Всё началось с грифона - Кияш Монсеф Страница 23

Когда ее лапа коснулась пола, мантикора издала высокий, тихий и жалобный звук. Мышцы лапы дернулись. Сделав еще один шаг, она вновь тихо захныкала, но лицо существа не выражало никаких эмоций.

– Что это? – спросила я. – Что это за звук?

– Она издает такие звуки каждый раз, когда движется, – ответил доктор.

Еще один шаг. Очередной свистящий стон боли.

– Когда ходит, – поправила я.

– Я так и сказал, – заявил доктор.

– Нет, вы сказали: «Когда она движется». Эти звуки раздаются, когда мантикора ходит.

Еще один осторожный шаг. Еще один всхлип, раздавшийся как раз в тот момент, когда лапа наступила на пол. Головокружительный трепет триумфа почти заглушил ужас. Я знала, что именно случилось с мантикорой, и повернулась к доктору.

– Ей удалили когти, доктор Батист?

Он напрягся.

– Смею надеяться, вы не ставите под сомнение наши возможности. В нашем распоряжении лучший в своем роде объект, оснащенный самым современным хирургическим оборудованием; более опытного персонала не найти ни в одном частном учреждении мира.

– Вы удалили ей когти? – настаивала я.

– Мы провели стандартную минимально инвазивную процедуру.

Я могла бы закончить на этом, и, наверное, так было бы лучше для всех. Но у меня не получилось сдержаться.

– Вы провели тендонэктомию.

Горацио вопросительно посмотрел на меня, и я начала объяснять.

– Он рассек сухожилия, которые позволяли ей выпускать когти. Ведь так, доктор?

Присмотревшись повнимательнее к лапам мантикоры, я разглядела на каждом из пальцев крошечные треугольнички черного кератина.

– Когти заставляют принять такое положение, чтобы они были видны, но не могли причинять вред, а затем надрезают сухожилия. Так ведь?

Доктор молчал.

– Когти врастают ей в кожу, – сказала я.

Это было очевидно, я понимала все яснее ясного. За годы работы в нашей клинике вылечили по меньшей мере дюжину домашних кошек с такой же проблемой, и такие случаи всегда злили моего папу.

– Они могут врастать в мышцы или кости. Нужно это исправить, иначе она всю жизнь будет мучиться от боли.

Доктор перевел взгляд с меня на Горацио.

– Это же просто абсурд, – сказал он. – Девчонке сколько, двенадцать? Ее вообще здесь быть не должно.

– Мне пятнадцать, осел ты высокомерный, – процедила я. – И ты знаешь, что я права.

Горацио с минуту хранил молчание. Он посмотрел на мантикору, все еще наблюдавшую за нами со спокойной злобой, перевел взгляд на доктора и, наконец, на меня.

– Ты уверена?

– Можете сделать рентген и убедиться сами, – предложила я. – Но я могу поручиться за свои слова.

Горацио смотрел на меня задумчиво, доктор Батист – свирепо. Где-то в полумраке Эзра, вероятно, наслаждалась шоу.

– Интересно, – произнес наконец Горацио. – Мы вернемся к этому позже.

Он пожал плечами и повел нас дальше. Жуткое чувство еще долго не покидало меня, после того как черный вольер мантикоры скрылся из виду. Наконец мы остановились у стекла, за которым виднелся густой влажный лес. С ветвей толстых фиговых деревьев свисали лианы, побеги поменьше тянулись вверх, к навесу и искусственному солнечному свету за ним. Запотевшее стекло придавало всему зрелищу спокойный смазанный вид.

– Самка карбункула, – произнес Горацио. – Она обычно бывает в глубине вольера.

– Что мне нужно делать? – спросила я.

– Сделать так, чтобы она отдала тебе камень, – ответил он, – причем отдала его добровольно, иначе ничего не выйдет.

– С чего вы взяли, что карбункул на это согласится? – спросила я.

– С того, что у тебя честная душа, – улыбнулся Горацио.

– Вы, должно быть, не очень хорошо меня знаете, – пробормотала я.

– И конечно, ты обладаешь уникальными способностями.

Горацио собирался сказать что-то еще, но у него перехватило дыхание.

– А вот и она, – прошептал он.

Он указал на зашевелившиеся заросли папоротника. В одной из глубоких ниш вольера появилось существо размером с не очень большую собаку. Полоса света упала на что-то круглое и красное, и оно вспыхнуло ярким пламенем. Секунду спустя существо исчезло в кустах.

– Сможешь? – спросил Горацио.

– Попробую, наверное, – решила я.

Между двумя вольерами был вход в узкий коридор с дверями, ведущими в помещения с животными. Доктор Батист прошел по нему за мной и отпер дверь в вольер карбункула.

– Удачи, – бросил он, протянув мне пару хирургических перчаток.

Затем он открыл дверь, и я ступила в тропический лес.

Воздух был влажным и горячим, густым, словно сироп, и душистым. С широких листьев доисторических на вид растений капала вода. Из-за рядов сияющих огней над головой казалось, что здесь светит настоящее солнце; усыпанный листьями сетчатый навес отбрасывал на землю пятнистую тень. Мои кроссовки увязли во влажной земле.

В глубине вольера снова вспыхнул красный драгоценный камень. Карбункул юркнула за корни фиговых деревьев, метнулась через подлесок и наконец остановилась на небольшой полянке, присев на задние лапы и настороженно за мной наблюдая.

Внешним видом и повадками она напоминала большого зайца. У нее были темный мех, длинные уши и огромные круглые глаза, черные как смоль. Тело существа было длинным и гладким. Посреди головы, прямо под ушами, расположилась округлая красная шишка, напоминающая рану. Когда на нее упал свет, она отразила его яркой багряной вспышкой.

Больше всего, впрочем, мне нравилось то, что это была не мантикора.

– Привет, девочка, – поздоровалась я.

Существо принюхалось.

– Меня зовут Маржан, – сказала я. – Маржан Дастани, если вдруг тебе это важно.

Карбункул осталась равнодушна.

– Я на тебя не обижаюсь, – сообщила я. – Меня это тоже не слишком волнует. Во всяком случае не так, как их.

Я указала на стекло, и карбункул настороженно встала на задние лапы, готовая сорваться с места. Я замерла, и долгое время мы обе не двигались с места, напряженно наблюдая друг за другом.

– Я сейчас подойду, – предупредила я. – Но очень-очень медленно. Обещаю, больно не будет.

Я сделала шаг – в сторону, а не к карбункулу. Существо вздрогнуло, но осталось на месте. Я попыталась расслабиться, давая напряжению в мышцах сойти на нет. Сделать это оказалось не так уж трудно: в изнуряющей жаре тропического леса все казалось рыхлым и податливым.

Я еще раз шагнула, на этот раз сокращая расстояние между собой и карбункулом. Ее черные глаза-пуговки не отрывались от меня, камень во лбу снова вспыхнул красным.

– Понимаю, почему ты мне не доверяешь, – снова заговорила я. – Ты, наверное, привыкла к тому, что за тобой охотятся.

Карбункул по-прежнему стояла на месте, поэтому я сделала следующий шаг и оглянулась на стекло. Горацио выглядел как зритель на спортивном матче: руки в карманах, на лице пристальное внимание. Когда наши взгляды встретились, он ободряюще кивнул мне. Стоявший подле него доктор Батист скептически хмурился. Эзра тоже наблюдала за мной, но угадать ее эмоции было труднее.

Я шагнула снова. Карбункул склонила голову набок, пристально наблюдая за мной одним угольно-черным глазом. Еще шаг. Расстояние между нами сокращалось, я чувствовала, как учащается пульс. Я снова заговорила с карбункулом, стараясь успокоить ее по мере сил.

– Я не собираюсь тебе вредить, – уверила я. – Если станет больно, делать ничего больше не буду. Обещаю. Просто скажу им, что не получилось. Но если ты разрешишь мне забрать камень и у меня получится взять его, не причинив тебе вреда, мне бы хотелось попробовать, если можно.

Очередной шаг. Воздух в легких словно загустел. У меня на лбу собралась влага – пот или, быть может, конденсат, – и я вытерла ее тыльной стороной ладони.

Внезапно карбункул сорвалась с места. В три огромных прыжка она отбежала от меня футов на десять и исчезла в зарослях папоротника. Мгновение спустя она появилась снова, поднявшись на задние лапы. Грудь ее вздымалась, рубин во лбу сверкал.

Я оглянулась и успела увидеть, как доктор Батист что-то пробормотал Эзре через плечо. Потом он покачал головой и отошел от стекла, но Эзра не тронулась с места. Мне показалось, что она кивнула мне, поэтому я ответила тем же.

Карбункул навострила уши, до сих пор не доверяя. Все в ней говорило о том, что она готова убежать в любой момент. Я не двигалась и даже не пыталась поймать ее взгляд, надеясь не повторить ошибку, которая произошла мгновение назад, когда зверя что-то встревожило. Я прокрутила в уме последние несколько секунд. Все это время я не делала никаких резких движений, стараясь медленно приближаться к ней, и не кривила лицо. Да, я разговаривала с существом, но мой голос не менялся.

Я опустила взгляд на руки и увидела перчатки, а потом оглянулась через плечо на Горацио и доктора Батиста: он теперь снова наблюдал за мной, пусть и с явной неохотой. В тот момент я впервые увидела их с точки зрения