Дым на солнце - Рене Ахдие Страница 31

– Как всегда, ты самый мудрый человек, которого я знаю, Санада Такэо, – мягко отозвался Оками.

– Ха! – Марико возобновила работу с замком. – Когда я в следующий раз увижу Ёси, я обязательно передам ему то, что ты сказал.

Оками ответил не сразу.

– А я не могу придумать, что хотел бы больше всего передать Ёси. – Странный хрип вырвался из его горла. – Хотя он, вероятно, согласился бы с тобой, особенно после всего, что произошло.

Еще один маленький кусочек воска выпал из рук Марико.

– Я до сих пор не понимаю, как ты мог позволить людям принца Райдэна заковать себя в цепи. Почему ты просто не превратился в дым и не убил их всех той ночью в лесу?

– Я мог бы это сделать, это правда. – Снова наступила тишина, и Оками еще сильнее прижался к стене, прячась в тени, почти все его лицо скрылось из глаз. – Но я не мог рисковать тем, что могло последовать за этим.

Внимание Марико по-прежнему было приковано к самодельному ключу.

– Что мы могли бы победить?

– Нет, – он сделал паузу, – что я мог потерять… все.

– Благородный дурак, – проворчала она.

– Мы делаем то, что должны. – Оками наклонился вперед. – Моя очередь задать вопрос. Что ты здесь делаешь, Марико?

Вздрогнув от вопроса, Марико чуть не выронила лакированную палочку.

– Разве это не очевидно? Я здесь, чтобы спасти тебя.

– Ты вызвалась приехать в Инако – выйти замуж за кучу дымящегося навоза, как принц Райдэн, – просто чтобы освободить меня?

Марико прикусила внутреннюю сторону щеки.

– Разве ты не хочешь, чтобы тебя освободили? – На ее лбу образовались морщины. – Разве не хочешь сражаться со своими людьми, чтобы восстановить справедливость на нашей земле?

– Справедливость на нашей земле? – Оками расхохотался. – Ты слишком много времени провела с Цунэоки.

– Довольно шуток. Сейчас они неуместны. Они ничем не помогут развеять твою злость.

– Не соглашусь. – Оками сел, морщась от движений. – И я не злюсь. Только чувствую горечь. – Он замолк в раздумье. Сделал глубокий вдох. – Я видел, как умирал Ёси, Марико.

Внезапная тишина воцарилась вокруг них, когда Марико вдруг замерла, ее руки упали на колени. Как будто что-то проникло в ее грудь и сжало сердце горячими тисками. Чувство росло, пока не достигло глаз. Вся тяжесть последних дней, казалось, спешила обрушиться на нее, как если бы плотина была прорвана и вода яростно устремилась вперед, чтобы вернуть себе утраченные позиции.

Слезы ручьями покатились по ее щекам. Слезы, которые она когда-то считала признаком слабости, но Марико поняла в этот самый момент, что это Ёси побудил ее пролить их. Поощрял ее быть верной себе, чего бы это ни стоило.

Ей потребовалось потерять все, что она знала, чтобы наконец понять это. Чувствовать боль и печаль – это вовсе не признак слабости.

Это знак любви.

Увидев, что она плачет, Оками прижал затылок к стене и стиснул кулаки, пока костяшки пальцев не побелели. Как будто так он мог схватить свою боль и крепко привязать к себе. Некоторое время он ничего не говорил, и пространство вокруг них погрузилось в тишину, будто сама Смерть приютилась рядом.

Марико сосредоточилась на звуке своего дыхания. Несмотря на тревожный свист, исходящий из ее горла, она позволила этому звуку убаюкать себя, подарить чувство спокойствия. Последний раз она слушала дыхание Оками в ту ночь, когда он пришел в ее палатку в лесу Дзюкай после того, как ее приняли как члена Черного клана. Первая девушка, вступившая в ряды их братства. Оками спал рядом с ней, его голая кожа прижималась к ее, а Марико не шевелилась, не желая его беспокоить.

Не желая, чтобы волшебство закончилось.

То был последний раз, когда она думала, что все будет хорошо. Когда надежда была восходом солнца, ярко горящим на ее горизонте.

Если бы ее семья позволила ей.

Если бы Марико могла остаться там, чтобы проложить свой собственный путь в жизни.

Если бы Оками был рядом с ней. Всегда.

Если.

Если.

Понимание вспыхнуло внутри ее, как луна, выходящая из-за туч. Должно быть, именно об этом мечтал Оками. О том же, что удерживало его от погони за своим неотъемлемым правом по рождению. Потребность в покое, в окружении тех, кому он доверяет.

В безопасности.

Когда Марико в последний раз чувствовала себя в безопасности до той ночи?

«Я не могу вспомнить».

– После того как я потерял свою мать в море, я проводил много времени с семьей Цунэоки, – заговорил Оками спокойным голосом. – Положение моего отца часто уводило его из нашей провинции, поэтому для меня было лучше оставаться среди друзей. Лучше для всех нас. Когда мы были маленькими, я часто дрался, защищая Цунэоки. Хотя он и выше меня сейчас, большую часть нашего детства он был мелким и странноватым, мало чем отличаясь от тебя. – Он улыбнулся себе под нос. – Однажды зимой, когда нам было по пять, я поскользнулся и упал, преследуя мальчика, которого Цунэоки обыграл в го[10]. Мальчик отомстил за свой проигрыш, разукрасив лицо Цунэоки, что было очень досадно, потому что внешность Цунэоки была его единственным преимуществом. – Его улыбка стала шире, и Марико обнаружила, что улыбается вместе с ним несмотря ни на что.

Оками продолжал:

– Когда я упал, то приземлился в лужу тающего снега. Я был весь мокрый, и моей няне пришлось затащить меня в дом, чтобы я не заболел от холода. Мальчик и его друзья хохотали так, будто это была какая-то отличная шутка. Позже той же ночью Ёси обнаружил меня плачущим на улице. Это был один из последних раз, когда я плакал. Я попытался скрыть слезы – меня учили, что молодой человек, особенно сын грозного сёгуна, не должен плакать, – а он сказал: «Маленький господин, не мешай себе чувствовать. Чувствовать – значит жить по-настоящему». – Оками замолчал, погрузившись в воспоминания, и в его глазах мелькнул намек на что-то глубокое. Яркое. Настоящее.

– Это… похоже на то, что сказал бы Ёси, – ответила Марико, вытирая слезы с подбородка.

Оками рассмеялся:

– Это так раздражает, не правда ли? Он всегда был таким раздражающим.

Звук его веселья ослабил хватку вокруг ее сердца.

– Раздражающий в своем идеальном стиле Ёси. – Она прикусила щеку. – Он страдал?

– Немного. Но я был рядом с ним, пока все не закончилось.

– Наверное, было тяжело смотреть. Это был