Терри Донован - Город кошек Страница 3

Конан поймал кубики.

— Ну что, — сказал купец. — А сыграть? Твой меч против половины моего имущества, включая рабынь? Рабыни цвета слоновой кости и рабыни цвета кофе, рабыни, умеющие извиваться, как змеи, и рабыни, страстные, как кошки? А, чужеземец? Игра ведь благородное дело и любима богами. Даже Гор и Сет играют, хоть и враги.

— Я не поклоняюсь ни тому, ни другому, купец. Твоего имущества мне не нужно, но речь о рабынях заинтересовала меня. Мы сыграем. Только я кину первым.

И Конан, не мешкая, бросил кости на прилавок. Шестерка, пятерка, четверка и тройка. Купец даже не успел ничего возразить. Пальцы его бесцельно крутили сосуд, он открывал рот, как рыба.

— Венус, — сказал Конан.

— Но… — удалось вымолвить купцу. — Мы ведь не успели ни о чем договориться. Мы даже не договорились о правилах игры…

Конан нахмурился и возложил одну руку на эфес меча, а другой молниеносным движением сгреб с прилавка кости.

— Я играю только так и никак иначе. А ты хотел играть. Так что, все, игра сыграна. Так сколько, ты говорил, у тебя рабынь?

— Но, по крайней мере, ты ведь должен был метнуть из сосуда, из руки не считается…

— Ты считаешь меня мошенником? — зловещим, не предвещавшим собеседнику ничего хорошего тоном осведомился Конан.

— Нет, но… — промолвил купец, и вдруг лицо его озарилось подобием счастья. Он торжествующе осклабился. — Пожалуйте сюда, господа стражники!

Конан обернулся. К ним приближались два рослых негра, единственную одежду которых составляли набедренные повязки. Негры были вооружены тяжелыми железными палками с утолщениями в виде кулака на конце. Люди уступали им дорогу, почтительно кланяясь.

Чернобородый купец даже привстал, но стражники, видя, что перед ними чужеземец, к тому, же, вооруженный, остановились в трех шагах от прилавка.

— Вот этот господин, — сказал купец, указывая на Конана, — нарушил правила игры в зернь. У него выпал венус, но он метнул кости не из со суда, а из руки!

— У нас всегда метают кости из руки. А у вас такой мирный город… Вы же не хотите, чтобы он перестал таким быть? — сказал Конан прежним тоном, возложив руку на меч.

Негры наклонили свои железные палки, не иначе как в знак угрозы. Но у киммерийца тоже было, чем ответить. И негры, судя по их напряженным лицам, это понимали.

— Вы оба правы, — сказал один из них после весьма продолжительного молчания. — Каждый действовал в соответствии со своими правилами. Чужеземец действительно выиграл, но и ты, купец, не проиграл.

Чернобородый схватился за бороду и закатил глаза.

— О, как же я счастлив, что такой великий мудрец разрешил столь трудную задачу! — воскликнул он.

Конану показалось, что в его словах сквозит ирония.

— Разве можно, чтобы один игрок выиграл, а другой не проиграл? — спросил Конан.

— У нас — можно, — ответил стражник и, видя, что Конан помрачнел еще больше, добавил: — Но ты имеешь право на небольшую компенсацию за моральный ущерб. Мы уважительно и с пониманием относимся к чужеземцам и готовы пойти им навстречу, только чтобы не ранить их чувства!.. — Суровый взгляд стражника обратился теперь на купца.

Чернобородый шумно вздохнул и полез в обширный кошель, висевший у него на поясе. Довольно долго рылся в нем, прежде чем извлечь на свет три тусклых монетки. Потом подумал, убрал монетки обратно и достал серебряный шекель.

— Вот, чужеземец, эта монетка должна быть тебе более знакома, ты знаешь ее цену, а я не хочу, чтобы ты подумал, будто я тебя обманываю. Этого хватит, чтобы оплатить приличную гостиницу на неделю. Мы люди честные, и если ты надумаешь снова играть, приходи. Но, конечно, играть будем по нашим правилам.

Уходя и задумчиво поглаживая широкий пояс в том месте, где были спрятаны его личные игральные кости, всегда выпадавшие на венус, Конан не оборачивался и не мог увидеть, как чернобородый купец склонился за прилавок и в тени от фруктовой горы, с ворчливым полушепотом принялся сам с собою играть в кости. И всегда получал именно тот результат, который хотел, ибо и кости, и сосуд обладали особым секретом.

3

В одном дне пути от Хатора скарабеи и ящерицы со страхом приглядывались к лагерю незнакомцев, подобных которым прежде в пустыне не было. Они не были ни обычными караванщиками, ни стигийскими воинами. Все были в шароварах — всех цветов радуги, которую, впрочем ни один из ныне живущих скарабеев не видел.

Рубахи тоже были жутко пестрые, что никак не вязалось с ровным по цвету пустынным пейзажем. Головы были с косами, чубами или совсем лысые, натертые для защиты от солнца особы маслом. Ко всему прочему, пришельцы нарушали покой песков громкими голосами и частым хохотом. Они красовались друг перед другом, всячески упражняясь в остроумии, как они его понимали.

И больше всего дружеских колкостей, подначек было направлено на самого уважаемого среди них человека, на атамана. Но уж таковы были эти люди, пришедшие с берегов далекой реки Запорожка, живущие войной и вольностями. Беспечные, как птицы, и яростные, как вепри.

У атамана были черные шаровары, красная рубаха и красные сафьяновые сапоги, он был подпоясан белым кушаком, а на боку у него висела чудовищных размеров сабля. Эта сабля вообще-то предназначалась для расправы с преступниками, положившими голову на плаху, и была слишком тяжелой для обычного человека. Но атаман был человеком необычным. Несмотря на видимую тучность, он обладал великолепными, мощными и подвижными мышцами, и управлялся с тяжелым ятаганом так, словно тот был сделан из дерева.

Атаман был лыс, имел красный цвет лица, а под носом у него висели такие замечательные черные усы, что о них говорили, будто они живут собственной жизнью, и, когда хозяин спит, гуляют вчерную, напиваясь пивом и щекоча девок.

— Оруз, съешь арбуз! — орал какой-нибудь казак, подбоченясь, и первым смеялся собственной шутке.

Но тут же, перебивая его, орал другой:

— Да он уже съел! Гляди-ка, брат, вот же ростки из ноздрей торчат!

— А и вправду! Вот чудно! И в голове у него одна мякоть! — подхватывал первый, и смеялись теперь оба вместе.

Оруз грозил нагайкой, плевался, и, пряча улыбку, восклицал:

— Ну, погодите у меня, охальники, доберусь до вас, вот уж мало вам не покажется!

Казаки только пуще смеялись. Ну и отходит иной раз Оруз нагайкой, так велика ли беда? Нагайка казаку, что массаж какому-нибудь изнеженному офирцу, только кости размять. А то застаивается кровь, деревенеют суставы, и дряблыми делаются мышцы.

Уже восемь дней стояли лагерем казаки, и это им порядком поднадоело. Одно развлечение — жуков да ящериц давить.