Гидеон Эйлат - Охота на ведьм Страница 3

Кратко поблагодарив Конана за «содействие», он сообщил, что почетному гостю на завтра назначена аудиенция у барона. Кавалькада повернула и скрылась из виду, а воины из городской стражи повели Конана к лучшему постоялому двору.

По пути Конан с любопытством всматривался в лица жителей. Они были похожи на зингарцев, но по многим чертам угадывалась примесь пиктской крови. Горожане смеялись и улыбались, но лишь когда на них падал его взгляд. Стоило отвернуться, и улыбки точно ветром сдувало, возвращалась мрачная озабоченность. От такого контраста у Конана мороз шел по коже. Но на своем недолгом веку он повидал немало племен и народов, и все они были непохожи один на другой. Возможно, тут нечему удивляться…

А потом он увидел виселицы. Длинные шеренги нехитрых, но грозных деревянных сооружений пообочь улицы. До самого дворца.

– Что-то их тут многовато, – произнес он, указывая на виселицы стражникам. Те переглянулись и не ответили, но один из них, как показалось Конану, испуганно втянул голову в плечи.

Они свернули в переулок. Вот и постоялый двор. Не бог весть что, но Конан знавал и похуже. Видно, городок этот не из самых богатых, – вот почему, наверное, Хорг так и не сумел привести на этот остров всю эскадру морских разбойников. Они предпочли искать поживу на берегу Зингары.

Владелец подворья тоже не поддался на расспросы Конана.

Стражники ушли, Конан воздал по заслугам свежеприготовленной пище и весьма недурному вину, а затем поднялся к себе в комнату, упал на скрипучую деревянную кровать и решил поспать. Но сон не шел. Обуревали мысли о только что произошедшем. Об измене. О гибели тех, кто считал его своим товарищем. Конан твердо знал: будь он в здравом уме и твердой памяти, он бы никогда так не поступил. Не повернул бы меч против своих.

А значит, он был прав и в том бою не обошлось без магии…

Дверь отворилась. В проеме стояла скромно одетая, но удивительно красивая молодая женщина.

«Награда для героя», – подумал Конан, и его губы дрогнули в невеселой ухмылке. Он жестом предложил гостье войти.

Разговор завязался легко. Красавица держалась свободно, очень скоро она оказалась у Конана на коленях и, обнимая за шею, поведала свою нехитрую историю. Вот уже пять лет она – вдова солдата. У нее было много мужчин, но никогда она не встречала такого храбреца, как Конан. Она наблюдала за сражением с крепостной стены и полжизни бы отдала за еще одно подобное зрелище. А то в городишке такая скучная, пресная жизнь…

– А тем, для кого предназначены виселицы, она тоже кажется скучной и пресной? – поинтересовался Конан.

Вместо ответа красавица одарила его долгим и умелым поцелуем.

– На завтра, – произнес он, лаская ей грудь, – я приглашен к барону. Ты не расскажешь, что он из себя представляет? А то как бы мне впросак не попасть.

Гостья часто задышала, потом с тихим стоном выгнулась в его руках. И ответила не раньше, чем прошел спазм наслаждения.

– Он здесь недавно. Приплыл из Кордавы, столицы метрополии. Он – опальный родственник зингарского короля. Должно быть, в печенках засел у своей августейшей родни, вот его и спровадили сюда, в эту никчемную крепость на краю цивилизованного света, – пускай, мол, тут вволю нянчится со своими причудами и независимым нравом. До недавнего времени в Эгьере правил добрый старичок, его все любили. Хозяин он был никудышный, зато хорошо знал ратное искусство и вдребезги разбил бандитов-ванов, за это они поклялись ему отомстить. Новый же барон умеет воевать только с колдунами. Едва поселился во дворце, учинил охоту на ведьм и очень в этом преуспел. Теперь мы следим друг за другом, играем в веселую и увлекательную игру «донеси первым», и каждый день перед дворцом казнят двух-трех бедолаг. Все бы ничего, да вот только население сокращается… и вообще мельчает народ. Шуточное ли дело – каждый день трястись за свою шкуру, ждать, когда тебя обвинят в чародействе?

Гостья говорила бодрым тоном и улыбалась, но Конан понимал, что ей не до веселья. Он стал целовать ее в шею, уже не боясь, что она замолчит. Она не отвечала на ласки. Только рассказывала:

– Сначала ведьм и колдунов прилюдно сжигали, а потом стали попросту вешать – их оказалось слишком много. Теперь здесь никто никому не верит, много людей сбежало с острова, а остальные влачат полуголодное существование. К нам перестали ходить торговые суда после того, как одного мессантийского шкипера изобличили в колдовстве и вздернули. А у него только и было что пару странных корабельных приборов! У нас был один-единственный астролог, но позавчера казнили и его. Барон углядел в его ремесле намек на колдовство. Что уж тут говорить о знахарях и гадалках… Их переловили в первые же дни.

– А почему не боишься ты? – спросил киммериец.

– С чего ты взял, что я не боюсь? – Изящные руки, знающие толк в любовном искусстве, обвили широкие плечи Конана, и ему стало не до расспросов.

День перешел в вечер, а вечер в ночь. А когда поутру Конан проснулся, женщины, которая подарила ему упоительные мгновения, в комнате не оказалось. Он спохватился, что даже не узнал ее имени.

Киммериец умылся, оделся, спустился в трапезную, поел и отправился на аудиенцию.

Снаружи дворец казался хмурым, стражники смотрели на чужестранца негостеприимно. Но приняли его с подчеркнутой вежливостью и провели в церемониальный зал. На роскошном позолоченном кресле, очень и очень напоминающем трон, восседал барон в песцовой мантии, в ногах у него, прямо на мраморном полу, примостился на корточках шут.

Прекрасное настроение барона (показное или искреннее – определить было невозможно) диссонировало с мрачностью окружения. Он дружелюбно встретил Конана, усадил в мягкое кресло, велел слугам подать вина и фруктов и засыпал вопросами.

В его тоне, в каждом его движении сквозило радушие. И гостю он сразу пришелся по душе. Отчасти потому, быть может, что внешне был похож на Конана – такой же высокий, широкоплечий, с длинными черными волосами, вот только глаза у него были не синие, а карие с янтарным отливом.

Шут прижимался спиной к ножке позолоченного кресла и, шаржируя барона, изображал гостеприимство. Он был молод, почти мальчик, но в глазах светились ум и хитрость, черты лица были тонкие, аристократичные. Даже когда он смеялся, лицо оставалось злым. Из-под дурацкого колпака на грудь струились длинные шелковистые черные волосы. Одет он был, как подобает шуту.

Барон сказал, что он видел сражение. Что преклоняется перед героизмом Конана, что только благодаря ему защитники острова одержали победу.

– Времена сейчас нелегкие, – добавил барон. – Мне приходится воевать не только с внешними, но и с внутренними врагами. И хотя я сражаюсь за правое дело и, хвала богам, одерживаю победу за победой, мне остро не хватает надежных людей, испытанных рубак. Я нанял на службу отряд пиктов, они были весьма храбры в городских тавернах, но ты сам видел, Конан, чего они стоили на поле брани. Сегодня ночью мои люди сбились с ног, вылавливая этих трусов по всему острову. Следовало бы их вздернуть, но я не буду этого делать – не хочу омрачать торжества. К тому же, они ведь не колдуны, а просто невежественные дикари. Дам пиктам две-три старые лодки, и пусть убираются на все четыре стороны.