Всё началось с грифона - Кияш Монсеф Страница 32

– Привет, – произнесла я.

Мантикора не ответила, но и не пронзила меня жалом, поэтому я продолжила:

– Здесь никто не желает тебе зла, но, если ты попытаешься причинить вред доктору или кому-либо еще, будет плохо.

Ее красные глаза сузились, хвост изогнулся, как вопросительный знак. Интересно, подумала я, она слушает или прикидывает расстояние для прыжка? Жало болталось на конце хвоста, лениво раскачиваясь между жизнью и смертью – ее и моей. Я почувствовала, как меня охватило уже знакомое жуткое чувство, стиснула зубы, борясь с накатывающей тошнотой, и поняла, что меня шатает.

Интересно, сможет ли человек пристрелить мантикору раньше, чем она убьет меня? Вряд ли. Я закрыла глаза, затаила дыхание и замерла в ожидании.

Ничего не произошло.

Ощущение болезненного ужаса прошло. Я открыла глаза и увидела, что мантикора по-прежнему смотрит на меня с совершенно непроницаемым выражением лица. Затем она сгорбила плечи, поджала под себя лапы и медленно, по одному сегменту за раз, опустила хвост на пол.

– Хорошо, – сказала я. За плечом мантикоры доктор Лагари готовила шприц. – Сейчас мы отнесем тебя обратно. Но тебе надо поспать еще немного, иначе ты можешь кому-нибудь навредить. Хорошо?

Никакой реакции.

Доктор Лагари шагнула к мантикоре, но замерла на месте, когда зверь скосил на нее взгляд.

– Все будет хорошо, – пообещала я. – Тебе скоро станет лучше, но сначала нужно еще немного поспать.

Мантикора снова повернулась ко мне. Я кивнула доктору Лагари и шагнула ровно в тот момент, когда доктор подобралась к зверю, вонзив иглу ему в бок.

Я положила руку на лапу мантикоры, которая была ко мне ближе всего, ощущая, как существо напряглось от удивления. На мгновение я снова ощутила ее резкий и четкий голод, увидела ужасы с прошлых трапез – слайд с изображением костей и запекшейся крови. Затем, по мере того как препарат начинал действовать, ощущения стали тягучими и слабыми, а после, подобно вылитому в канализацию жиру, начали исчезать, пока не осталось ничего, кроме клубящейся серой пустоты. Дыхание было медленным, горячим и эхом отдавалось у меня в голове. Я перестала чувствовать ее шерсть под пальцами, перестала ощущать ее сознание в своей голове.

Когда я очнулась, сквозь веки пробивался солнечный свет. В висках у меня стучало, а конечности налились тяжестью. Я открыла глаза.

Я лежала на диване у окна в помещении, которое походило на гостиную в особняке Горацио. Было немного за полдень. Я медленно села и огляделась.

– С возвращением, – поприветствовал меня Горацио, сидящий в кресле напротив дивана.

Он протянул мне стакан воды, я приняла его и выпила все до дна. Во рту стоял ужасный привкус, и, когда вода смыла его, мне стало гораздо легче.

– Сколько… – спросила я.

– Совсем недолго, – успокоил Горацио. – Не могу точно сказать, как работает твоя связь с ними. Могу предположить, что ты получила дозу кетамина.

– Ого, – отозвалась я.

В голове все еще стоял туман.

– С мантикорой все хорошо, если хочешь знать. Она не в восторге, конечно, но благодаря тебе в безопасности. На самом деле стоит сказать, что сразу несколько людей многим обязаны тебе за то, что ты сегодня сделала. Не в последнюю очередь я сам.

Он рассмеялся.

– По-моему, ты заслужила уважение доктора Батиста, если для тебя это имеет какое-то значение.

Я огляделась, отчасти ожидая встретить недоброжелательный взгляд доктора, но мы с Горацио были одни.

– Ты так и не приняла мое предложение, – заметил он. – Мне оно казалось щедрым. Может быть, ты рассчитываешь на что-нибудь получше?

– Не думаю, что хочу здесь работать, – ответила я.

– Правда? – переспросил Горацио. – Твой отец тоже заупрямился и так и не согласился. Впрочем, в конце концов мы нашли общий язык. Быть может, с тобой мы тоже придем если не к официальному соглашению, то к взаимопониманию.

– Зачем вам эта тварь? Ее вообще не должно существовать, как и всех остальных.

– И всё же, – возразил он с мрачной улыбкой. – Всё же эти существа пусть и не идеальны, Маржан, но они настоящие. И все делятся с нами истинами.

– Возможно, некоторыми из них делиться не стоит, – отозвалась я. – Быть может, они не приносят никому пользы.

– Полагаю, эти истины и являются самыми важными из всех, – заметил Горацио. – Мир полон пугающей тьмы. Но если подарить тьме лицо, тогда, возможно, получится с ней поговорить. А после этого, быть может, мы сможем ее контролировать. В конце концов, разве не за этим мы придумали монстров?

– Это мы их придумали? – спросила я.

– Настоящая головоломка, не правда ли? – улыбнулся Горацио.

– Неправильно, – сказала я, – держать этих созданий в вольерах под землей. Так нельзя.

– Да, – согласился Горацио. – Нельзя.

– Тогда почему вы так поступаете?

– Потому что, – ответил он, – им небезопасно находиться здесь, наверху. – Горацио указал на пейзаж за окном. – Мир не готов их принять. Мне кажется, раньше, давным-давно, все было по-другому, но сейчас многое изменилось. Этим созданиям постоянно угрожает опасность, а терять их нельзя: они слишком ценны. Ты это чувствуешь, я уверен.

– То есть вы собираетесь вечно держать существ в этом подвале?

Горацио рассмеялся.

– Когда ты так говоришь, кажется, будто монстр тут я, – заметил он. – Я не собираюсь держать их там вечно. Когда придет время… я подумываю о Вайоминге.

– Устроите там ранчо?

Мужчина улыбнулся.

– Нет, – ответил он. – Я имею в виду весь штат. Ты удивлена? Безумие, знаю, но зачем ограничивать себя в мечтах? Ты знаешь, как я стал тем, кем являюсь сейчас?

– «Зверинец»? – спросила я.

Он усмехнулся.

– Тоже правда, – согласился он. – Но есть и другой ответ: порядок.

– Порядок?

– Мир полон хаоса, – сказал Горацио. – Война – это хаос. Распространение болезней – хаос. Неравномерное распределение ресурсов… У нас достаточно еды, чтобы накормить каждого на этой планете, и все же… – Он покачал головой. – К тому же мы не можем отвечать за весь мир. В Атлантике бушуют ураганы, в Тихом океане – тайфуны. Трутся друг о друга тектонические плиты. Под арктическими льдами есть залежи метана, в вулканах повышается магматическое давление. Все эти явления непредсказуемы, неуправляемы, каждое из них способно разрушить те хрупкие узы, что скрепляют наше общество, разбить его вдребезги. Это может произойти в любой момент.

Я с самого раннего возраста питал отвращение к хаосу. Беспорядок в спальне, полный непослушных учеников класс – в лучшем случае мне было из-за этого неприятно, в худшем я приходил в ужас. Возможно, некоторые люди инстинктивно хотят привести то, что их окружает, в порядок. Меня очаровывали компьютеры – система, которая работает исключительно так, как она запрограммирована! Для разума, жаждущего, чтобы во вселенной все наладилось, ничего соблазнительнее нет.

По этой же причине я создал «Зверинец». Что может быть лучшей услугой обществу, чем разобраться в беспорядке, дать ему количественную оценку, взять его под контроль? Я думал, что, если мы сможем усовершенствовать инструменты для понимания царящего вокруг нас хаоса, мир станет лучше. Я был молодым идеалистом. Считал, что все хотят того же, что и я. Полагал, что создаю инструмент, который поможет ученым улучшить наш мир. Именно для этого задумывался «Зверинец». Знаешь, кто его купил?

Он сделал паузу, на его лице появилась горькая, печальная улыбка. Я покачала головой.

– Нефтяные и минерально-сырьевые компании, – начал он. – Они хотели найти новые залежи природных ресурсов, новые месторождения, пригодные для бурения и разработки. Банки и торговые компании стремились усовершенствовать рыночные алгоритмы. Еще были оборонные предприятия.

Горацио снова замолчал, его лицо помрачнело.

– Все они заверили меня, что разделяют мои взгляды. Я поверил им, потому что мне хотелось, чтобы это было правдой, но они использовали мою технологию для изобретения систем навигации ракет. Я создал ее в попытке спасти нас от самоуничтожения, а они превратили ее в оружие. Я разбогател, соорудил, – он сделал широкий жест, – все это, а также извлек ценный урок. Только глупец не пользуется подвернувшейся возможностью, но никогда нельзя рассчитывать на то, что другие люди разделяют эти мечты.

В комнату вошла Ава, забрала у меня пустой стакан и протянула взамен полный. Я опустошила его одним большим судорожным глотком и на мгновение почувствовала вкус крови. Вновь закружилась голова.

– Можешь оставаться сколько хочешь, – предложил Горацио.

– Мне нужно идти.

Я встала и нетвердо побрела обратно по коридору. Ава кивнула