Сердце Арахны - Влада Ольховская Страница 4

– Тебя послушать, так я это намеренно… Я хотел быть приговоренным!

– А разве нет? – оскалилась Рене.

– Нет. Я был более высокого мнения о вашей цивилизованности. Я думал, что вам хватит ума понять: именно я делаю правое дело, ради которого можно потерпеть некоторые неудобства.

Толпа, невидимая во тьме, зашепталась громче. Люди были злы, Блейн чувствовал это. По одному они не решились бы напасть, они слишком уважали Фостера Ренфро и даже побаивались его – первобытным, почти мистическим страхом. Но, объединившись, они становились слишком похожи на стаю животных, которая не знает жалости.

Фостер тоже понимал это.

– Неудобства – так ты это называешь? – возмутилась Рене.

– Никто же не умер.

– Но мог умереть! Не говоря уже о том, что ты сделал жизнь всего поселения хуже!

– Да неужели?

– Как будто ты сам не знаешь! Ты отнял у нас один из лучших залов. А ведь вместо твоих игрищ его можно было отдать… Ну, например… Роженицам!

– Роженицы, насколько мне известно, неплохо справляются со своим делом и в других залах, – отметил Фостер. – А то, чем я занимаюсь, – не игрища, а суровая необходимость. То, о чем все вы забыли.

– Ты только и делаешь, что расходуешь ресурсы, электричество… а теперь вот и технику ломаешь! Ради чего все это? Результата нет!

– Ты не права. Результат есть – и значимый.

– Но никому не нужный, – вздохнул Оливер. – Фостер, послушай… То, что твой отец отказывался прекращать, – это еще нормально. Он был человеком старой закалки, он пожертвовал всем, чтобы выполнить свою миссию. Да и времена тогда были другие… Но ты должен видеть, что все изменилось. Глупо заниматься исследованиями, делая вид, что мы – всё еще научная миссия.

– А разве нет?

– Давно уже нет. Мы так и не успели ею стать.

Пока спор шел между представителями второго поколения, и Блейн мог не участвовать, притвориться, что его здесь нет. Сам себе он казался самозванцем, занявшим чужое место в совете. Может, повезет, и ему вообще не придется говорить?

Но нет, легких решений не было. Наступил момент, которого Блейн боялся с самого начала: Фостер Ренфро посмотрел прямо на него.

– Ну а ты что же? Тоже считаешь, что это напрасная трата времени?

– Я согласен с Оливером. Времена изменились, и мы больше не можем заниматься тем, чем занималось первое поколение.

Прозвучало убедительно, уверенно даже. Он говорил и выглядел, как истинный лидер, и это усмиряло толпу.

Им не нужно было знать, что в глубине души Блейн чувствовал себя маленьким мальчиком, в страхе склонявшим голову перед своим отцом.

– Вот, значит, как, – горько усмехнулся Фостер. – Как быстро ты отказался от наследия своей семьи!

– Потому что это наследие тащит всех нас на дно! – не выдержал Блейн. – Разве ты не понимаешь? Все, прошлого больше нет, мы должны жить будущим. Тем, которое нам досталось, нравится нам это или нет! Исследования – это непозволительная роскошь, когда мы должны сосредоточиться на выживании!

Но даже теперь Фостер был несгибаем. Легко было понять, что он ни на секунду не усомнился в себе. Ему было не важно, кто выступает против него – его сын или целое поселение. Он знал, ради чего пришел в этот мир, и готов был выполнять свою миссию до конца.

Поэтому, когда он обратился к толпе, его голос был все таким же величественным и спокойным.

– Слушайте все, хотя я сильно сомневаюсь, что вы способны услышать. Я скажу вам то, что говорил всегда, в робкой надежде, что хотя бы теперь вы меня поймете. Вам не нравится, что я работаю в лаборатории, а не хожу на охоту вместе с вами. Вам не нравится терять драгоценное электричество, когда вас пугает ночная тьма. Вам кажется, что я – ваш враг, который ставит под угрозу ваше существование на Арахне. Но это не так.

– Хватит уже этого бреда, наслушались! – взвизгнула Рене.

– Дай ему договорить, – осадил ее Оливер.

А Фостер словно и не слышал их, он продолжал:

– Весь секрет в том, что есть краткосрочная работа над выживанием, а есть – долгосрочная. Краткосрочная работа – это то, что делаете вы. Вы выбираетесь в джунгли, ищете еду, заботитесь о том, чтобы у нас была вода, собираете топливо для огня, разбираетесь, из чего можно сделать лекарство, а что лучше не трогать. Это все правильно и нужно. Но не менее важно и то, чем занимаюсь я, потому что мои исследования – это залог выживания в долгосрочной перспективе.

– Вот как? – насмешливо поинтересовалась Рене. – Чем же они помогли нам?

– А они и не должны помогать вам, потому что они направлены не на нужды поселения. Как вы уже припомнили на этом судилище, мой отец был из первого поколения. Один из лучших ученых! Он пережил катастрофу и увидел мир, в котором мы оказались. Он понял, что это страшный мир! Его слова оказались пророческими: мы здесь уже много лет, а не продвинулись дальше выживания.

– Разве это плохо? – удивилась Крита, до этого молчавшая. Ей, как и Блейну, было не по себе от суда над человеком, которого она знала с рождения.

– Это очень плохо. Человечество достигло невероятных высот, мы добрались до космоса! Но вот мы вновь вынуждены были думать лишь о выживании. Мой отец увидел, что такими темпами нас ждет только движение вниз. Его можно замедлить, но нельзя остановить. Арахна пригодна для жизни, это правда. Но для того, чтобы построить здесь полноценную жизнь, нам не хватает ресурсов. Зато они есть на Земле! Когда мой отец понял это, он занялся исследованиями. Почувствовав, что его смерть близко, он передал эту задачу мне. Я же надеялся передать ее своему сыну, но вижу, что уже не доведется.

Блейн почувствовал, что краснеет от обиды и гнева. На его стороне была истина, а он все равно чувствовал себя виноватым, как такое возможно?

– Ты так и не объяснил нам, в чем истинная ценность твоих исследований, – указала Рене.

– Все просто: они делают нас ценными для Земли. Когда за нами прилетят, мы должны дать причину помочь нам, дать знания, которыми мы заплатим за свое спасение. Для этого не подойдут наши сигнальные костры или чистые залы для рожениц. Но с такой задачей, возможно, справятся результаты моей работы.

– Очень красиво и благородно, если не учитывать одного, самого главного: нет никакой Земли! – отрезала Рене. – За