Остров мертвых. Умереть в Италбаре - Роджер Желязны Страница 3

пугаюсь и хочу, чтобы и денег, и крови у меня оставалось ровно столько, сколько есть. Если бы я был склонен к соперничеству, то, наверное, активно пытался бы стать восемьдесят седьмым, или шестым, или пятым – неважно. Но мне все равно. По правде говоря, я никогда не прилагал к этому особых усилий, разве что поначалу, но очень быстро заскучал. После первого миллиарда все остальное – чистая метафизика. Когда-то я размышлял о том, сколько ужасных вещей, должно быть, финансирую, не подозревая об этом. Но потом придумал свою философскую теорию Большого Древа и решил послать все это к черту.

Существует Большое Древо, такое же старое, как человеческое общество, потому что оно и есть человеческое общество, и если сосчитать все листья, растущие на его ветках и сучьях, получится общая сумма всех денег на свете. На этих листьях написаны имена, и некоторые из них опадают, а на их месте вырастают новые, и за несколько сезонов все имена сменяются. Но Древо остается почти таким же, хоть и продолжает расти; все те же жизненные процессы протекают в нем примерно тем же образом. Было в моей жизни время, когда я пытался отсечь всю гниль, которую находил на Древе. Но оказалось, что как только я устраняю ее в одном месте, она тут же возникает в другом, а мне ведь нужно когда-нибудь спать. Черт возьми, в современном мире даже раздать деньги как следует не получается, а Древо слишком велико, чтобы его можно было согнуть, как бонсай в кадке, и изменить тем самым направление роста. Поэтому я позволил ему расти как заблагорассудится, оставил свое имя на всех этих листьях – где-то увядших и пожелтевших, а где-то по-весеннему зеленых – и стараюсь наслаждаться жизнью, перескакивая с ветки на ветку и скрываясь под именем, которое не глядит на меня с каждого сучка. Вот и все мои отношения с Большим Древом. История о том, как мне досталось столько зелени, могла бы обернуться еще более смешной и сложной, но менее ботанической метафорой. Поэтому давайте оставим ее на потом. Не будем с ними перебарщивать – вы только посмотрите, куда это завело бедолагу Джонни Донна: он возомнил, будто он – не остров, и лежит теперь на дне Токийского залива, а мне от того ни жарко, ни холодно.

Я надиктовал С-Р все, что полагалось делать – и не делать – подчиненным в мое отсутствие. Несколько раз прослушал запись, долго думал и наконец решил, что учел все. Просмотрел свое завещание и понял, что ничего не хочу в нем менять. Сложил кое-какие документы в самоуничтожающиеся ящики и оставил приказ активировать их в случае тех или иных событий. Сообщил одному из своих представителей на Альдебаране-V, что если к нему заглянет некто Лоуренс Д-значит-Джон Коннер и о чем-нибудь попросит, его просьбу необходимо будет выполнить, и условился о пароле на случай, если потребуется доказывать, что я – это я. А потом оказалось, что прошло уже почти четыре часа и я голоден.

– Сколько времени осталось до заката, с точностью до минуты? – спросил я у С-Р.

– Сорок три минуты, – донесся из скрытого динамика его бесполый голос.

– Я буду ужинать на Восточной террасе ровно через тридцать три минуты, – сказал я, взглянув на часы. – Пусть подадут омара с жареным картофелем и шинкованной капустой, корзину с хлебным ассорти, полбутылки шампанского с моих виноградников, кофе, лимонный шербет, самый старый коньяк из запасов и две сигары. Спроси Мартина Бремена, не окажет ли он мне честь обслужить меня лично.

– Слушаюсь, – сказал С-Р. – Салат не нужен?

– Салат не нужен.

Я вернулся в свои апартаменты, побросал в чемодан кое-какие вещи и начал переодеваться. А потом, хоть у меня и крутило от этого живот, а по шее бежал холодок, связался с С-Р по установленному в спальне прямому каналу и отдал приказ, который откладывал весь день, но больше откладывать не мог.

– Ровно через два часа одиннадцать минут, – сказал я, взглянув на часы, – позвони Лизе и спроси, не хочет ли она выпить со мной на Западной террасе… через полчаса. Прямо сейчас подготовь для нее два чека, каждый на пятьдесят тысяч долларов. И еще копию рекомендательного письма А. Доставь их сюда, ко мне, в отдельных незапечатанных конвертах.

– Слушаюсь, – ответил С-Р, и пока я поправлял запонки, конверты выскользнули из трубы и улеглись в корзину на комоде.

Я проверил содержимое всех трех конвертов, запечатал их, убрал во внутренний карман пиджака и вышел в коридор, ведущий к Восточной террасе.

Снаружи на солнце, обернувшееся янтарным великаном, набросилась легкая дымка, но, не продержавшись и минуты, уплыла прочь. Полчища облаков носили желто-золотую раскраску, постепенно розовевшую по мере того, как великан спускался по безжалостной синей дороге, пролегавшей между Уримом и Туммимом, пиками-близнецами, которые я поставил там, чтобы пленять и четвертовать его в конце каждого дня. В последние минуты его радужная кровь омоет их туманные склоны.

Я сел за столик под сенью вяза. Как только стул ощутил тяжесть моего тела, сверху включился генератор силового поля, защищающего меня от листьев, насекомых, птичьего помета и пыли. Через несколько секунд показался Мартин Бремен, толкающий перед собой накрытую тканью тележку.

– Допрый фечер, сэр.

– Добрый вечер, Мартин. Как твои дела?

– Префосходно, мистер Сэндоу. А фаши?

– Я улетаю, – сказал я.

– Фот как?

Он разложил передо мной столовые приборы, откинул ткань с тележки и стал подавать блюда.

– Да, – ответил я, – и не исключено, что надолго.

Я попробовал шампанское и одобрительно кивнул.

– …Поэтому я хотел перед отлетом признаться тебе в том, что ты и так, должно быть, уже знаешь. А именно – ты готовишь лучшую еду, какую я пробовал в своей жизни…

– Плагодарю фас, мистер Сэндоу. – Его красное от природы лицо сделалось на пару тонов темнее, и он с трудом заставил губы остаться прямыми, опустив взгляд темных глаз. – Я наслашдался нашим сотрудничестфом.

– …поэтому, если ты захочешь взять годичный отпуск – полностью оплаченный заранее, разумеется, и с предоставлением резервного фонда на покупку любых блюд, которые тебе захочется попробовать, – перед отлетом я свяжусь с бухгалтерией и все устрою.

– А когда фы улетаете, сэр?

– Завтра, рано утром.

– Понятно, сэр. Да. Спасипо. Это очень приятное предлошение.

– …И заодно подыщи какие-нибудь новые рецепты.

– Пуду дершать один глаз открытым, сэр.

– Странное, должно быть, ощущение – готовить блюда, вкус которых не можешь себе даже представить.

– О нет, сэр, – возразил он, – дегустаторы апсолютно надешны, и хотя, признаюсь, я часто пытался фоопразить сепе фкус некоторых фаших плюд, плишайшим аналогом пудет, я полагаю, химик, которому фофсе не хочется пропофать на фкус кашдый из его экспериментоф, если фы понимаете, о чем я, сэр.

В одной руке он держал корзину с хлебом, в другой – кофейник, в третьей