Энтони Варенберг - Дева Лорэйда Страница 4

— Я убью его, моя госпожа, дева Лорэйда! — через толпу протискивался совсем молодой парень, которого, стало быть, дерзость Конана задела куда сильнее, чем лэрда Мантихора. — Я смогу! Я знаю, ты до сих пор не позволяла мне участвовать в поединках, считая, что я к этому еще не готов, но поверь, я без устали тренировался и владею мечом не хуже прочих. Разреши же мне это доказать во имя твое, дева Лорэйда!

Что? Марать руки и благородную сталь кровью такого щенка?.. Конан испытывал возмущение и замешательство. Парень был моложе него зимы на четыре, совсем юнец, еще ни разу не нуждавшийся в бритве, да еще такой хрупкий и невысокий, пальцем можно прикончить…

— Нет, Лахлан! — Лорэйда в крайнем волнении вскочила с места. — Боги, нет, я запрещаю тебе…

Но было поздно. С искаженным праведной яростью лицом юноша коршуном налетел на киммерийца, размахивая коротким мечом, со свистом рассекавшим воздух. Несомненно, тот, кого называли Лахланом, имел некоторое представление об искусстве фехтования и даром времени не терял. К тому же он оказался на редкость подвижен и ловок, так что не позволял совсем уж без усилий добраться до него. Такая безрассудная смелость вызывала невольное уважение. Но это не помешало киммерийцу, улучив наиболее удачный момент, перебросить собственное оружие в левую руку и нанести удар кулаком в висок юноше. Стоит ли говорить, что этого единственного удара оказалось довольно: Лахлан пошатнулся и упал, отброшенный на десяток шагов словно внезапно налетевшим ураганом. Конан отчетливо ощутил, как под костяшками пальцев хрустнул череп противника, и не сомневался, что прикончил его.

Тишина воцарилась такая, что киммериец слышал только собственное дыхание. Он вовсе не ощущал гордости за свою победу, напротив, испытывал неловкость и смущение от того, что совершил мгновение назад. Впрочем, случившееся едва ли уменьшило его решимость идти до конца. Повернувшись к Лорэйде, киммериец слегка поклонился и произнес:

— Что ж, я свое условие выполнил. Ты довольна?

Лорэйда, не обращая на него внимания, подошла к поверженному Лахлану и склонилась над еще продолжавшим конвульсивно подергиваться телом. Но жизнь стремительно покидала юношу, уходя из него, как вода сквозь песок, и неподвижные глаза уже подернулись смертной пеленой. Лорэйда опустила ладонь на лицо Лахлана и сомкнула его веки.

— Кончено. Унесите его, — велела она слугам и лишь после этого повернулась к Конану. — А ты нынче же получишь свою награду, которой так ждешь, — с ледяной угрозой, но так тихо, что слышал эти слова только тот, к кому они были обращены, сказала она. — Я всегда держу обещания

Тишину разорвал негромкий дребезжащий смех, такой нелепый и неуместный, что Конан изумленно оглянулся.

Веселился лэрд Мантихор. запрокинув голову и всхрапывая, он истерически хохотал и никак не мог остановиться. До тех пор, пока смех не перешел в рыдания, и по щекам лэрда не покатились мелкие, мутные слезы.

От всего происходящего Конана вдруг охватил необъяснимый страх — и желание убраться отсюда подальше и поскорее. А ведь в жизни существовало не так уж много вещей, способных привести его в содрогание.

Тем не менее, он не собирался отказываться от задуманного. Проклятье, он никому и ничему не позволит встать между собой и Лорэйдой. Она будет принадлежать ему сегодня, даже если разверзнется сама преисподняя, и нет в мире силы, способно этому помешать!

— Приходи в замок ближе к полуночи, — велела Лорэйда, — я буду ждать тебя. И не беспокойся: тебя ожидает достойный прием.

Ну, конечно. Учитывая, что он, похоже, только что вышиб дух из человека, может быть, единственного на свете, кто был ей небезразличен и чьей гибели эта непостижимая женщина желала в последнюю очередь.

Хладнокровно отправляя на смерть десятки других, Лахлана она щадила и оберегала — это было очевидно. Что она собирается делать теперь? Прикончить его, Конана, собственными руками, наверняка зная, что и самый сильный мужчина наиболее уязвим в любви? Или вовсе перекинется в какую-нибудь нежить — не зря ее называют ведьмой, дыма без огня не бывает, как знать, может, Лорэйда умеет принимать не только человеческое обличье, и тогда… Конан уже оценил, во что ее любовь способна превратить человека, Мантихор был тому достаточно ярким примером.

И почему бедняга Лахлан так странно обращался к ней, называя «девой Лорэйдой»? Конан скорее готов был поверить, что она может оказаться суккубом или оборотнем, но уж никак не «девой». От всего этого его любопытство лишь усиливалось, вытесняя всякий страх, что вовсе не означало, будто он напрочь утратил природное здравомыслие и осмотрительность.

Случись такое, и киммериец уже давно расстался бы с жизнью, не успев осознать, что происходит: точь-в-точь как несчастный Лахлан, жестоко поплатившийся за свое безрассудство.

Поэтому Конан предпочел поступить более разумно: явиться в замок значительно прежде назначенного Лорэйдой срока и осмотреться, чтобы оценить степень вероятной опасности и не позволить застать себя врасплох.

Сделать это представлялось несложным, учитывая, что слуг у лэрда Мантихора можно было пересчитать по пальцам, да и никаких сколько-нибудь серьезных укреплений Конан не заметил. Хотя он не имел представления о внутреннем расположении помещений в замке, все же полагал, что без труда разберется и в этой проблеме. Что же касается всевозможных запоров, с которыми в любом случае придется столкнуться, то богатый воровской опыт, также имевшийся у киммерийца в избытке, делал их довольно смехотворным препятствием на пути к цели.

Признаться, нынешний правитель Аквилонии даже с большим трудом не смог бы припомнить всех подробностей того, каким именно способом в конце концов проник в замок; да и кто спустя пятьдесят зим все еще удерживал бы в памяти такие детали? Кажется, он предпочел воспользоваться узким витражным окном, выходившим во внутренний двор, тот самый, где он впервые увидел Лорэйду. Трудно было поверить, что с того момента прошло всего несколько часов — а сколько уже успело случиться! Интересно, что давешние свои ощущения король Конан помнил исключительно отчетливо. Он пребывал одновременно и в нетерпеливом ожидании предстоящей встречи с Лорэйдой, и в состоянии предельной собранности.

Солнце уже опустилось за горизонт, и узкие коридоры замка, лишь кое-где освещаемые тусклым чадящим огнем факелов, выглядели довольно зловеще. Зато в том, что касалось дверей, ведущих в покои Мантихора и Лорэйды, Конану повезло: они даже не были заперты, словно приглашая войти.