Воровка - Александра Лисина Страница 27

снова подобравшийся и явно готовящийся к прыжку. Просто глаз с нее не сводил, а замолчал совсем нехорошо. Не надо даже в морду заглядывать, чтобы сообразить: все именно так и было. Это его вещь. И он убил бы меня сейчас, если бы не моя неожиданная догадка. Убил без жалости и сожаления, потому что проклятая штуковина, похоже, для него гораздо важнее, чем чужая, ни в чем не повинная жизнь.

– Да пошел ты! – зло прошептала я, без замаха швырнув камень прямо в оскаленную морду. – И побрякушка твоя дурацкая тоже!

После чего со стоном поднялась, отыскала мешок, судорожно затолкала туда непросохшую одежду и, больше не обращая ни на что внимания, быстро ушла. Почти убежала, с трудом отходя от пережитого и стараясь не думать о том, что рукава новой рубахи не только безнадежно испорчены, но и отвратительно быстро пропитываются кровью.

Пошел он… действительно, пошел! Скотина неблагодарная.

Осторожно коснувшись плеч, я с отвращением убедилась, что раны от когтей глубокие и весьма болезненные. Обреченно выругалась, понимая, что скоро они совсем разболятся и будут аукаться еще не один день, но оборачиваться и просвещать по этому поводу лохматого гада не стала – много чести. Даже жаль, что на него пришлось потратить столько времени и сил. Вот уж правильно люди говорят: не делай добра – не получишь зла…

В кои-то веки мне вдруг захотелось забиться в какой-нибудь тихий уголок, под теплое одеяло. И, сжавшись в комок, как когда-то маленькой девочкой, неотрывно смотреть на пляшущий в сумерках огонь, слушая шепот звезд, тихий шелест ветра, постепенно усмиряя гнев и избавляясь от ненужных воспоминаний.

Всего лишь немного покоя. Капельку тепла. Крохотную толику тишины, и я приду в себя. Если, конечно, справлюсь с наступающим полнолунием.

Ночи в лесу всегда наступают неоправданно быстро. Небо над головой еще относительно светлое, а вокруг уже не видно ни зги. Даже солнце не до конца зашло за горизонт, но если тебе случилось опоздать с возращением домой, считай, пиши пропало: в сумерках начинается совсем другая жизнь. И то, что днем не показалось бы тебе достойным внимания, среди ночи вдруг приобретает другой, более зловещий оттенок. Будь то назойливый комариный писк или кваканье лягушек на ближайшем болоте.

Я плотнее завернулась в плащ и забилась под низко опущенную еловую лапу, которая почти полностью скрыла меня от довольно лыбящейся луны. Луна была, как назло, полная, сильная, невыносимо притягательная. Манящая настолько, что мне пришлось прикусить губу и до боли сжать кулаки, дабы не поддаться ее чарам и не выбраться наружу.

Костер разводить не стала, потому что совсем не была уверена, что сумею удержаться и не шагну огонь в приступе рассеянности. Поэтому просто лежала, сжавшись в комочек, потихоньку прихлебывала прихваченное в последнем ограбленном мною доме вино и старалась не обращать внимания на отчаянно ноющие плечи.

Проклятый оборотень…

Я устало прикрыла глаза, надеясь хотя бы ненадолго уснуть. Но в голову, как назло, постоянно лезли какие-то мысли, воспоминания, заботы. Нескончаемые догадки, предположения, сомнения… раз за разом они прокручивались внутри, словно бесконечная словесная карусель, но не давали ни ответов на вопросы, ни понимания того, как мне поступать дальше.

Ох, Рум… Где ты, мой верный напарник? Мне так нужен твой совет, теплое слово или хотя бы знакомое до последней нотки ворчание, от которого сразу станет спокойнее на душе. Куда ты пропал? Почему так не вовремя меня покинул? Что с тобой произошло, когда нас впервые разлучил оберон? И почему ты сумел найти меня только один раз за эти месяцы? Тогда, когда я оказалась слишком близка к миру теней? А потом снова пропал и больше не подал ни знака, ни голоса…

Странная это была ночь. Неправильная. Не страшная, но именно странная, в которой мне впервые за всю жизнь было плохо и неуютно в одиночестве. Может, в этом была виновата луна. Может, и алкоголь оказал свое разрушительное действие. А может, все вместе. Не знаю. Но мне в кои-то веки захотелось почувствовать крепкое плечо, увидеть понимающую улыбку и ощутить ободряющее рукопожатие, которое показало бы, что я хоть кому-то еще нужна, кроме себя самой, луны и идущего по моим пятам оберона. Казалось, весь остальной мир словно вымер, оставив меня один на один с этой загадочной парочкой, готовой разорвать меня на части. Один из них нацеливался на тело, вторая – на душу. Не уверена, что могу дать удовлетворение им обоим. Кому-то придется сегодня лишь облизнуться.

Странная мысль заставила меня невесело улыбнуться и еще глубже забраться под плащ.

Примерно к полуночи вино наконец-то начало действовать как положено, заставив меня оказаться на грани сна и яви. Голова стала приятно пустой, мысли – вязкими и ленивыми. Никакой суматохи, суеты, никаких больше тревог. Былые опасения и неуверенность незаметно отступили, тело расслабилось. Под воздействием алкоголя даже неумолимая тяга к луне заметно притупилась, да и боль в израненных руках стала ощущаться гораздо меньше.

В какой-то момент мне стало почти спокойно. Даже неестественно спокойно, будто я не проваливалась в сон, будучи в глухом лесу, в полутора днях пути от ближайшего города. Будто не пачкала чистые тряпицы собственной кровью и не ежилась от падающих сверху капель некстати начавшегося дождя.

В неверном свете звезд мне вдруг пригрезились оба рыжеволосых братца – такими, как я их оставила в полуразрушенном сарае у озера: мелкие, с исцарапанными лицами, с которых до сих пор стекала свежая кровь. Злобно зыркнув на меня сквозь темноту, они мигнула и пропали. Зато место них пришла старая Нита – присев в нескольких шагах, наставница укоризненно покачала головой и, погрозив худым пальцем, тоже исчезла. Потом ненадолго показался старик Вортон, мой второй учитель. А следом за ним начали приходить и другие – знакомые, полузнакомые и совсем чужие. Все мои маски, которых вдруг оказалось поразительно много.

Хотя, может, все наоборот? Может, это я – их отражение? В каждом – что-то одно, а все вместе – моя настоящая сущность? Не знаю. Мысли путаются и разбегаются. Кажется, в моих бредовых снах побывал даже верный Рум – как всегда, поворчал насчет того, что я себя не берегу, обругал за то, что сопротивляюсь очевидному, покрутился вокруг жемчужины и, прежде чем с легким хлопком