Слишком живые звёзды - Даниил Юлианов Страница 39

Голос Вики, скачущий и неровный, заставил сердце стучать чуть быстрее, а разум проясниться. Он закрыл металлическую дверь их квартиры и, прижавшись к ней лбом, поклялся себе никогда, ни при каких обстоятельствах не возвращаться сюда. Нет на свете таких драгоценных камней, таких вещей, которые стоили бы его возвращения в то место, где сожрали его родителей.

– Вика, послушай меня сейчас очень внимательно. – Внезапно ему стало холодно. Град крупных капель пота скатывался по нагретой солнцем коже, и теперь, в мёртвой прохладе пустующего подъезда, неистовый жар сменился сковывающим морозом, проникающим вглубь костей. Егор опёрся рукой о стену и, опустив голову вниз и закрыв глаза, продолжил говорить. – Ты сейчас у себя дома?

– Д… – послышался короткий всхлип и прерывистый, долгий выдох. – Да, я дома.

– Хорошо. Будь там и никуда не выходи. Запри дверь и продолжай звонить родителям, пока они не ответят.

– Они… Господи, да, хорошо. – Егор услышал слабое чириканье птички в своём телефоне и невольно порадовался этому приятному, такому привычному звуку. – Ты приедешь? Скажи, что приедешь, пожалуйста, скажи!

– Да, я приеду. – Он взглянул на стоящий в углу велосипед и поджал губы, еле сдерживая рвущуюся наружу панику. – Вика, запри дверь, ты меня поняла?

– Да.

– Если увидишь кого-то на улице, не высовывайся, не зови его и вообще не привлекай к себе внимания. Жди меня и никому не открывай. Когда буду подъезжать, позвоню тебе. Будь наготове и встречай… – Егор с сомнением посмотрел на слегка сдутые шины велосипеда, – …через полчаса.

– Так долго?

– Буду гнать как смогу.

– Не надо! – Её выкрик дал мощным ударом по гудящей голове, так что Егор невольно зажмурился, не убирая от уха телефон. – Не вздумай! Езжай аккуратно, я подожду. Не гони, ладно?

– Хорошо.

Резиновая ручка руля приятно ощущалась во вспотевшей ладони, хоть пыль и успела покрыть собой всю поверхность. Чёрно-красная окраска велосипеда сопровождала Егора с самого детства, влюбив его своей контрастностью в одном из отделов спортивного магазина. И вот сейчас этот верный старый конь, покорно привязанный к трубе в самом углу лестничной площадки, взирал на него преданным глазом, спрятавшимся в серебряном звонке на ручке руля. Сиденье до сих пор оставалось пригодным, да и качественные колёса вряд ли бы смогли подвести. Хоть и старый, чудо-байк Егора готов был рвануть в новый, требующий скорости бой.

– Ты здесь?

– А… да, я просто задумался.

– Егор, – повисло долгое молчание, и он уже решился перебить Вику, но тут она заговорила, – будь осторожен, пока будешь добираться сюда. Пожалуйста, береги себя. Я не хочу… – Слёзы хлынули мощным водопадом в трубку телефона, и от этого по спине Егора волной пробежали мурашки. – Я не хочу потерять ещё и тебя!

За окнами перешёптывались ярко-зелёные листья, обволакиваемые тёплым летним ветерком. Солнце не собиралось убавлять градус жары и продолжало подпаливать Питер, улицы которого пустовали и утопали в непривычной, мёртвой тишине. Она окутывала собой всё пространство вокруг, оставляя лишь отголоски тихих звуков, подобных шелесту молодой листвы. И только нервный голос Вики прорезал своим звучанием молчание мира, пробираясь в самый центр сознания.

– Ты же на велосипеде?

– Да, на «Фоксе».

– Хорошо. Будь аккуратен и не спеши. Я подожду. Довези себя в целости и сохранности.

– Постараюсь.

– Я тебя люблю. – И он услышал краткий «чмок» у самого уха – её привычный жест в конце разговора.

– И я тебя люблю.

Егор завершил звонок и, убрав телефон в карман джинсов, развязал верёвку, скрепляющую трубу и переднее колесо велосипеда. Перенеся его на руках к самому выходу из подъезда, он поставил его на грунт и, кинув последний взгляд на маленькую клумбу вблизи дома, оседлал «Фокса» и вскоре выехал на дорогу.

***

Она не переставала смотреть в окно ни на секунду. Прошло уже более получаса (33 минуты и 18 секунд), но он так и не приезжал. Идея позвонить ему отмелась сразу, ведь, зная Егора, Вика не сомневалась, что тот бы ответил прямо за рулём и точно бы навернулся. А сейчас он один. Как и она. И пока они не встретятся, каждый из них может помочь себе только сам.

Вика не сводила глаз с подъездной дорожки и вновь, уже в сотый раз набрала номер мамы, уже не надеясь услышать в ответ родной голос.

***

Егора поразили дороги Петербурга. Под жёлтым фильтром солнечных лучей они казались ему тесными тропами, заполненными сотнями и сотнями машин. Некоторые из них застряли в пробитых оградах, молча уткнулись в поваленные деревья и вцепились в железные огрызки друг друга, перевернувшись на самом центре дороги. Раскалённый воздух плавал над горячими останками брошенных автомобилей. Тёплый ветер проходился по мокрым волосам Егора и врывался в лёгкие тяжёлой массой палящей жары. Он чувствовал, как голова его накипает, и старался держаться в тени, даже если ради этого приходилось нести велосипед на руках. Капли пота скатывались по уставшему лицу, попадая в глаза и скапливаясь на верхней губе. Всё окружение, весь чёртов мир превратился в пугающе реалистичные декорации, в правдивость которых не хотелось верить.

Совсем не хотелось.

Протискиваясь меж тонких лазеек, образованных застывшими грудами железа, Егор не смог сдержать себя и всматривался в разбитые окна машин, встречаясь взглядом с пустыми глазницами мёртвых пассажиров. Проезжая мимо чёрного внедорожника, он остановился и заглянул внутрь.

Его встретила широкая улыбка на оставшейся целой нижней половине лица. Верхняя же расплылась вязкой кашей по краям головы, стекая по шее густыми ручьями прокисших мозгов. Лишь порванная рубашка говорила о том, что эти остатки когда-то были мужчиной, и мужчиной крупным, чьё вытащенное из тела мясо облепило собой руль. И перед тем как тошнота волной подкатила к горлу, Егор заметил сидящую на заднем сиденье женщину, обнимающую двух детей с разных сторон. Её обвислая кожа не смогла скрыть искренней улыбки на обезображенном лице, из-под которого выглядывал равнодушный ко всему череп. Костлявые руки прикрывали обглоданных скелетов, прижавшихся к маме. Их бездонные глазницы взирали на её лицо и гадали, где же их мать? Почему их обнимает какое-то чудовище, а не любящая, такая хорошая мамочка?

И этот запах. Этот ужасный запах начинающегося разложения в жаркий, в невероятно жаркий летний день. Только сейчас он стал ясно ощущаться в нагревающемся воздухе и нести с собой до жути противный аромат смерти.

Аромат оживших трупов.

Егор отшатнулся, и только с большим трудом ему удалось подавить в себе подступающую рвоту. Лишь в эту секунду он осознал, насколько сильной была жажда. Каждое сглатывание слюны отзывалось острой болью в горле, стенки которого напоминали жёсткую наждачную бумагу. Нависшее над городом солнце выжимало из него всю жидкость, обливая