Владимир Шимский - Дети Смерти Страница 32

— Видишь, — указал он Ирду на грязно-коричневый подтек. — Если опять случится кого-нибудь потерять, твои люди обвинят меня.

— Они надеются на твой слух. И на меня. Я не понимаю. Ты не слышишь. Они просто сходят с ума.

— Мне от этого не легче, — проворчал унрит.

Ирд пожал плечами:

— Гм.

Вот и весь разговор. «Хриссовы капюшоны». Дэна раздражало их упорное молчание. То ли дело Старик: для него Магр ничем не отличался от таверны Носатого Игла — что там, что здесь рот Старика не закрывался ни на минуту. Истории о Дииме Уалантайне и собственных его похождениях были неисчерпаемы. Не говоря уже об Иарлах-побратимах Рольфе и Аликсантре. Дэн вспомнил строки:

«Таир убит, и Уна умерла,И Моной коронована скала…»

«Когда наступает ночь, — думал унрит. — Да. Когда наступает ночь».

«Пятна. Опять эти… пятна, сгустки, как их там? А ну, как оно вылезет невесть откуда. Мерзостное, как и все в Магре. Торех. Старик. Тьфу, перестань, Дэн».

— Ты должен мне пятьдесят корон, — сказал унрит. Ему не столько хотелось заговаривать о деньгах, сколько уничтожить ненавистную тишину, нарушаемую лишь шорохом шагов да возмущенным треском раздвигаемого кустарника. — В конце концов, я должен знать, за что…

— Ты хочешь получить их прямо сейчас? — усмехнулся Идр. — По-моему, ты выбрал неподходящее время, а?

— Но уж и не в Унре, — упрямо сказал Дэн.

— Так где же?

— В Торехе.

«А что? Неплохая мысль!»

— Хорошо, — пожал плечами «капюшон». — Это все? Больше разговаривать и впрямь было не о чем. «Ах, прекрасная Мирилла», — вздохнул унрит. Что же она не хотела ему объяснить?

«Ун, до, тре, кетр. Еще раз. Ун, до, тре.

Кетр.

Шаги. Бесконечная вереница… шагов. Как странно идти и чувствовать, что ты уязвим, смертен, что ты тоже способен бояться и… любить. Нет, не то. Глупое человеческое рассуждение. Глупое чувство. Гадкое. Липкое. Ун, до. Как паутина. Стоит попасться, и волосатый хайр… Уж непременно (осторожно, справа колючка). Их надо убивать.

Да.

(Ун, до, тре, кетр.) Обычная человеческая возня. Хурум, короны, амауты. Харута. Сладкое конгайское. Теплая постель. Сетфи. Кайфи. Страх (а как же!) умереть. Потерять. Проиграть. (Смотри-ка, какая трещина! Хоры через две жди обвала. Впрочем, мы будем далеко.) Что еще? Боль. Когда выжигают глаза, дробят суставы, вспарывают живот. Травят хрисс. Их боль. Тебе-то до этого какое дело, а?

Не то.

Спрятаться от себя.

Что бы ты сделал, Дэн, если бы мог убить… небо? Помнишь:

Таир убит, и Мона умерла…

(Ишь, топает, как ни в чем не бывало.) Ты бы испугался. Нет. Тебе бы стало невыносимо тяжело. (Опять ерунда.) Ты бы ничего не успел понять (ответь, ему, Ирд)».

— Ты хочешь получить их прямо сейчас? — Он усмехнулся. «Они тебе не понадобятся. Может быть». — Ты выбрал неподходящее время, а?

— Так где же, Дэн?

«Ун, до, тре, кетр. Тебе не нравятся наши мечи?»

— Хорошо, — он пожал плечами. — Это все?

«Короны, Дэн. Разумеется, короны. На них покупают уютные дома, терпеливых жен, „преданных“ друзей. Не всегда (он не любил лгать самому себе). В том-то и дело, что не всегда. Почти все. И почти всех. Даже магри (что ни говори, а это была неплохая идея, и кое-кому придется славно поломать голову, прежде чем…).»

С какой же радостью он бежал!

Ун, до, тре, кетр.

И все-таки именно здесь, в Магре, он впервые почувствовал некоторое облегчение. Он не сразу понял, что именно заставило его тело расслабиться, а мозг отдаться этим липким, вонючим чувствам — похоже на запах грязного постельного белья — жалости, например («Бедненький Лот», — усмехнулся Ирд). Как будто и чувствовал кто-то другой. И думал (глупые человеческие мыслишки: жить спокойно, не боясь неосторожных движений, не боясь самого себя).

Маг! Ха-ха-ха! Оглянись, Дэн, посмотри, какая у меня улыбка. Надо мной жестоко посмеялись, Дэн. Кто? Мать? Небо? Дурацкие боги, верно, упились харуты, когда «лепили» меня. Я так и вижу их красные рожи. Свисающие хиссами носы. И зубы. Непременно гнилые, в которых они ковыряются грязными ногтями (куда ты прешь, не видишь — хисса!). А ты, ты, глупый Дэн. Ты все еще веришь в них? Ты думаешь, они всемогущи? Сильны? Красивы? Ха! Если они могут все — они не могут ничего.

Как я.

Ну разве что несколько жалких фокусов с исцелениями.

Чтение таких же жалких мыслишек.

А люди (большинство) так послушны (но не ты, Дэн), что не надо прикладывать никаких усилий, чтобы они сделали все, чего я ни попрошу.

«Ну-ка, — усмехнулся Ирд, — приласкай его!»

— Ты чего? — отшатнулся унрит, но было уже поздно.

Ладонь Мириллы обожгла щеку.

— За что?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ЭЛЛОРЫ

Щека пылала. Не от боли (какая там боль! Хрупкая ладошка едва скользнула по его щетине и тут же, словно испугавшись содеянного, метнулась прочь). Нет. От обиды («За что?»), которая медленно, как яд хиссы, растекалась по всему телу унрита. «Ну вот, и схлопотал по физиономии, Дэн».

«А чего ты так разволновался, Светлейший?»

«Ага! Светлейший. В этом-то все и дело».

«В чем?»

Унриту показалось, что шедший рядом Ирд хитро ему подмигнул.

«Так в чем? В том, что она…»

«Вот-вот, именно она. Напридумывал фрокк знает что. Ничего не было, Дэн. Тогда. В Унре. И здесь. И вообще. Ни-че-го», — с досадой вздохнул унрит.

Проклятая колючка! Задумавшись, Дэн и не заметил, как зеленое острие вспороло штанину и не хуже крайта разрезало левую икру. Сапог был полон густой, липкой крови. «Ну, спасибо!» — поблагодарил он свою обидчицу, пристраиваясь на поросшем голубоватыми мхами камне. Уартор отчаянно сигнализировал о присутствии невидимой смерти. В другой раз унрит обошел бы камень стороной (защита — защитой, а как-то спокойнее), однако сейчас ему было все равно.

— Идите, — он махнул приостановившимся «капюшонам». — Я догоню.

Отряд двинулся дальше. Дэн стянул сапог и, задрав штанину, обмыл рану водой из фляги. Вытащил из кармана пакетик с хра[26], обильно посыпал все еще сочащийся кровью порез. Так-то лучше. Взглянул на уартор. Его голубое сияние потускнело — «капюшоны» двигались значительно быстрее, чем он ожидал. «Не отставай, Дэн, этот камень и так чересчур смахивает на надгробный. Успею», — подумал унрит. Он торопливо перебинтовал ногу, влез в сапог. Ничего. Вполне. Рана слегка саднила, но боль была вполне терпимой. В Магре подобные царапины зарабатывались на каждом шагу. Руки-ноги целы — уже хорошо.