Дуглас Брайан - Шадизарский дервиш Страница 3

— В общем, я хотел вам рассказать то, что вас непременно должно заинтересовать, — продолжал Конан с нажимом.

Бритунец прошептал несколько слов и свесил голову на грудь. Затем вдруг вскинулся и уставился на дервиша с изумлением и страхом.

— Эй, дружище, да что это с вами? — обратился к нему Конан и тронул его за плечо.

Он сразу ощутил, что бритунца колотит мелкая дрожь. Трясясь все сильнее, тот повернул к Конану помертвевшее лицо.

— Да вы… вы хоть понимаете… — с трудом ворочая онемевшим языком, спросил его бритунец. — Вам хоть ясно…

— Кажется, для вас настала пора освежиться глотком доброго вина, — успокоительным тоном заметил Конан. — Идемте, кое-что обсудим. Ну и успокоимся заодно.

— Нет, нет! — бритунец вырвал руку из пальцев Конана, который уже начал было подталкивать его прочь. — Я должен!.. Мы должны увидеть, убедиться…

— Да в чем?

— Что это действительно то, о чем я подумал… Ах, я не могу вам прямо так все сразу взять и сказать!

Конан с облегчением отметил, что естественные краски постепенно возвращаются на лицо бритунца. Дервиш между тем пел тише и раскачивался медленнее. Очевидно, эта часть представления заканчивалась, и наступал черед следующего фокуса.

— Если речь идет о Заграте, — сказал Конан, — то мы его не упустим. Я могу вам в точности сказать, куда он пойдет дальше, так что мы найдем его в любом случае.

— Куда? — Бритунец уставился на Конана вытаращенными глазами, в которых безумие боролось со страстным желанием все выведать и разузнать в мельчайших подробностях. — Куда он пойдет?

— Да вот в эти общественные бани, — Конан кивнул в сторону бань. — И проведет там добрую половину дня. Вон сколько денег ему набросали. Этого хватит, чтобы недурно скоротать там время.

— А, — вздохнул бритунец. — В таком случае я рад с вами познакомиться. Меня зовут Олдвин. Я путешествую в поисках впечатлений. Позвольте так же узнать ваше имя?

— Конан из Киммерии, — сказал варвар. — Я путешествую просто от нечего делать. Жду, пока освободится подходящий трон, чтобы занять его.

— Мне нравится ваше чувство юмора, — отметил Олдвин. Теперь он снова стал самим собой. — Итак, где находится ваша таверна? Я намерен последовать вашему приглашению и пропустить пару кружек вина. Надеюсь, оно будет недурного качества.

— Качество будет такое, какое будет, — буркнул Конан. Он вдруг сообразил, что Олдвин почти наверняка попробует устроить так, чтобы за выпивку платил его спутник.

Вот они, начитанные люди, философы, знатоки древних языков! Сперва поиск тонких граней, а потом — попытка выпить за чужой счет.

Ладно, у Конана кое-какой сюрприз припрятан…

Они вышли с площади. Олдвин несколько раз оглядывался, но дервиш уже перестал петь и теперь демонстрировал еще один трюк: высаживал на себя голодных скорпионов.

В толпе вскрикивали, шутливо ругались и взмахивали руками; пара скорпионов уже лишилась хвостов и вместе с ними жизни — их убили ударами ножей самые нервные из зрителей, когда те поползли не в ту сторону.

— Он никуда не денется, — повторил Конан свое обещание касательно дервиша.

Наконец Олдвин позволил привести себя в небольшую таверну, где гостям, не задавая ни единого вопроса, сразу подали кувшин на редкость скверного пойла.

— Лучшее аквилонское вино! — сообщила хозяйка и продемонстрировала лучшую в шадизарскомворовском квартале походку — с плавным раскачиванием пухлой задницы.

— Поверим на слово, — пробормотал Олдвин.

Конан налил себе и приятелю.

— А теперь поговорим о ваших восковых табличках, — сказал киммериец.

Олдвин откровенно обрадовался.

— Так вы все-таки имеете некоторое представление о том, где они могут обретаться?

— Да, — сказал Конан. — Разумеется. И более того, я приложу ряд усилий для того, чтобы вы заполучили их обратно. Но вы должны выполнить кое-какие условия.

Олдвин помрачнел.

— Что еще за условия?

— Во-первых, вы платите за выпивку. За себя и за меня, — начал киммериец. — Во-вторых, мы с вами все делим пополам.

— Что «все»? — осведомился бритунец. Теперь он утратил некоторую толику своей любезности и с каждым мгновением делался все менее приятным собеседником. Можно сказать, цветок его благовоспитанности увядал прямо на глазах.

— Клад, — в упор произнес Конан. Он решил играть в открытую, поскольку бритунец явно демонстрировал недюжинную деловую хватку, а с людьми подобного сорта путь недомолвок — наихудший из возможных.

— Клад? — переспросил бритунец. — Но я не понимаю, о каком кладе вы… Хотя, позвольте… ну да, конечно! Мы должны немедленно идти в бани!

Он вскочил.

Конан удержал его за руку и властным кивком приказал сесть обратно.

— Мы еще не закончили разговор! — жестко произнес варвар. — Ваши таблички.

— Да, — угас Олдвин. — Боюсь, они утеряны навсегда.

— Они у меня, — сказал Конан. — Я подобрал их. Олдвин так и вскинулся:

— Я же говорил, что выронил их по рассеянности!.. Отдайте же их мне скорее, я должен записать… пока не забыл.

— Что на них? — спросил Конан. — Вы получите их обратно не раньше, чем я буду знать их содержание.

— Разве вы их уже не прочитали? — изумился Олдвин. — О, вы человек редкой силы воли. Я бы непременно ознакомился с текстом, как только этот текст оказался бы у меня в руках.

— Вам это может показаться странным, — преспокойно заявил Конан, — но я не умею читать. Так, кое-что разбираю. Но не ваши каракули, естественно. Там нет ни одного рисунка.

— Да. — Олдвин сжал и разжал пальцы, как бы разминая их перед тем, как начать писать. — Я

охотно прочитаю вам все, что на них написано. А также и другие мои записи. Они у меня в гостинице. В мешке, среди других необходимых в путешествии вещей.

Конан вытащил из-за пазухи таблички и положил их перед Олдвином.

— Не вздумайте меня обманывать, — добавил он.

— Обманывать? — Олдвин выглядел удивленным. — Напротив, я очень рад возможности поделиться своими сокровищами…

На лице варвара появилось откровенное недоверие. Впервые в жизни он встречал человека, который испытывал радость, принужденный делиться с кем-либо своими сокровищами.

Олдвин придвинул к себе таблички, погладил их края пальцами, кашлянул и начал читать:

— «Нравы шадизарской толпы представляют причудливое смешение грубости и хитрости, а многие ведут себя так забавно, что я готов простить им даже мерзкую привычку наступить на ноги. Меня толкнули локтями четыре… простите, тут исправлено… шесть раз, а сколько раз просто пнули, проходя мимо, — я не успел сосчитать. И тем не менее я получаю удовольствие от созерцания грубых радостей этих простых людей. Многим из них для счастья бывает довольно лишь пребывания среди себе подобных. Таковы же и крокодилы, если верить Немуару Стигийскому — который, впрочем, был колдуном… (Это неважно, — добавил Олдвин). Некоторое время я провел в размышлениях, кто забавнее — человек с бородавкой на кончике носа и волоском на кончике бородавки, или же, напротив, человек с напрочь отсутствующим носом, как бы вплюснутым в лицо ударом кулака. Откуда вообще берутся таковые носы? Положительно, нос — самая уязвимая и одновременно с тем самая смешная часть лица. Этого ни в коей мере нельзя сказать об ушах, хотя оттопыренные иногда и вызывают насмешки окружающих, все же они несопоставимы…»