Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич Страница 24

— Что еще?

— Прибыли туркменские парламентеры… ну я вам докладывал!

— Вот оно что. Пусть подождут, не велики птицы, а вы, голубчик, тем временем кликните ко мне подполковника Щербину.

— Слушаюсь!

— Эх, не вовремя Михаил Дмитриевич уехал. Тут такое можно… — сокрушенно вздохнул Вержбицкий, после чего, как бы спохватившись, отпустил своих посетителей: — можете быть свободными, господа.

Выйдя из штабной кибитки, Полковников с Будищевым заметили целый караван. Несколько тяжелогружёных верблюдов, очевидно, навьюченных чем-то ценным, окруженные до зубов вооруженными всадниками. Особенно выделялся один из них, весьма живописно одетый, с горделивым выражением лица. Надменно взглянув на русских офицеров, он вскоре отвел глаза в сторону, ясно давая понять, что гяуры его не интересуют.

— Ты посмотри, какие клоуны, — подумал вслух Дмитрий, вызвав удивление у своего спутника.

— Кто, простите?

— Рот хоть завязочки пришей…, не обращайте внимания Петр Васильевич. Кстати, а вы случайно не знаете, где этот мой «спасенный» обитает?

— Случайно знаю. В госпитале, разумеется. Его врачует ваш приятель Студитский. Забавно, не правда ли?

— Что именно?

— Ну как же. И доктор, и пациент обязаны вам жизнью.

— Действительно.

— Вот что, кондуктор, — перешел на официальный тон капитан. — Если желаете посетить госпиталь, то у вас есть час. Затем жду вас в расположении.

— Слушаюсь!

Как это ни прискорбно, но организация медицинской службы никогда не была сильной стороной Русской Императорской армии. Причин тому было множество, но главное, пожалуй, в казенном отношении к делу военных властей. Заведовать медиками часто назначались генералы или чиновники, положение которых лучше всего объясняла пословица про «чемодан без ручки». Иными словами, выгнать их было не за что, но и доверить серьезного дела тоже нельзя. Закаспийский отряд до недавнего времени не был исключением, отчего потери от болезней и дурного ухода за больными и ранеными в несколько раз превысили таковые полученные от неприятеля. Достаточно сказать, что во время печально знаменитой экспедиции генерала Ломакина в обозе имелось место только для сорока лежачих, при том, что реальное число больных и раненых превысило две с половиной сотни.

Однако с назначением генерала Скобелева ситуация медленно но верно начала улучшаться. Во-первых, во всех постах на Атрекской линии были организованы фельдшерские околотки. Во-вторых, резко увеличено количество врачебного персонала, от врачей до санитаров. В-третьих, в Дуз-Олуме и Бами открыты самые настоящие госпитали. Исправляющим должность начальника последнего был назначен доктор Студитский, имевший помимо всего прочего чин коллежского асессора.

Ранение в ухо в ходе знаменитого дела у Бендессен несколько умерило его пыл, так что теперь он не мотался по передовым отрядам в поисках приключений, а занимался своими прямыми обязанностями, то есть, врачевал больных и раненых, благо недостатка ни в тех, ни в других не было.

— Рад вас видеть, любезный Дмитрий Николаевич, — поприветствовал он моряка. — Какими судьбами, неужто решили справиться о здоровье спасенного вами мальчика?

— Угадали, Владимир Андреевич. Как он?

— Как вам сказать, друг мой. Нельзя сказать, чтобы совсем уж плохо, однако и обнадежить мне вас нечем. Впрочем, организм молодой и здоровый, даст бог, поправится.

— Ну да, если пациент хочет жить — медицина бессильна! — схохмил по привычке Будищев.

— Но-но-но! — шутливо погрозил ему пальцем врач. — Попадете ко мне, я вам эти слова припомню!

— Все, сдаюсь! — поднял обе руки вверх кондуктор.

Как оказалось, юный текинец расположился в госпитале с определенным комфортом. Народу в просторной кибитке, приспособленной под палату, было совсем немного, жесткая солдатская постель его застелена мягким матрасом, пожертвованным самим доктором Студитским, а уж белые простыни и чистая рубаха с кальсонами и вовсе могли считаться по нынешним временам невообразимой роскошью.

Завидев Будищева, мальчик вздрогнул и попытался принять независимый и гордый вид, но у него плохо получилось. Похоже, что он не знал, что обязан своему спасению этому человеку и потому не чувствовал в себе ни признательности, ни благодарности. Впрочем, Дмитрий тоже не испытывал к пленнику каких-либо добрых чувств и если бы кто из знакомых вздумал было поинтересоваться, для чего тот спас мальчишку, он вряд ли нашел вразумительный ответ.

— Вот что, любезный, — обратился к служителю из старослужащих солдат доктор. — Нельзя ли перевести мальчику, что его спас от смерти этот господин?

Худощавый санитар неопределенного возраста, прослуживший много лет в Азии и научившийся кое-как говорить на местных наречиях, охотно выполнил приказ и на жуткой смеси туземных и русских слов сказал пациенту что-то в стиле «твоя моя понимай, этот сердар, тебя, сукина сына, спас, а ты падлюка лежишь и не поклонишься». Во всяком случае, Будищеву послышалось именно так.

Как ни странно, молодой человек, очевидно, понял что именно ему пытался донести служитель и, приложив руку к сердцу, пролопотал нечто вроде благодарности. Правда, взгляд его при этом оставался хмурым и нелюбезным, хотя возможно, дело было в болезни.

— Все еще дичится, — добродушно пояснил доктор, оказывавший покровительство пациенту. — Кстати, а вы знаете, что он не из Текинского оазиса, а из Мерва?

— И какая разница? — хмыкнул кондуктор.

— Собственно, никакой, — согласился врач.

— Может ему фруктов каких, или еще чего?

— Хуже от этого точно не будет.

— А я смотрю, персоналу у вас немного?

— Это точно. Только санитары, да немного фельдшеров. Впрочем, ожидается прибытие нескольких сестер милосердия из общин Красного креста. Тогда станет легче.

— Угу. И господам-офицерам повеселее, а то им бедолагам пока кроме охоты да пьянки и заняться больше нечем.

— А вот это вы напрасно. Правила там весьма строгие и соблюдаются неукоснительно. Я имел честь быть знакомыми со многими дамами, избравшими для себя подобную стезю, и могу засвидетельствовать, что у большинства из них — безукоризненная репутация.

— А я разве про дам? — ухмыльнулся Будищев, но не стал дальше спорить, а поспешил откланяться, подмигнув на прощание раненому мальчишке, отчего тот едва не спрятался под шинель, служащую ему вместо одеяла.

Однако не успел он сделать и пары шагов, как пред госпиталем появились новые действующие лица: полковник Вержбицкий в сопровождении своего начальника штаба капитана Мельницкого и подполковника Щербины, а также тот самый знатный туркмен с гордым выражением на лице, прибывший вместе с караваном. Обычно Дмитрий придерживался солдатской мудрости — «держаться подальше от начальства, поближе к кухне», но эта картина пробудила в нем любопытство, и он, устроившись в тени от чудом уцелевшего от участи быть вырубленным на дрова дерева, с интересом наблюдал за происходящим. Доктор Студитский, по всей видимости, немало удивленный подобным визитом, встретил нежданных гостей докладом, затем произошел оживленный разговор через подполковника с туркменом, после чего они дружно проследовали в кибитку, где лежал тот самый мальчик.

— Фига себе, — хмыкнул Будищев, прикидывая про себя, что это все может означать.

— Так точно, вашбродь, — поддакнул незаметно подошедший санитар, недавно игравший роль переводчика.

Надо сказать, лингвистические способности госпитального служителя нисколько не впечатлили кондуктора, но никакого другого толмача рядом не наблюдалось, и Дмитрий все же решил спросить:

— Ты хоть что-то понял?

— Так ить, понять-то немудрено, ваше благородие. Ентонт мальчонка, что вы в санитарный обоз приволочь изволили, сын мервского сердара Махмуда-кули-хана. Вот, значит, и прислали человека с дарами, чтобы из плена выкупить.

— Выкупить? — сразу же вычленил главное из развернутой речи санитара Будищев.

— Уж как водится. Только господин доктур толкуют, что мальца нельзя пока из госпиталя отпускать, а их высокоблагородие господин полковник и вовсе Скобелева подождали бы. Дескать, пусть он решает.