Приключения Ариэля, рыцаря двух миров. Том I - Сергей Юрьевич Катканов Страница 26

грешным человеком – ведь он ранил моё тщеславие, его кривляние имело успех только потому, что он нашёл во мне нечто родственное себе. Будь я свободен от греха тщеславия, я был бы совершенно спокоен, и не потребовалось бы для этого презирать дракона. Ещё я понял тогда, что совершенно не готов к искушению злом. Выросший в мире, где никто никого никогда сознательно не пытался обидеть или оскорбить, я не знал, как этому противодействовать и оказался совершенно беззащитен даже перед таким мелким и ничтожным проявлением зла. Мне было привычно любить всё живое, а тут вдруг почувствовал, что боюсь обнаружить в своей душе даже намёк на любовь к дракону. То мелкое зло, носителем которого он был, совершенно закрыло от меня его личность, и я боялся, что доброжелательность к дракону обернётся для меня симпатией ко злу.

Час за часом, километр за километром я испытывал всё большую растерянность, тоску и бесприютность. Дракону было явно не занимать терпения, его пародия становилось всё более изощрённый и глумливый, а вот моё терпение было уже не исходе. Если он добивался того, чтобы я потерял самообладание, то он был очень близок к цели. Начало темнеть, и спасло меня только это. Я слез с коня и стал устраиваться на ночлег. Дракон, поняв моё намерение, лег на землю и сделал вид, что спит. Я уж было испугался того, что эта туша будет ночевать рядом со мной, но оказалось, что сцена сна была лишь точкой в его пародии, он вдруг поднялся в воздух и улетел.

И только тогда, когда он исчез, я почувствовал, как вяло и беспомощно молился в течение дня. Конечно, моя молитва оставалась непрерывной, но присутствие дракона словно лишило её души. А ведь это был самый мелкий бес, в чём мне вскорепредстояло убедиться.

Спал я очень тревожно, глумливый взгляд дракона занозой сидел в моей душе. Встав на рассвете и продолжив путь, я уже успел обрадоваться, что ни одного дракона рядом нет, но вскоре я увидел то, что чуть было не убило мою душу. По небу ко мне неслись три очень больших красавца дракона – красный, зелёный и чёрный. Их чешуя поблёскивала в рассветных лучах солнца. Не прекращая движения, я смотрел на них, не отрываясь, да и невозможно было оторвать от них взгляд. Эти особи явно принадлежали к одной из высших драконьих каст. Они выглядели так важно и основательно, что я сразу понял: они не будут меня атаковать, а до дешёвых издёвок надо мной тем более не опустятся, но в сердце сразу же закралась тревога, я почувствовал духовную угрозу.

Не долетев до границы, казалось, лишь несколько сантиметров, они резко взмыли ввысь, несколько мгновений я наблюдал их очень близко и во всей красе – их цветная чешуя на животах была светлее, чем на спинах, причём тёмный тон очень плавно переходил в светлый: рубиново-красный в нежно-розовый, изумрудно-зелёный в бледно-салатовый, антрацитово-чёрный в дымчато-серый. Их чешуя сверкала, а крылья были матовыми и не блестели. Под чешуёй не было видно игры мускулов, но они выглядели крепко сбитыми, мускулистыми, под их бронёй невозможно было предположить ни одного килограмма лишнего жира. Я невольно проводил их глазами ввысь и увидел, как они разлетелись в стороны по плавным траекториям. Начался прекрасный танец драконов, хотя точнее было сказать – прелестный. Более изысканной и тонкой лести злого духа и вообразить себе невозможно.

Я решил ни в коем случае не останавливаться, мой конь шагом шёл вперёд, но драконы оставались у меня перед глазами, причём, явно сознательно. Этот танец был для меня. Они то летели ноздря в ноздрю, как кони в упряжке, а потом вдруг совершенно синхронно делали немыслимую петлю, переворачиваясь через головы, то, разлетаясь в разные стороны, опять слетались по причудливым траекториям, то, вместе взмывая ввысь, так что их уже едва можно было видеть, начинали падать по спиралям, вплетёнными одна в другую, словно косичка. Ни одна фигура их пилотажа не повторяла предыдущую, их траектории создавали невероятный узор. Танец драконов не описать, скажу только, что он был наполнен завораживающей гипнотической красотой. Весь день до вечера я наблюдал этот небывалый танец, восхищаясь его красотой, поражаясь их неутомимостью, и, конечно, польщённый тем, что эти невероятные создания организовали такое грандиозное представление лично для меня.

Тогда моё сознание словно размягчилось и я, что называется, «поплыл». Я уже думал о том, что любая красота от Бога, а такая невероятная красота тем более угодна Богу и не может быть носителем зла. Очарованный и словно загипнотизированный, я уже дошёл до мысли, что быть гордым – это очень возвышенно. Драконы – гордые и свободные, они такие и должны быть, потому что такими их создал Бог. Почему гордость – грех, и с чего мы взяли, что драконы – носители зла? Они прекрасны, они, судя по этому танцу, хотят дружбы с нами. Может быть, в древности между людьми и драконами просто произошло недоразумение, и я теперь призван исправить трагические последствия этого недоразумения?

Эти вопросы становились в моей душе всё более похожими на утверждения, я стремительно шёл к тому, чтобы проиграть главную битву в своей жизни и погубить свою душу. Я уже не ехал вперёд, а, остановившись, не отрываясь, смотрел на драконов с блаженной улыбкой. Мне хотелось запомнить каждое движение, каждую линию этого танца, я в нём просто растворился. И вдруг я почувствовал, что с этим танцем что-то не так, что-то в нём как будто нехорошо и неправильно. Внимательно прослеживая линии танца, я вскоре понял, что меня насторожило. Эти линии были идеально геометрически правильны. Драконы двигались по безупречным параболам, гиперболам и прочим линиям, известным из курса геометрии. Человек, как впрочем и животное, не может так двигаться именно потому, что у него есть душа, которая трепещет и пульсирует по очень сложным законам, весьма далёким от математических. Человеческий танец неповторим. Даже если иной танцор в течение жизни тысячу раз исполнит один и тот же танец, это будет тысяча разных танцев, каждый раз в его движениях будет возникать что-то новое. Драконий танец математически выверен, он может быть тысячу раз воспроизведён с точностью до мельчайших деталей, потому что в нём нет души, есть лишь мёртвый рациональный расчёт. Я понял – это вообще не творчество. Для того, чтобы взять набор лекал и с их помощью нарисовать на бумаге узор, художник не нужен. Танец драконов был мёртвым. Они показали мне совершенство своего разума, но вместе с тем и своё полное