Искры на ветру - Илья Витальевич Карпов Страница 32

Брюммер Гант наполнил кубок, тут же наполовину опустошил его, довольно крякнув, и продолжил:

— Там на нас напали эльфы.

— Неужели! — изумился Тиберий.

— Клянусь золотыми зубами провента Лукредо! Уж не знаю, за какой надобностью им специи, но как только в это самое окно влетела стрела, меня прошиб холодный пот! И вонзилась она, кстати, в ту самую подушку, на которой вы, Маркус, сейчас сидите.

Нервно улыбнувшись, маг вытащил из-под себя бархатную подушку и отложил в сторону.

— О боги, как же я перепугался. На улице послышались крики, лязг, грохот… А потом всё стихло. Когда кто-то открыл снаружи дверь, я, простите, был готов обделаться, но то оказался капитан Айден. С брызгами крови на лице, широкой улыбкой и гордостью в глазах. Он пригласил меня выйти и посмотреть, что опасность миновала, и, хоть я и отнекивался, но этот эльф оказался красноречив, как дьявол! Разумеется, от увиденного зрелища, меня вывернуло, но я оказался настолько впечатлён, что по прибытии в столицу не только выплатил ему полную сумму, но и щедро добавил сверху. Пусть никто не скажет, что Брюммер Гант не умеет быть благодарным!

— Похоже, эти наёмники действительно знают своё дело, — вздохнул Маркус. — Надеюсь, нам не придётся убедиться в этом лично.

Ему не особенно нравились истории о кровопролитии, пусть даже они заканчивались хорошо. Опустевший кубок он поставил на пол, от сладкого вина во рту появлялся противный кислый привкус.

— Из тех, с кем мне приходилось работать — эти лучше прочих, — согласился Гант. — Видите ли, услуги «Терновых клинков» высоко ценятся, а потому не всегда удаётся их нанять, не говоря уже о том, чтобы нас сопровождал сам капитан Айден. Смею предположить, в этот раз удача на моей стороне, к тому же я приобрёл столь любопытных попутчиков. Вы, Тиберий, помнится, говорили о школе?..

К вечеру обоз добрался до постоялого двора, где восторженный Гант уничтожил целое блюдо варёных раков со сладкой горчицей, с удовольствием запив всё это пятью пинтами пшеничного пива под изумлённые взгляды Маркуса и Тиберия, которые ограничились парой мисок похлёбки. В те нечастые минуты, когда торговец переводил дух и отвлекался от еды, он сочувственно смотрел на попутчиков, и снисходительно приговаривал, что аппетит к ним ещё придёт.

Следующая неделя в сознании Маркуса слилась в один бесконечно тянущийся и совершенно невыносимый пир. С тяжестью в животе он засыпал, она же сопровождала его сразу после пробуждения, но страшнее было то, что однажды поутру маг заметил, как туника стала жать ему в поясе. «Мало мне седины, не хватает только растолстеть!» — с ужасом подумал он и зарёкся с этих пор объедаться, даже по большой просьбе торговца, который, похоже, видел какую-то особый знак расположения в том, чтобы откармливать гостей на убой.

Действительно, Брюммер Гант с удивительной нежностью советовал «попробовать вот это, а ещё вот это, а если вы пропустите вот эту штуку, то, уверяю, не сможете простить себе до конца жизни!» Невероятное разнообразие кушаний объединяло только то, что они так или иначе были сладкими. Медовые соусы, ягодная глазурь, подслащенное тесто и молодое вино, сохранившее виноградную сладость — один запах всего этого уже к концу первой недели вызывал у Маркуса тошноту, и он ограничивался лишь парой кусочков.

Тиберию, впрочем, поездка давалась куда как легче. Рассказчик нашёл своего слушателя, а уж рассказать Тиберию было о чём. Но, в конце концов, и этот источник иссяк, а Брюммер Гант оказался ненасытен не только по части еды, поэтому тут же принялся за Маркуса, который сначала стушевался, но потом с удовольствием отметил, что когда торговец увлечён историей, то не настаивает, чтобы собеседник попробовал «ещё кусочек».

Так очередным вечером они добрались до очередной таверны. Как печально сказал Гант, на этом участке пути «приличных заведений» не сыскать, так что будем довольствоваться тем, что есть, к тому же в этой таверне ему уже останавливаться доводилось. Выбирать не приходилось: если в полдень стоял штиль, то теперь, после заката, промозглый западный ветер, проникавший через окна экипажа, заставлял Маркуса ёжиться. Качающаяся под фонарём вывеска в форме раскидистого дуба, выкрашенная белой краской, во всяком случае обещала тёплый ночлег и горячий ужин. Оставалось надеяться только, что здесь подают что-нибудь не слишком сладкое. Маркус был готов хлебать пересоленный суп и ужаренное до состояния подошвы мясо, только бы там не было ни капли чёртового мёда или ягод.

Черноусый хозяин таверны встретил Ганта радушной улыбкой. По счастью, заведение пустовало, так что место, как он заверил, найдётся всем. Вечер коротали за беседой у очага, где Маркус с удовольствием грел руки, а Тиберий с не меньшей радостью играл с наёмниками в карты.

Он учился карточному делу всё время пути, а наёмники, игравшие обычно на деньги, жалели юношу и не принимали от него ставок. Но именно сегодня Тиберий поверил в собственные умения настолько, что впервые решился сыграть всерьёз. Разумеется, благоразумия он не растерял и просить у Маркуса обнаруженные после кораблекрушения деньги не стал. Вместо этого поставил неисправный латунный компас капитана де Болье, найденный после кораблекрушения. Маркус поначалу был против, но всё же согласился, что эту штуку всё равно рано или поздно пришлось бы продать.

Маркус не мог назвать себя набожным человеком, но, когда на ужин трактирщик объявил жаркое из ягнёнка, он искренне поблагодарил богов. Не веря удаче, он даже подошёл к нему и уточнил вполголоса, нет ли в рецепте мёда, на что получил удивлённый ответ, что для мёда ещё не сезон. Удивительно, но Брюммер Гант ничуть не расстроился, а, кажется, напротив, был весьма доволен. Должно быть, даже ему приелись все эти сладости.

К ночи «Белый дуб» наполнился весёлыми хмельными песнями, которые то и дело прерывало зычное «Уилл!», когда наёмники требовали еды или выпивки. Пухлая рука Ганта щедро рассыпала серебро, так что черноусый трактирщик был рад услужить, но в конце концов даже он, утомившись, опрокинулся на табуретку за барной стойкой.

Наёмники затянули грустный напев на незнакомом Маркусу языке, а Гант невпопад подпевал им, утирая глаза рукавом и приговаривая: «Знают, засранцы… Знают, чем пронять…» Закончив петь, одни зевающие наёмники стали подниматься на второй этаж, другие же, крепко напившиеся, беспробудно уснули прямо за столами, а радостный Тиберий продемонстрировал магу горсть серебра в мешочке.

— Гляди, Маркус! Парни говорят, со мной играть больше не станут. Карта так и идёт! Игра оказалась куда проще, чем я думал… Доберёмся до Дракенталя, обязательно вас угощу! — судя по расплывшейся улыбке, вино как следует дало аэтийцу в голову.

— Иди-ка спать, Тиберий, — мягко, но настойчиво сказал маг, — уверяю, сейчас тебе лучше всего выспаться.

В этот вечер Маркусу совсем не хотелось ни вина, ни пива, а тяжесть в животе стала совсем невыносимой. В выделенной им с Тиберием комнате спало ещё двое наёмников. В прошлые ночи магу помогало уснуть снотворное действие вина, но сегодня он был совершенно трезв и ему пришлось в полной мере столкнуться с громогласным храпом и невыносимым смрадом немытых ног.

Когда Маркус осознал, что не помогает даже открытое окно, он решился на последний отчаянный шаг. Маг вышел на улицу и забрался в экипаж. Кучер уже давно уснул в углу таверны под пение наёмников, так что остановить мага было некому. Свежесть ночной прохлады показалась ему настоящим раем, а шум сверчков убаюкивал куда лучше клокочущего храпа на два голоса.

Маркус обложился подушками и быстро погрузился в сладкую дрёму под негромкий шум ветра. Ему не раз снился тот самый рыжеволосый парень, но теперь сон принёс не тот образ, что обычно. Не испуганного мальчишку, дрожащего перед чернокаменной громадой, а статного юношу со смелым лицом и глазами, полными огня. Маркус не раз представлял, как сейчас мог выглядеть Игнат и, наверное, именно таким он и должен стать.

Но вдруг образ потерял очертания. Яркие краски пламени потускнели, а сонный разум наполнил холод. «Должно быть сейчас ещё слишком прохладно для ночёвки на улице…» — смутно пронеслось в голове мага. Он поёжился и плотнее прижал к себе