг с другом, полировали свое умение. Поодаль, чтоб случаем кого не задеть, стрелки во всю лупили по мишеням. Еще дальше били в цель полевые камнеметы. Почти под самыми стенами муштровались команды рекрутов. Составляли их бежавшие со всех сторон королевства поселяне, замковые челядцы, холопы, торговцы, прочий люд, до сей тревожной поры к рати отношения не имевший. Собралось их много, обучить предстояло быстро, надежды на них возлагались основательные. Вот к неопытным новобранцам и направились властители Гильдгарда.

Перед ближайшей сотней, носившей второй номер, полковник Приходько краснел физиономией, что, впрочем, против него свидетельствовало не очень. Проводил полевые занятия по тактико-технической подготовке. Вид являл внушительно грозный

Зычным, командирским голосом поучал ополченцев. Вещал громогласно и непонятно, а оттого, весьма убедительно.

– Гвардеец в сортир идет как на парад, а тут вот, некоторые на строевом плацу стоят, словно обосрались. Раскорячились, будто между ног у них что-то большое и тяжелое. Гвардия, это вам не сиськи-масиськи! Гвардия это… это… – это гвардия! И пусть каждый себе прямо уяснит, на носу зарубит, енто дело узелком на память завяжет – лупить из лука за синий платочек, красную шапочку и шарф голубой, такого нам не надо. Нам это чуждо. Гвардеец теня тетиву должон думать о своей заднице, об отцах-командирах, об вере и отечестве. От того меткость стрельбы сугубо повышается.

Прошелся перед строем. Вои, еще попахивающие навозом и свежескошенным сеном, пожирали глазами начальство. Млели от удостоенной чести. Еще бы, мыслилось бы им в своих деревнях вот так, на расстоянии вытянутой руки, лицезреть самого Ангела Небесного, внимать его мудрым наставлениям.

– Что ты держишь? – Подошел Приходько к правофланговому.

Здоровенный детина с молочным румянцем на сдобных, едва опушенных щеках хлопал белесыми ресницами. Полковник облапил древко, дернул. Без труда овладел копьем.

– Ты, держишь боевое оружие, а не задницу соседки. Хранить его должон крепко. Это тебе не вилами дермо месить, это супротивника на рожон насаживать. И от того твоя жизнь и жизнь твоих товарищей зависеть будет. Выпускать оружие не имеешь права. Держать и не пущать, хоть вся нечистая сила на тебя пермя попрет, хоть силы небесные явятся, хоть ворона на башку нагадит. Уяснил? Да не «да», а «так точно». Бери и больше не бросай.

Угрюмый мужичина в килте псов войны, окромя меча и ложки ничего с роду в руках не державший, неотступно следовал за полковником. Носил неудобопроизносимое имя Смургремфранкенберг, по коей причине, равно и сути натуры, прозывался Смурным Псом. Нынешний командир сотни и по совместительству старший инструктор по рукопашному бою, показал проштрафившемуся костлявый, словно кастет, кулак. – В другой раз зубы повышибаю.

Новобранец, бельками лупал, башкой тряс. До белизны суставов сжимал древко копья. Зубы жалел. Ангела Небесного боготворил, Смурного Пса боялся до желудочных колик.

По обоюдному согласию Сигмонда с Приходько, из псов войны не создавалась особая дружина. Наоборот, опытные вояки назначались десяцкими и сотенными командирами в формируемые полки ополченцев. Довольные нежданным повышением, наемники не за страх, а на совесть гоняли новобранцев, аки сидоровых коз. Польза оказывалась несомненная. Согласно рапортам Приходько, полевая выучка войск повышалась день ото дня.

Наверное впервые за свое сладко-горькое житье, собрались псы войны под знамена не посулами щедро наливающего вербовщика, но понятиями чести. Впервые собрались на битву не ища казны, но ради святого дела. И впервые не считали их презренными изгоями, но первыми среди равных, уважаемыми за ратный опыт.

Так вместе и учились. Ополченцы ратному строю, наемники – командирствовать.

Гильда спервоначалу фыркала, затем не замечала служивых. После, нехотя, но с Сигмондом согласилась. И среди псов войны сыскивались люди достойные, надежные. В эту суровую годину зело ко двору пришедшиеся.