Владимир Лещенко - Тьма внешняя Страница 26

– Ну что ж, было бы глупо думать, что все будет идти гладко, – резюмировал, закончив расчеты, Зоргорн, переводя взгляд со своего ученика на нервно курившего Кхамдориса. – Не следует придавать этому такое уж большое значение. Через месяц или через год – особой разницы нет – в отличии от землян временем мы располагаем.

Весенний ветерок врывался в стрельчатые окна дворца, колыхал портьеры из тончайшего розового муслина и золотистого щелка.

Сегодня король Франции задавал пир по случаю победы.

В главном чертоге Лувра, отведенном для торжества, собрался весь цвет французской знати. В глазах рябило от ярких бархатных сюркотов, расшитых золотом, башмаков дорогого сафьяна с нелепо загнутыми вверх носами и плащей с длинными, отороченными бобром рукавами. На дамах были высокие рогатые шапки, платья из атласа и парчи, украшенные, несмотря на почти летнее тепло, куницами и драгоценными русскими соболями, на фоне черного меха которых особенно ярко белели обнаженные плечи. Низкие, туго стянутые корсажи не могли скрыть рвущиеся наружу груди. В воздухе разносился тихий мелодичный перезвон множества украшений, словно сотен маленьких серебряных колокольчиков. Убранство зала было под стать пирующим: полированные малахитовые колонны, чьи капители были увенчаны бронзовыми фризами, многоцветные мозаики, столы благородного ореха и кипариса.

На белоснежных скатертях дамасского щелка и тонкого фландрского полотна блестели чеканные столовые приборы, украшенные финифтью и инкрустациями, а под ноги собравшимся были брошены дорогие восточные ковры. Музыканты, сидящие на галереях за расписными ширмами, услаждали слух пирующих приятными мелодиями.

Во главе длинного стола, уставленного массивными золотыми и серебряными блюдами с разнообразными кушаньями и сосудами венецианского стекла, восседал сам монарх. По правую руку от него, там где должна была находиться королева (она не присутствовала из-за болезни), сидела баронесса де Монфор, в недавнем прошлом дочь хозяина постоялого двора из Бигора, приглянувшаяся старому развратнику – барону Леону де Монфору, что был старше ее в три раза. Своими буйными ласками она свела

барона в могилу менее чем за год, и злые языки пророчили ту же судьбу и Карлу.

На ней было полупрозрачное одеяние из тончайших кипрских шелков самых изысканных оттенков, сквозь которые можно было разглядеть ее почти обнаженное, за исключением узкой полоски ткани на пышных бедрах, тело. Голову ее украшал высокий тюрбан, на шее густо – красным огнем сияло бесценное ожерелье индийских карбункулов.

Де Граммон ел молча, время от времени бросая взгляд туда, где сидел Карл IV. Самый могущественный государь Европы, владыка, равных к которому по силе и богатству в христианском мире не было, да и за его пределами, пожалуй, трудно сыскать.

Давно умерли его братья и дядья, умерла от яда в лондонском Тауэре сестра Изабелла; умирали племянники и племянницы, бывшие моложе его дочерей. Умирали, один за другим, его давние враги – германский император, арагонский и неаполитанский государи, Эдуард Английский. Умерла половина тех, кто присутствовал на его коронации. А Карл словно бы даже и не старился; в свои больше чем пятьдесят он бы вполне мог сойти за старшего брата сидевшей рядом с ним двадцатилетней красавицы, чьи тонкие пальчики брали сейчас виноград с его блюда.

Даже на фоне роскошных одеяний гостей наряд короля выделялся своим богатством. Расшитое золотыми геральдическими лилиями одеяние синего бархата, подбитое горностаем, украшали два ряда янтарных пуговиц. На шее висела массивная золотая цепь, украшенная большим розовым рубином в обрамлении изумрудов чистой воды.

На пальцах Карла IV поблескивали самоцветы перстней, среди которых выделялся отбрасывающий ярко-голубые лучи сапфир-астерикс, величиной с голубиное яйцо.

Единственный из присутствующих, он явился на пир при оружии – на его широком поясе из тончайших золотых нитей, украшенном бледно – лиловыми аметистами и розовыми жемчужинами, висел короткий меч с усыпанной мелкими бриллиантами рукоятью. Даже сейчас обгладывающий ножку каплуна король казался погруженным в раздумья о государственных делах – настолько вошла в его плоть и кровь привычка придавать лицу глубокомысленное выражение. Пожалуй несколько портил впечатление высокий парчовый колпак, нелепо сидевший на его голове и придававший королю сходство с шутом.

Карл IV Французский. Карл Красивый. Карл Красавчик. Карл Простоватый. Карл Дурачок.

Последний прямой потомок Капетингов.

Неудачливый отец четырех дочерей, в надежде обзавестись наследником женившийся в третий раз на принцессе, годящейся ему не в дочери даже – во внучки.

Коронованный простофиля, которого в молодости родственники в глаза называли глупым гусенком; неспособный к государственным делам, вздорный упрямый и мстительный: бледная тень своего великого отца – Железного Короля.

Его сюзерен, с которым он связан нерушимой присягой и за которого отдаст жизнь, если придется.

Людовик, герцог Сентский граф де Мервье, пэр Франции, вице-канцлер королевства, а с недавних пор еще и маршал, изучал скопившиеся за месяц с небольшим доклады и донесения с мест. И то, что в них содержалось, не могло не навести на мрачные раздумья.

Когда, после того как почти тридцать тысяч шедших к Парижу мужиков, вооруженных косами и дубьем, потерпели жестокое поражение, а двигавшиеся следом основные силы Дьяволицы отползли обратно к северу, все, не исключая и его, вздохнули с облегчением. Коль скоро мятежники не решились идти на столицу, стало быть, уже чувствуют свою слабость и уже недалек тот час, когда пожар пойдет на убыль, как это бывало не раз.

Еще один бунт черни в бесконечной череде ему подобных, вспышка бессмысленной ярости скота, сбросившего на краткий миг ярмо, чтобы вновь покорно продеть в него шею. Не самый даже опасный из происходивших на его памяти. Теперь же все чаще герцогу казалось, что и в этом поражении и отступлении был какой-то непонятный и жуткий смысл и вот-вот неизбежно случится непоправимое.

Между тем время шло, а никаких признаков скорого конца смуты, или растерянности в рядах врага не было. По-прежнему бежали из северных и западных областей дворяне, прево со сборщиками податей и откупщики, ростовщики и прелаты. Светлая Дева, овладев большей частью севера королевства, вновь начала потихоньку прощупывать соседние провинции. Из Артуа, Пикардии, от границ Иль-де-Франса поступали сообщения о стычках с ее людьми. Зачастую сеньоры брали верх, но это почему-то не внушало герцогу особого оптимизма. В конных схватках мятежники стали все чаще использовать совсем новый прием: на всадника набрасывали аркан или сеть на длинном ремне и стаскивали его с седла. Ему уже приходилось слышать о таком, похожий способ использовали турки; но в христианских странах ничего подобного пока не бывало. Еще более тревожили достоверные сообщения, что мятежники при осаде нескольких крепостей применили пороховые мины. То ли им удалось захватить некоторое количество пороха, то ли они научились делать его сами. Правда, слава Богу, бомбард у них пока не было, но Людовик не сомневался, что при острой нужде найдутся умельцы, которые смогут их отлить. Но наихудшим во всем происходящем было не это

Сообщения с мест были полны непонятными и потому пугающими известиями, хотя, на первый взгляд, ничего особо страшного не происходило.

Вдруг почти одновременно по всему королевству прокатился слух о некоей чудовищной ереси, многочисленные тайные приверженцы которой заполонили буквально всю Францию, причем никак не связывая эту ересь с мятежниками. Никто не мог толком объяснить, что это за ересь. Упоминалось лишь, что на своих сборищах они едят мертвечину и творят непотребства, о которых невозможно говорить вслух. Не было поймано ни одного живого еретика, хотя несколько человек были растерзаны толпой по обвинению в принадлежности к их числу.

Слух этот угас так же быстро и внезапно как возник, но только для того, чтобы уступить место новым. На этот раз речь шла о великой войне, что должна вскоре разразиться, правда, никто с точностью не называл – с кем предстоит воевать.

На юге ожидали нашествия сарацин из-за моря. В других местах говорили о том, что далеко на востоке объявился неведомый доселе неисчислимый жестокий народ, истребляющий на своем пути все, подобно тучам саранчи, и что совсем скоро он обрушится на мир. Образованные люди вспоминали в связи с этим события вековой давности, когда нахлынувшие вдруг из бескрайних азиатских далей орды монголов сокрушили Русь, Польшу, Венгерское королевство. Ржание их диких коней уже слышали германские и хорватские города, и не так уж далеко оставалось им до французских границ, но к счастью вскоре они опять откатились обратно в свои пустыни.