Фриц Лейбер - Печаль палача Страница 3

Оставалось только семь ударов сердца.

Теперь уже казалось вполне возможным, что в мире Невона существовали боги, о которых даже Смерть ничего не знала, и которые время от времени вставляли ей палки в колеса. Или вероятность была такая незначительная, что и необходимость. Так или иначе, в то время, в то самое утро, когда северянин Фхард, который обычно дрых до самого обеда, вскочил с первыми лучами серебристого рассвета, выхватил свой любимый Серый Прутик, на ощупь выбрался из своей каморки на крышу, где начал упражняться в искусстве фехтования, грохоча ногами при выпадах и время от времени издавая хриплый воинственный крик, не заботясь об усталых торговцах, пробуждающихся со стонами и проклятиями внизу. Вначале он дрожал от холода, которым тянуло из подозрительно зеленого болота, но вскоре вспотел от упражнений, пронзая и парируя, постепенно увеличивая скорость и проявляя профессионализм.

Утро в Ланкмаре было тихое. Колокола еще не звонили, гулкие гонги не возвещали о кончине кроткого правителя города, и жуткие слухи о семнадцати кошках, пойманных и загнанных в Великую Тюрьму, где они, сидя в одиночных камерах, ждали суда, не успел распространиться.

Так уж получилось, что в тот же день Мышатник тоже проснулся до рассвета, который он обычно просыпал часа на два или на три. Он свернулся на куче подушек за низким столиком, прижав руку к подбородку и закутавшись в серую шерстяную робу. Время от времени он, морщась, посасывал винцо, кисло размышляя о злом и неблагородном народце, с которым он познакомился на протяжении своей беспутной жизни. Мышатник не обращал внимания на кульбиты Фхарда и заткнул уши, чтобы не слышать шумных пируэтов, но чем сильнее он старался заснуть, тем все больше его покидал сон.

С налитыми кровью глазами и пеной у рта напротив Фхарда появился берсеркер, которому, по-видимому, только недавно присвоили звание стражника низшего ранга. Его правая рука была выброшена вперед, вниз и чуть вправо, а сабля немного наклонена. Он немного оторопел от внезапного превращения, но быстро сориентировался, благодаря своей умственной тупости, мгновенно. прицелился в обнаженную шею северянина своей зазубренной симитой, которая сразу сверкнула веером коротких широких кинжалов, испачканных недавно кровью, но в тот же миг, чисто автоматически, Фхард привел в действие свою защиту, сделал высокое карте, отразившее меч берсеркера, так что тот просвистел над головой Фхарда со звуком, напоминавшим звон стального прута, ударившего по железной ограде, — видимо, это зубья симиты встретились с клинком варвара.

А потом вступил в игру рассудок, и, прежде чем берсеркер сумел отвести руку для повторного удара, кончик Серого Прутика совершил быстрый круг по часовой стрелке и чиркнул повыше запястья берсеркера, его оружие вместе с кистью руки отлетело прочь. Обезопасив себя — точнее, обезручив противника, и увидев, в какую ярость его привел, Фхард понял, что следует нанести удар в сердце, что он незамедлительно и сделал.

Мышатник между тем также оторопел от внезапного появления Исафем в центре комнаты. Это скорее напоминало воплощение в жизнь одного из его мрачных эротических снов. Выпучив глаза, он смотрел, как она, улыбаясь, сделала к нему маленький шажок, внимательно посмотрел ей в лицо. Потянувшись к ней, он опустил ее поднятые руки, прижав их к бокам, так что сжались ленты, поддерживающие ее нагрудные чашечки. Миндалевидные глаза девушки вспыхнули зловещим зеленым пламенем.

Мышатника спасло только то, что он всю жизнь ненавидел, когда на него было направлено что-нибудь острое, даже острые иголочки или игрушечные острые пики на прелестных нагрудных чашечках, за которыми скрывались несомненно такие же прелестные груди. Он отклонился в сторону как раз в тот момент, когда одновременно зазвенели маленькие, но мощные пружины, выпуская отравленные стрелы, которые сошлись вместе и впились с двойным щелчком в стену, перед которой он только что стоял.

Он мгновенно вскочил на ноги и бросился на девушку. Теперь рассудок или интуиция подсказали ему, зачем она потянулась к двум черным ромбам, венчавшим наколенники. Схватив ее, он умудрился дотянуться до них первым, выхватить пару стилетов и отбросить их на мягкую постель Фхарда.

Потом, обвив ее ноги своими, чтобы она не смогла ударить коленом в пах, и удерживая кусающуюся и плюющуюся головку согнутой левой рукой за ухо — после тщетных попыток схватить за волосы, — наконец совладав правой рукой с ее вооруженными острыми когтями цепкими пальцами, он продолжил свои бесцельные попытки овладеть ею. Наконец, перестав сопротивляться, она затихла, ее груди оказались маленькими, но вдвойне очаровательными.

Фхард, вернувшись с крыши и тяжело дыша, вытаращил глаза от изумления. Откуда, черт побери, Мышатник умудрился добыть такой лакомый кусочек? Ну ладно, это не его дело… С вежливым «простите, не хочу вам мешать» он захлопнул за собой дверь и занялся избавлением честных людей от трупа берсеркера. Он легко взвалил его на плечи и сбросил с четвертого этажа на огромную кучу мусора, которая перегораживала почти всю Призрачную Аллею. Потом Фхард подобрал зазубренную симиту, вырвал ее из сжимавшей ее ладони и швырнул руку вслед за трупом.

Затем, нахмурившись, осмотрел окровавленное оружие, которое намеревался оставить себе в качестве сувенира, и задумался: «Чья же это кровь?»

Избавиться от Исафем оказалось довольно трудно, — здесь нельзя было просто умыть руки. Спасибо за то, что она почти совсем избавилась от своего безумия и, частично, от мужененавистничества, научилась бегло говорить по-ланкмарски и в конце концов полностью удовлетворилась, получив маленькую кузницу в Медницком ряду за Серебряной улицей, где она создавала прекрасные украшения и продавала из-под прилавка всяческие безделушки, вроде очаровательных колючек с отравленными шипами, известными на весь Невон.

Тем временем Смерть, для которой время двигалось совсем не так, как для людей, поняла, что для полной квоты ей остается два удара. Та чрезвычайно слабая дрожь от волнения, которое она испытывала при виде двух любимых героев, разрушивших ее гениальную импровизацию, и допуская, что здесь вмешались неизвестные и превосходящие даже ее силы, сменилась жестокой ненавистью из-за сознания того, что не осталось больше времени на изощренные выдумки и что ей придется взяться за дело — что она в глубине души ненавидела.

Стоит ли ей отсюда пытаться уничтожить Фхарда и Серого Мышатника? Нет, конечно, они бы как-нибудь ее перехитрили, что при любом правосудии, если оно существует, дало бы им отсрочку. Кроме того, это породило бы только обиду и негодование. Да и, несмотря на свои манеры и злобу, на свое постоянное неизбежное лукавство, Смерть была по натуре настоящим спортсменом.