Терновая цепь - Кассандра Клэр Страница 33

– Малкольм, у кого-нибудь, кроме тебя, есть доступ к этой информации насчет американских Блэкторнов? – спросил Магнус. – Если кто-то заподозрит…

– Мы должны подробно обговорить этот план, – вмешался Джеймс. – Сесть, представить себе любые возможные возражения и вопросы, которые могут возникнуть у людей по поводу истории Джесса, и придумать правдоподобные ответы. В нашей легенде не должно быть слабых мест.

Все хором выразили согласие, промолчал только Джесс. Когда снова наступила тишина, он сказал:

– Спасибо вам. Спасибо вам всем за то, что вы делаете для меня.

Магнус сделал вид, что поднимает тост.

– Джереми Блэкторн, возможно, мои поздравления несколько преждевременны, но… добро пожаловать в лондонский Анклав.

* * *

В тот вечер Корделия надела алое бархатное платье, накидку, отороченную мехом, и шелковые перчатки до локтей и, усевшись в фиакр рядом с Мэтью, отправилась на Монмартр. Вскоре карета выехала на рю де ла Пэ, за окном мелькали ярко освещенные витрины магазинов, похожие на ряды золотых прямоугольников среди непроницаемого мрака.

Мэтью облачился в алый бархатный жилет и гетры в тон наряду Корделии, и, когда они проезжали под фонарями, казалось, что его грудь залита кровью. Перчатки у него были черные, и его глаза тоже казались черными, когда он разглядывал ее в темноте кареты.

– Здесь полно других кабаре, можем пойти в любое, – предложил он, когда карета со стуком проезжала мимо церкви Святой Троицы с огромным окном-розой. – Например, Rat Mort…

Корделия заставила себя улыбнуться.

– «Дохлая крыса»?

– Совершенно верно. Свое название это заведение получило от крысы, появление которой возмутило клиентов. Крыса была умерщвлена, а ее чучело выставлено в зале. – Он ухмыльнулся. – Народ ломится туда, чтобы поесть омаров в четыре утра.

– Мы тоже обязательно туда заглянем – но после L’Enfer. – Она высоко подняла голову. – Я твердо решила, Мэтью.

– Я понимаю, – бесстрастно произнес он. – У каждого из нас есть родственник или друг, с которым мы хотели бы поговорить, любой ценой. Некоторых отняла у нас смерть, некоторых – их нежелание выслушать нас или наше молчание.

Повинуясь импульсу, она схватила его за руку, переплела пальцы. Черные перчатки резко контрастировали с алыми. Черный и красный, как фигуры на шахматной доске. Корделия прошептала:

– Мэтью. После возвращения в Лондон – а ведь в один прекрасный день нам придется вернуться туда – ты обязан поговорить с родителями. Они простят тебя. Это же твои родные отец и мать.

Его глаза стали совсем черными. Он усмехнулся:

– А ты простила своего родного отца?

Эти слова причинили ей боль.

– При жизни он никогда не просил меня о прощении, – сказала она. – Возможно, если бы он… да, возможно, именно эти слова я хочу услышать, именно поэтому я хотела бы поговорить с ним еще раз. Мне очень жаль, но я до сих пор не могу простить его. Горечь и обида – тяжкое бремя.

Он сжал ее руку.

А мне очень жаль, что я не могу взять на себя хотя бы часть твоего бремени.

– У тебя достаточно своих горестей.

В этот момент карета остановилась у кабаре. Из разверстой пасти демона лился свет. Корделия ответила на пожатие и убрала руку. Они приехали.

Выйдя из кареты, девушка увидела вчерашнего бородатого, широкоплечего швейцара, сторожившего вход. Мэтью задержался у фиакра, чтобы расплатиться с кучером, а Корделия подошла к двери и хотела войти, но охранник покачал головой.

– Вам запрещено входить, – произнес он по-английски с сильным акцентом. – Паладин.

6. Ступая по крови

Чьи сердца разбивать я буду? Какую ложь поддерживать должен? По чьей крови мне придется ступать?[20]

Артюр Рембо, «Одно лето в аду»

Корделии стало холодно. Никто не знает об этом, подумала она. Никто не знает. Ее злосчастная клятва верности Лилит оставалась тайной для всех, кроме брата и лучших друзей. Да, прошлой ночью в этом самом кабаре они с Мэтью говорили о Кортане, но они не упоминали ни имени Матери Демонов, ни слова «паладин». Она пробормотала:

– Вы, должно быть, ошиблись. Я…

– Non. Je sais ce que je sais. Vous n’avez pas le droit d’entrer, – сурово произнес швейцар. «Я знаю то, что знаю. Вы не имеете права входить сюда».

– Что происходит? – спросил по-французски Мэтью, подойдя к ним. – Вы не хотите нас впускать?

Страж что-то ответил, и они начали переговариваться так быстро, что Корделия с трудом могла уловить суть. Охранник по-прежнему упорствовал; Мэтью объяснял ему, что это какая-то ошибка, что ее приняли за кого-то другого. Корделия была Сумеречным охотником с незапятнанной репутацией. Но швейцар лишь качал головой. «Я знаю то, что знаю», – повторял он.

Корделия стиснула руки, чтобы не было заметно, как они дрожат.

– Мне нужно только поговорить с мадам Доротеей, – вмешалась она в спор. – Может быть, вы согласитесь передать ей записку…

– Сегодня ее здесь нет. – Какой-то молодой человек на входе указал на афишу, приколотую к двери; действительно, имени мадам Доротеи на ней не было. Сегодняшним «гвоздем программы» являлся заклинатель змей. – Мне очень жаль разочаровывать прекрасную mademoiselle.

Прежде чем войти, он прикоснулся к полям шляпы, и Корделия заметила, что его глаза в лунном свете отливают золотом. Оборотень.

– Послушайте-ка, – начал Мэтью, намереваясь продолжить спор с швейцаром и театрально размахивая тростью. Корделии показалось, что в глубине души он наслаждается сценой. Она прикоснулась к его плечу.

– Перестань, – произнесла она. – Если ее здесь нет, нам все равно нечего делать в кабаре. Пойдем, Мэтью.

Паладин. Это слово звучало в ушах Корделии еще долгое время после того, как они с Мэтью сели обратно в фиакр. Карета уже покинула Монмартр, но Корделия живо представляла, как стоит у входа в кабаре, слышала голос швейцара, преградившего ей дорогу. «Я знаю то, что знаю. Вы не имеете права входить сюда».

«Потому что ты похожа на яблоко, такое красивое, но изнутри источенное червем, – произнес какой-то голосок у нее в голове. – Потому что теперь ты – собственность Лилит, Матери Демонов. Потому что ты проклята, и все из-за своей глупости. Людям следует держаться от тебя подальше».

Она вспомнила слова Алистера: «Наши страхи имеют свойство становиться реальными, Лейли».

– Корделия? – Озабоченный голос Мэтью доносился откуда-то издалека. – Корделия, поговори со мной, прошу тебя.

Она хотела повернуть голову, взглянуть ему в лицо, но ее окутал черный туман, и она не видела и не слышала ничего, кроме разочарованных лиц и суровых, обвиняющих голосов. Ей показалось, что время повернуло вспять, что она в Лондоне, снова