Истребление зла - Airwind Страница 3

О книге.

«Приключения Тома Сойера». Он нашёл её месяц назад в куче мусора. Прошёл бы мимо, но случайно прочёл название и почувствовал… Крок сам не понимал, что он почувствовал. Что-то из той, почти забытой жизни, когда он читал книги. Он пытался прочесть и эту, но не понимал части слов, не понимал происходящего, не понимал, зачем ему вообще это делать.

Но продолжал. Что-то успокаивало Крока, когда он брал эту книжку и вновь всматривался в частично изъеденные крысами и промокшие страницы. Вот и сейчас он предвкушал, вспоминая, как вчера хохотал из-за вцепившегося в зад пуделя жука.

Крок выбрался в слабо освещённый, обширный грот и немного постоял, позволяя грязной воде стечь с себя. Заодно принюхивался, проверяя, всё ли в порядке. Он был уверен, что больше никто сюда не доберётся, даже проклятому Бэтмену не удавалось, но во тьме никогда нельзя расслабляться.

Никаких посторонних запахов. Отлично. Крок прошёл к обустроенному углу внутри грота, сразу высматривая лежащую на дряхлом диване книгу — и резко повернулся.

Что-то двигалось.

Что-то в клыкастом переплетении камней и пляшущих в слабом свете гнилушек теней.

Крок ничего не видел и ничего не чуял, но знал: он здесь не один. Зубы вновь оскалились, всегда готовые впиться в добычу, а глаза сузились, ловя каждое подозрительное движение.

Но тень появилась совершенно неожиданно. И невероятно быстро нацелила на Крока длинную трубу. Тот успел прыгнуть, когда из трубы вылетели три маленьких сферы и впились ему в грудь.

Взрывы отбросили Крока к дальней стене. Он сразу же встал и заревел, ощущая запах своей же крови. Чешуя треснула, багровые пятна начали окрашивать её в цвета войны. Тень незнакомца тем временем выстрелила ещё раз, но теперь Крок перекатился в сторону. Однако грохот взрывов оглушал его, а сверху начали падать камни. Враг даже не перезаряжался, сразу выстрелил ещё раз, заставляя Крока петлять.

Нужно сократить дистанцию. Одним прыжком. Вонзить зубы в горло, вырвать его одним усилием. Крок опустился на четвереньки, и кровь закапала на камень.

Он не чуял человека. И не мог понять, как тот выглядит. Фигура пряталась среди камней, высовывая трубу, и казалась бесформенной. Она стреляла вновь и вновь, взрывы сотрясали грот, запахи заполняли ноздри Крока, в том числе…

Он обернулся.

Диван с оставленной на нём книжкой горел.

Истошный рёв перепугал даже фигуру, отшатнувшуюся под защиту ближайшего сталагмита. Крок рванул в её сторону, забыв о всякой осторожности, желая схватить, растерзать, пожрать…

Труба нацелилась прямо на него, но Крок в порыве бешенства раскрыл пасть и вцепился в ствол. Зубы начали продавливать металл, когда следующий заряд влетел прямо ему в глотку.

Крока отбросило на пол, кровь хлынула столь бурным потоком, что уже через несколько секунд образовалась приличная лужа. Однако оно всё ещё был жив, пытался подняться и дотянуться до вышедшей из мрака фигуры хотя бы одним когтем…

Фигура отбросила покорёженную трубу и вытащила пистолет. Затем направила в сторону корчащегося от боли и бешенства Крока, и на лбу того появилась красная точка.

Целая россыпь красных точек, будто неведомая болезнь проявила себя.

Крок ждал, что его убийца заговорит. Скажет хоть что-то. Покажет лицо. Даст знать, кто этот храбрец, что сумел пробраться в его логово, на его территорию, и выйти победителем.

Но фигура выстрелила абсолютно молча.

Глава 2

Зал по площади мог бы вместить в себя некоторые квартиры, но люди распределились по всем его уголкам столь организованно, что с верхних ярусов пространство уже не казалось столь обширным.

Всех собравшихся можно было распределить в одну из двух групп. Мужчины носили будто бы одинаковые чёрные смокинги, каждый подогнанный под почти идентичные мускулистые фигуры. Женщины наоборот, разнообразием цветов и фасонов платьев могли бы слиться в живой калейдоскоп, тем более что все с хоть сколько-то совпадающими оттенками старались держаться подальше друг от друга. Каждое платье тоже было подогнано под фигуру и с конкретным смыслом: обнажало плечи, делало вырезы глубже, утончало талию и словно бы невзначай приоткрывало бёдра.

На фоне всего этого разноцветного однообразия Брюс Уэйн выглядел белой вороной. Буквально: тоже подогнанный под мускулистую фигуру костюм сиял белоснежной чистотой. И если все остальные предпочитали стоять на месте, занимаясь светской беседой (часто перетекающей в откровенный флирт или не менее откровенное змеиное шипение), то Брюс шагал по залу в неком подобии танца. За несколько секунд он подхватил сразу два бокала с подноса прошедшей мимо официантки, подмигнул каждой встречной женщине, уважительно кивнул каждому встречному мужчине и даже перекинулся с некоторыми парой слов. Всё это не снимая с лица голливудскую улыбку, белоснежную под стать костюму, и не задев никого из толпы.

Шагал Брюс отнюдь не в случайном направлении, целеустремлённо подбираясь к стоявшему почти в углу человеку. Тот выглядел ещё более невписывающимся в общество: совершенно ничего не подчёркивающий коричневый пиджак, нездорово исхудавший облик, отсутствие рядом других гостей — хотя некоторые из ближайших смотрели с любопытством. Но самое главное: всю левую половину лица закрывали плотные бинты, от которых шёл несильный, но терпкий запах.

— За счёт заведения! — Брюс даже не поморщился, когда подошёл к человеку и протянул ему один из бокалов. Тот слегка оживился и улыбнулся — одной половиной рта, так что вышло совсем криво, но Брюса это не отпугнуло. Мужчины обменялись рукопожатиями, после чего забинтованный сказал:

— Я уж подумал, что ты меня пригласил на свою вечеринку, Брюс, и оставил самому бултыхаться.

— Я так и сделал, Харви, — засмеялся Брюс, одновременно осушая свой бокал. — Но потом решил, что так ты ещё заскучаешь и пойдёшь сам искать репортёров.

— Если только вновь сойду с ума, — Харви Дент пил медленно, стараясь как можно аккуратнее раскрывать половину рта и ничего не пролить. — Хотя с такими бесконечными интервью до этого недалеко.

— Это твой долг, Харви, — тон Брюса совмещал насмешку с сочувствием. — Зато теперь ты перестал носить оранжевое, оно уже два года как вышло из моды.

— Мода меня сейчас очень волнует, —