Джордж Брейген - Клеймо змея Страница 40

Каждую ночь он покидал свою опочивальню, царапая землю перепонками, твердыми и острыми, как лезвия ножей. Комната находилась недалеко от поверхности земли, но сам дворец уходил глубоко во чрево земли, он словно рухнул в гигантскую трещину, и за тысячу лет ветры занесли его пылью, так что никто не смог бы обнаружить царственные валузийские чертоги на месте бесплодного холма, усеянного человеческими костями.

Где-то там, в черной дали, должны были жить люди. Цеенор-Зера чувствовал, как Красный Хрусталь неумолимо толкает его на поиски, повелевая напоить теплой кровью, но никого не удавалось обнаружить. Пока светило солнце, он не мог покинуть свое укрытие и пережидал невыносимо светлое время в черной комнате. Мысли его порой по-прежнему начинали блуждать по прошлому, по бесконечному лабиринту памяти, тогда огромный дворец-кристалл представал перед внутренним взором его владыки таким, каким был тысячу лет назад, – празднично украшенным и многолюдным.

Цеенор-Зера вспомнил, что во дворце должна была остаться Сокровищница. Когда атланты вторглись в земли его народа, большая часть королевских сокровищ была упрятана в укромные кладовые. Золотые украшения и драгоценные камни невиданной красы, жемчужины огромных размеров и редчайшие кораллы – все это богатство и сейчас должно было оставаться где-то там, в недрах дворца, запавшего в ненасытную гортань земли. Но зачем эти сокровища нужны были теперь? Цеенор-Зера думал только о человеческой крови…

Недалеко от холма, скрывавшего внутри себя мраморный кристалл, сейчас находилось море. Влажный соленый ветер – этот вкус был в одной из ячеек памяти властителя Валузии. Но тысячу лет назад море шумело гораздо дальше, в нескольких днях пути от столицы; чтобы добраться до побережья, нужно было забираться на носилки, в небольшую кабину, обтянутую тканями, и на плечах мускулистых невольников пробираться сквозь дубовые леса по тенистым дорогам.

Несколько раз Цеенор-Зера приближался к морю почти вплотную. Со временем он научился запоминать обратную дорогу по особым, только ему понятным приметам и уже не опасался пускаться в далекие путешествия, пробираясь между деревьями и зарослями кустарника, прячась от ночных птиц и гигантских ежей, рыскавших в поисках добычи по склонам холма, покрытых лесом.

Море глухо шумело по ночам. Волны бурно накатывали на берег и с шипением сползали обратно, шелестели от ветра листья прибрежных деревьев, выходили на берег огромные черепахи, но, кроме этого, здесь ничего больше не было. По-прежнему солнечный свет приносил Цеенор-Зера невыносимые мучения, даже первые нежные утренние лучи вызывали резь в глазах. Лучи жалили даже сквозь прикрытые веки, поэтому он возвращался обратно затемно, лишь только ночное небо начинало бледнеть.

Красный Хрусталь давил изнутри на его грудь и требовал человеческой крови. Но у моря ему не удалось обнаружить даже старых следов. Тогда Цеенор-Зера перевалил вершину холма и направился в другую сторону. Он полз почти всю ночь и обнаружил, что оказался на берегу огромной реки. Во времена Валузии здесь протекал небольшой ручей, петлявший между замками валузийской знати.

Цеенор-Зера осторожно выполз на берег, стараясь рассмотреть в темноте противоположный берег, и неожиданно его ноздри взволнованно раздулись. Порыв легкого ветерка, скользящего вдоль русла реки, принес знакомый дразнящий аромат – где-то выше по течению горел костер, на огне которого готовилась пища, а значит, там находились люди…

Рябой Торх, вождь пиктов, проснулся среди ночи от непонятного тяжелого чувства. Перед сном он плотно поужинал мясом гликона, поджаренным на угольях. Змеиное мясо – тяжелая еда для старого человека, а Рябой Торх считался самым старым в племени, он пережил четыре раза по десять разливов Громовой реки. Недаром поэтому в последнее время он все чаще ловил косые взгляды молодых мужчин: молодежь хотела видеть своим вождем доблестного воина, а не рассудительного старика.

«Четыре раза по десять разливов – так долго люди не живут, – недовольно бурчали они, сидя на корточках вокруг своего костра».

Торх прекрасно понимал, о чем они переговариваются, умолкая при его появлении. Когда-то и сам он так же злословил по поводу зажившегося вождя, переставшего понимать молодых охотников. Вождь вскоре ушел к предкам в сторону Светлого моря, и спустя два разлива Громовой реки племенем стал командовать Торх.

Чтобы успокоиться, вождь снял с шеи ожерелье из человеческих зубов и стал перебирать его между пальцами. Это всегда умиротворяло его, он гладил по одному выдранные клыки и обычно вскоре сладко засыпал, но в эту ночь неясная тревога угнетала, давила на грудь, не давая забыться.

Внезапно Торх все понял. Он задержал в руках один особенно крупный зуб, вырванный недавно у пленного атланта, и неожиданно на него снизошло прозрение. Он даже мысленно поблагодарил Бога Реки за то, что тот не забыл вождя, а послал ему предупреждение.

Еще раз Торх пальцами ощупал зубы, которые только что прошли через его руки. Сомнений не могло быть – такая очередность говорила сама за себя, как он раньше не догадывался об этом… После трех мелких черных клыков шел крупный белый, вырванный недавно у пленного атланта перед его смертью, а потом снова шли три мелких черных. Порядок зубов на ожерелье давно предупреждал об опасности.

Вождь даже привстал на своем ложе, он никак не мог прийти в себя от открывшегося ему – белый зуб в окружении черных говорил о том, что его старший сын задумал что-то нечистое. Порядок клыков на ожерелье явно указывал на Хорта, наверняка готовившего смерть отцу.

Мысли вождя сразу побежали в этом направлении, как охотничьи псы. Он вспомнил, что накануне заходил в жилище к сыну, чтобы проведать новорожденного ребенка, и Хорт попросил вождя подарить на память о рождении внука прядь волос. Такой обычай существовал в племени издавна – первому внуку вождь должен подарить пучок, срезанный со своего затылка, для того чтобы удача всегда сопровождала будущего мужчину в сражении, на охоте и во время рыбной ловли.

Но если бы эта прядь попала в нечистые руки, вождю угрожала бы смертельная опасность. Рябой Торх даже глухо зарычал при одной мысли о том, что в это самое мгновение, может быть, где-нибудь стоит небольшая фигурка с прядью его волос на голове, а в сердце фигурки вражеская рука вонзила длинную иглу из рыбьей кости. Так можно погубить любого человека, это в племени знают даже дети. Ноги Рябого Торха сами по себе спустились, и он рывком поднялся с ложа, толкнув одну из своих жен.

«Нельзя ждать, – понял он, – нужно быстро действовать».