Не место для людей (СИ) - Лукьяненко Сергей Васильевич Страница 32

Виктор даже не успел разозлиться, Тэль отодвинула его и вышла вперёд. Прошептала:

– Дай мне…

Милиционер с любопытством уставился на неё.

– Товарищ милиционер, – голос Тэль стал строгим, суровым. – Вы, кажется, не понимаете всей сложности нынешнего момента. Что везём – видите?

Милиционер задумчиво посмотрел на фигуры в прицепе.

– В наши дни, когда весь народ в едином порыве строит новое общество, важно быстро и решительно расставаться с суевериями и еретическим дурманом!

Глаза у милиционера стали испуганными, настороженными.

– Кровожадные примитивные культы малых народов! – внезапно выкрикнула Тэль. – Поклонения варварским образам Змея Горыныча и рогатой лошади! Неужели ориентировку не получали?

Милиционер неуверенно кивнул.

– Даже в «Правде» передовица была, – укоризненно сказала Тэль. – «Отдельные факты мистического поклонения, с оргиями и песнопениями»! Голые при Луне купались и плясали вокруг идолищ поганых! Вам что, удостоверение предъявить?

И она достала из кармана бриджей потёртую красную «корочку», открыла, сунула под нос милиционеру, не выпуская при этом из рук. В удостоверении была фотография Тэль – в военной форме, с погонами на плечах – и какой-то суровый текст.

Милиционер глянул на «корочку» и вытянулся по стойке смирно. Откашлялся. Спросил:

– Какая требуется помощь, товарищ подполковник?

– Освободите дорогу, – велела Тэль.

– Доброго пути! – милиционер откозырял Тэль, потом, на всякий случай, Виктору, щёлкнул каблуками, развернулся и взял под руку вредную старуху. – А вы, гражданочка, пройдёмте! Посмотрим сейчас, с какой стати вы мешаете проезду сотрудников! Горынычу поклоняешься?

– Я православная! – пискнула бабка. – Я член партии с одна тысяча девятьсот двадцатого года!

– Сейчас проверим, какая вы православная и с какого года, гражданочка! – продолжал милиционер, ведя её к заколоченному храму. Впрочем, нет, двери уже были открыты, на куполе вызывающе высился крест, составленный из серпа и молота. – Сейчас посмотрим, выдержите ли вы испытание святой водой и помните ли наизусть «Манифест коммунистической партии»!

– В машину, – сказал Виктор, и они торопливо забрались в грузовик. Мотор завёлся сразу, и они поехали, оставляя за спиной церковь, у входа в которую милиционер строго отчитывал старуху. Из открывшихся дверей храма спешили ему на подмогу бородатый священник с дымящимся кадилом и целая стайка детишек в церковных облачениях, с повязанными поверх красными галстуками. Доносилось из тёмных глубин пение: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»

– Странно как. Никогда храмов тут не видывал, сколько мы Путём с тобой ни хаживали… – сказал Виктор.

– Всё не так, милый. Засада та же – ну не взять им нас так, нипочём не взять. Уж если нападать – так всем скопом, а тут… Одно дикое древо, изменённая форма. Один милиционер, одна бабка. Я даже сама бы выбралась, а уж с тобой, дорогой… – и Тэль улыбнулась.

Вот как она так умеет? Одна улыбка, взгляд, жест – и словно не четверть века вместе, а только вчера встретились.

– На дорогу смотри! – прикрикнула в шутку Тэль.

– Смотрю, смотрю, – вздохнул Виктор. – Но зачем Прирождённым такая засада? Я… испугался, если честно. За тебя, конечно. Да и щупальца эти… бррр!..

– Щупальца… – усмехнулась Тэль. – Знал бы ты, какие комиксы с ними Сева почитывает… думая, что я ничего не знаю. Нет, милый, я бы справилась. Они… они словно с ума спятили.

– Прирождённые? Хорошо б, коли так…

– Ты что! Какое «хорошо»! Если и впрямь спятили, невесть что могут устроить!

– Пусть устраивают. Прошлый раз их встретил и в этот раз встречу.

– Мой владыка-Дракон воинственен и полон огня! Таким его и люблю!

– Но Прирождённые – ладно. А вот что это за городок? Он-то как на Пути оказался? По-прежнему ничего не можешь сказать?

– Единорог прокладывает дорогу, – негромко повторила Тэль. – Но что встречается на ней – дело Дракона. Спроси своё сердце, Владыка. Тебе же вот удалось оживить эту машину!.. Без ключа и замка.

– Легко тебе говорить… – Улица Ленина, как и положено было в давние советские времена, вывела их в центр города. Потянулись ряды старых, явно дореволюционных домов: кирпичный низ, деревянный верх. Выглядели они, если честно, не очень – местами покосившиеся, с кое-как присобаченными (слова другого не подберёшь) боковыми входами и лестницами на вторые этажи; смотрели грустно, и Виктору почудилось, что он слышит их негромкие усталые вздохи.

– Так мы что, так дальше и поедем? Ты не откроешь Путь?

– Открою. Как только смогу, милый. Сейчас не получится. Слишком тут всё крепко и прочно. И впрямь как в Изнанке.

– Но как?! – возопил господин Дракон.

– Тихо, милый, тихо. Мы подумаем об этом позже. Пока что нам надо добраться до Лой.

Виктор промолчал. Крутил баранку, аккуратно останавливался на светофорах, пропускал людей на переходах, по нынешнему московскому обычаю. Люди пугались. Но вот что странно – на затейливые фигуры в прицепе внимания никто не обращал!

– Дорога скоро кончится, – вдруг сказал он. – Я вижу. Это не настоящая Изнанка. Но это и не то, что я видел у Обжоры. Куда… вещественнее. И детали. У него таких не было.

– Тогда остановись, Владыка, – вдруг очень серьёзно попросила Тэль. – Лой Ивер нуждается в нашей помощи, но и это… чудо нельзя оставлять просто так. Я подобного никогда не видывала.

Виктор кивнул. Затормозил у обочины, выбрался наружу.

Всё те же пятиэтажки. И магазин. «Книги».

…Там было тихо, чисто и пустовато. Скучала девушка-кассир в высокой стеклянной будке, продавщица постарше ходила вдоль полок, отделённых от торгового зала прилавком – совсем не так, как в нынешние времена.

«Общественно-политическая литература». Брошюра «Навстречу двадцать… съезду КПСС». «Двадцать» изображено как две римские десятки, XX, а вот остальное как-то расплывается.

– Девушка, а газет у вас нет?

– Газеты на улице, в киоске, гражданин! – недовольно буркнула продавщица.

– А число сегодня какое?

– Пятнадцатое.

– А… год?

– Гражданин! – взвилась тётка. – Вы что тут, издеваетесь, что ли?! Сейчас милицию вызову! Нажрался с утра, забыл, который год у нас!..

Тэль поспешно потянула Виктора за руку.

– И-извините, – пробормотал господин Дракон. – Я не пил, ни капли! У меня ранний склероз. Болезнь такая!

Продавщица ещё побулькала что-то возмущённо и недоверчиво, отошла, презрительно фыркая.

Виктор глядел на книжные полки, на старомодный, крытый стеклом прилавок. Книги лежали чинно, с бумажными ценниками. Фёдор Панфёров, «Бруски». Анна Коптяева, «Товарищ Анна». Александр Скабичевский, «Колея Павки Корчагина». Игорь Решилов, «Лоцман».

Что-то тут было не так.

Стоп!

«Бруски» – это он помнил. Читал в пионерлагере, когда было совсем скучно. Скабичевский, Скабичевский – им, помнится, кот Бегемот из «Мастера и Маргариты» представился в Доме литераторов… но Решилов-то откуда взялся?! «Лоцман» – это ж детский писатель Крапивин!

Дальше – больше. Автор Антон Городецкий, «Ночной дозор». На обложке красноармеец в будёновке стоит, опираясь на винтовку. Рядом другая книга, автор Хедин, «Земля без радости», на обложке – оборванный мужик доит тощую корову на фоне дома-развалюхи.

– Можно посмотреть? – осторожно попросил Виктор продавщицу. Та хмыкнула, хлопнула книжкой о прилавок.

«Прогрессивный шведский писатель Бенкт-Эрик Хедин в романе, посвящённом тяжкому труду беднейших слоёв крестьянства, ярко и образно описывает…»

– Спасибо. А эту?

«Антон Сергеевич Городецкий – видный деятель рабочего движения гор. Саратова. В годы Гражданской войны командовал полком Красной армии. Роман „Ночной дозор“ посвящён борьбе с белогвардейскими полчищами Колчака. Наступая на город, белые засылают туда шпионов и диверсантов…»

Был ещё томик литературоведов П. Хрустальной, М. Свинцовой и Г. Дубовой «Алые паруса – символ революции или эмансипации?», поэтический двухтомник «Верую в Коммунизм» и сборник кулинарных рецептов А. Воровкина «Невкусное – значит, полезное», в серой коленкоровой обложке, на которой была изображена тарелка, полная бесформенного и неаппетитного.