Питер Нейл - Суд Эрлика Страница 4

Со смехом они отправились в путь. Эмир уже предчувствовал, что в лице северянина обретет не только воина, — но и друга.

Однако правитель не заметил, каким странным взглядом проводила его юная красавица-жена этого гиганта-киммерийца, присоединившегося к их отряду. Во взоре черных очей, сверкнувших поверх тончайшей накидки, скрывавшей нижнюю часть лица, было нечто большее, чем просто благодарность за свое спасение… Огонь страсти горел в этих глазах, — но их задумчивый прищур выдавал некий тайный расчет.

…Ощутив на себе чей-то пристальный взор, Конан обернулся в тревоге, — но не заметил ничего, что могло бы вызвать подозрения привычного к опасности северянина. Вместе с отрядом эмира Дауда он двинулся по дороге, ведущей в Эссаир.

— Скажи, а как такого парня, как ты, занесло в наши края?

Правитель со свитой давно удалился, и в эссаирском дворце вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь пронзительными воплями павлинов, доносившихся из сада. Всякий раз, когда он слышал эти скрежещущие, мяукающие звуки, неподвластные, казалось, глотке ни одного живого существа, а лишь адским демонам, — Конан с трудом сдерживал желание выругаться… Но вот голоса проклятых птиц вновь затихли. Он оглядел пустынный коридор, настороженно проверяя, все ли в порядке, и наконец успокоившись, обернулся к напарнику.

— Знаешь, мне как-то говорил один мудрый человек, что люди в большинстве своем — оседлые, как деревья, пустившие корни. Где бросили зернышко, там оно и растет… — В такой поздний час, в ночной тиши любого человека даже привычного больше орудовать мечом, нежели словами, поневоле тянет на философствования… — А другие люди, он говорил, — навроде перекати-поля, нигде не задерживаются подолгу. Вот и я как раз из таких.

— А давно ты служишь в Туране? — Хаджиб любил поболтать… да и как еще скоротать время на кажущемся бесконечным ночном дежурстве?

О себе он успел рассказать северянину все: и то, что он третий сын в семействе потомственных стражников дворца эмира, и то, что отец его болеет, ибо от ветра прилетающего из хорайской пустыни, начинают ныть старые раны, полученные в боях за Эссаир в те времена, когда они еще враждовали с соседним княжеством — Мундаром. Приграничные стычки прекратились, лишь когда свою дочь Таммузу мундарский эмир выдал замуж за Дауда, — так двое правителей порешили прекратить сию бессмысленную вражду, чтобы наследник, родившийся от этого брака, унаследовал и объединил под своей рукой оба княжества…

Впрочем, вопросы высокой политики мало интересовали простого стражника. Куда больше Хаджиб был озабочен тем, что его собственная сестра, Миртаз, вступает в женский возраст, и семейству нужно готовиться принимать сватов и собирать девице приданое…

Слушая всю эту болтовню, Конан лишь рассеянно кивал. Ему, человеку бессемейному и не обремененному никакими близкими отношениями, все это казалось далеким и малоинтересным. Он не мог даже вообразить себе, со всем пылом и нетерпением юноши, которому едва минуло двадцать пять зим, — с какой стати люди взваливают на себя такую ношу, что заставляет их отказаться от вольных странствий и осесть на одном месте, погрузиться в унылую тоску рутинной жизни, обречь себя до самой смерти ходить по одним и тем же улицам, видеть вокруг одни и те же лица… Сам он от такого существования зачах бы в считанные дни, точно дикий зверь, запертый в клетке…

— Я перекати-поле, — вновь повторил он Хаджибу. — Где есть возможность подзаработать, где нужен крепкий меч и рука, уверенно держащая его, — туда я и иду. Был гладиатором в Халоге, промышлял в Заморе… теперь вот нанялся в гвардию Илдиза. — Он задумчиво поскреб подбородок. — Поглядим, что из этого выйдет. Не могу сказать, что мне по душе тянуть солдатскую лямку. Слишком много начальников вокруг, и каждый норовит указать, что тебе делать и как. Если найду себе занятие получше — сразу брошу это дело!

— Ну, у нас в Эссаире все же не то, что в гвардии у Илдиза, — резонно заметил дворцовый стражник. — И сам эмир тебя привечает…

В этих словах не было слышно ни зависти, ни подковырки, и потому Конан лишь безразлично пожал в ответ плечами. Эссаирский правитель был ему по душе: крепкий вояка, чьи боевые подвиги, правда, остались в далеком прошлом… Но эмир сохранил честь и достоинство, подобающие солдату, не обрюзг, не разленился, предавшись роскоши, и за это северянин уважал его.

Кроме того, эссаирских гвардейцев не донимали бессмысленной казарменной муштрой, и отношения между начальниками и солдатами в войске были хоть и строгими, но скорее отеческими, так что понятным становилось желание Конана задержаться в этих местах подольше. Хотя рана его давно уже зажила, он пока и не заговаривал о возвращении в Аграпур.

Однако когда он поделился этими своими мыслями с напарником, тот широко ухмыльнулся и как-то двусмысленно хохотнул.

— А только ли в этом дело, приятель? Уж не некие ли черные глазки, так страстно глядящие на тебя, тому виной?… И не алые ли губки, что улыбаются так призывно?…

Конан не сразу понял, о ком говорит Хаджиб, но когда смысл слов стражника дошел до него, северянин нахмурил брови.

— Ты слишком много треплешься, парень. Если во рту у тебя языку чересчур просторно, то я могу вбить тебе в глотку пару зубов, чтобы не болтал чепухи…

Тон его был довольно резким, но Хаджиб, похоже, ничуть не обиделся.

— Тебя никто не подозревает ни в чем неподобающем! Эрлик свидетель, я знаю, что ты предан нашему эмиру, северянин… Мы все были бы рады, если бы ты надумал наконец бросить службу в Аграпуре и нанялся к нам — хотя бы на время. У нашего господина нет причин не доверять тебе. И все же согласись, эти мундарские красотки так восхитительны…

Мундарские красотки — по крайней мере, одна из них, — и впрямь радовали глаз любого мужчины; и к тому же не один Хаджиб, но и все его приятели вот уже добрых пол-луны не уставали подначивать киммерийца, а все из-за того происшествия на пиру!..

И что только нашло в тот день на эту женщину?!

Пир был устроен эмиром Даудом в честь спасения своей возлюбленной супруги из лап похитителей. Конан, в то время еще не до конца оправившийся от раны, оказался на празднестве одним из почетных гостей. Помимо него, присутствовала вся эссаирская знать, высшие военачальники, — но также правитель не почурался пригласить и простых солдат, из тех, кто особенно отличился в этом походе.

В просторном зале для пирующих были приготовлены низкие ложа, на туранский манер. Между столов отплясывали под зажигательные мелодии танцовщицы, расхаживали фокусники, демонстрировали свое искусство акробаты… да и сами гости не сидели на месте: перемещались от одного стола к другому, общаясь то с одним, то с другим знакомым. Конан ни на миг не оставался в одиночестве. Сказать по правде, молодому наемнику привычнее и приятнее было бы общество таких же простых вояк, как он сам, с кем можно было бы поделиться воспоминаниями о походах против козгаров, о жарких битвах и неурядицах, поджидающих всякого бойца в его полной превратностей жизни… Но поскольку сам эмир особо выделял молодого северянина, то волей-неволей и знать была вынуждена следовать его примеру.