Начало пути - Игва (СИ) - Джордж Гранд Страница 40

— Двойная мне от тебя радость была, мастер Игорь, а теперь и вовсе тройная станет! Вот как ты беженцев заберёшь, так я за твоё здоровье чарку подыму!

И хоть воевода после своих слов улыбнулся, и я, и он понимали, что это очень выгодная сделка для всех.

Однако атмосфера в комнате так и не стала по–настоящему праздничной, радостной и весёлой. Над всем разговором довлело недосказанное слово: «Война!»

Мы просидели ещё какое–то время, делясь мыслями по поводу моего нового посёлка. Воевода тут же оформил мне грамоту на землю под посёлок, скрепил её печатью, но обещал отдать её только тогда, когда я выполню весь его заказ. Такой вот бартер. Я не спорил, поскольку размерами посёлок был в четыреста участков, или если считать в серебре, то стоимость земли составляла 800 серебряных монет.

Взамен я попросил написать расписку, в которой были оговорены наши соглашения, указаны впечатляющие заказы воеводы и мои претензии на землю в посёлке.

А заказы и правда были недетские. Например, первая часть заказа включала: две тысячи заготовок для стрел — это не меньше четырёх тысяч медных монет или иначе считая 40 серебряных монет. Две сотни заготовок для пехотных копий — это ещё примерно 20 серебряных монет. Пять сотен заготовок для метательных дротиков — ещё 75 серебряных монет. А ещё дубовые заготовки для двух сотен щитов. И это только один заказ, за которым последуют другие. Земли воевода даёт много, но и требует взамен немало!

Потом я слушал, как Мстислав жалуется на то, что герцог требует от него невозможного, а возражений слышать не хочет. Правитель междуречья требовал призвать в войско две тысячи воинов, а обеспечить их было нечем. Оружие и доспехи уже раздали тем, кого призвали в Туре. А воинам, что собирались в Каменце, ничего не осталось.

Он также поделился информацией про то, что пóдать собираются увеличивать, чтобы покрывать убытки и военные затраты. Жаловался воевода и на то, что кочевники внезапно стали перебрасывать за реку летучие отряды лёгкой конницы, которые совершают молниеносные набеги, а затем прячутся снова.

«Выходит правду говорил старшина!» — подумал я.

— Ловить этих быстрых всадников нечем. — сокрушался воевода. — Почти всё войско Междуречья состоит из крестьян и охотников, которые не умеют ездить верхом, а учить их конному бою некогда. Да и скаковых лошадей в Междуречье немного, у нас привыкли разводить тягловых и ездовых лошадок. Боевых коней днём с огнём не найти. Пехоту к каждому посёлку я приставить не могу, а все засады, что расставили мои люди, так никого и не смогли поймать. Мы построили заставы из дерева, но враги попросту сжигают их, избегая боя. А на каменные заставы нет ни камней, ни денег. На то, чтобы добыть камни и привезти их, не хватает ни времени, ни людей, ни лошадей с телегами.

Я деликатно молчал, изредка кивая головой. В моём лице воевода нашёл очень прилежного и внимательного слушателя.

— Коль скоро грянет война, герцог приказал укреплять города, а деревни оставить на произвол судьбы! — закончил свой длинный рассказ воевода Мстислав.

Затем он проводил меня до дверей своего кабинета и дал в сопровождающие сотника из своей личной стражи, которому сообщил свою волю в отношении беженцев. Мы тепло распрощались с воеводой, и сотник повёл меня к выходу.

Глава 27. Беженцы

Прихватив Травку, мы пошли через весь город к лагерю у южных ворот.

Пока мы шли, я тщательно взвешивал свои финансовые возможности и обязательства по отношению к беженцам, которые я собирался на себя взять. Стремительный рост доходов от продажи качественных калиброванных досок был абсолютно вне конкуренции и позволял экономить на тяжёлом физическом труде до 138 человеко–часов на одном бревне. В деньгах это выходило примерно на пятьдесят медных монет больше, чему у конкурентов, работающих по старинке.

Такой повышенной прибыли хватало на всю нашу артель с огромнейшим запасом. Деньги мы зарабатывали невероятные. Однако, нельзя рассчитывать, что я смогу за счёт этого прокормить сотню людей. Беженцы тоже должны вносить свою лепту в развитие будущего поселения.

Я выстроил в голове определённую линию поведения по отношению к будущим жителям Игвы и собирался чётко следовать намеченной цели.

Мы подошли к внешним южным воротам, и когда вышли из города, моему взору открылось печальное зрелище. Перемазанные пылью и грязью крестьяне и их семьи создали стихийный лагерь. Какие–то шалаши из веток и старой одежды были верхом архитектуры в этом месте. Несколько худых лошадей с торчащими из–под кожи рёбрами паслись неподалёку, четыре брошенные телеги стояли одиноко, уронив оглобли перед собой.

Трава в лагере была вытоптана до коричневой жижи, повсюду лежали какие–то тюки и мешки с уцелевшей домашней утварью и одеждой. У двух костерков, обложенных камнями, суетились женщины и детишки. Пахло какой–то жуткой похлёбкой из отрубей и требухи. Появление сотника в моём сопровождении вызвало оживление среди беженцев.

Однако, когда оголодавшие люди увидели, что мы ничего съедобного с собой не притащили, то радостное оживление спало, остался лишь слабый интерес отчаявшихся людей, которым и так нечем заняться. Сотник проследовал к центру лагеря, а я за ним. Повсюду на нас таращились чумазые лица обездоленных людей. Большинство ходило в обносках и лохмотьях, они смотрели на нас с надеждой и завистью. Мой провожатый остановился и громко произнёс:

— Люди! Я пришёл к вам по велению воеводы Мстислава, — он выждал, пока его слова обратят внимание всех беженцев на него, дождался, когда к центру лагеря подтянется побольше людей, и только тогда продолжил. — Воевода приказывает вам всем до завтрашнего утра освободить это место!

Толпа беженцев роптала, я видел их напуганные и растерянные лица, мне было искренне жаль этих людей. Я понимал негодование беженцев, их лишали последней надежды, пока, не предложив ничего взамен.

Сотник тем временем повысил голос и, стараясь перекричать возмущённые возгласы людей, прокричал:

— Приказом воеводы Мстислава, правителем сего края, этот человек, — тут сотник указал на меня пальцем, — что стоит тут перед вами и что зовётся, мастером Игорем, сегодня получил право основать новый посёлок. Сам воевода является его покровителем! Воевода предлагает каждому, кто хочет получить пищу, кров и работу, последовать завтра утром за мастером Игорем. Все, кто не пожелает идти в новое поселение, пускай идут, куда глаза глядят, дармоеды воеводе не нужны!

«Угу, — подумал я, — воеводе не нужны, мне тоже дармоеды не пригодятся!»

Среди беженцев поднялся ропот. Голос сотника тем временем перешёл на угрожающие интонации.

— Эта земля, как и всё Междуречье, принадлежит герцогу Малеху! Его верный воевода Мстислав приютил вас и заботился столько, сколько мог. Но вы не единственные беженцы в Междуречье, а воевода не из тех, кто будет привечать нахлебников! И я предупреждаю, что все, кто ослушается приказа воеводы Мстислава, все кто не уйдёт отсюда до завтрашнего полудня, пускай не ропщут и не просят пощады: завтра моя сотня придёт в это место и разберётся со всеми, кто здесь остался! Кого поколотим, кого заберём в войско, а кто будет сопротивляться воле воеводы, того на каторгу отправим! А теперь оставляю вас с вашим новым старостой и желаю счастливого пути!

Сотник, задрав нос, направился в город. Оставшись наедине с хмурыми людьми, я подумал, что на их месте тоже был бы не в восторге от того, как мне навязывают руководителя и новое место жительства.

Люди тем временем окружили меня со всех сторон.

«Вот это поворот», — подумал я, глядя в лица беженцев.

Я посмотрел поверх голов, в воцарившейся недоброй тишине сотник прошёл через южные ворота и исчез из виду.

Люди опомнились и засыпали меня вопросами. Я понял, что если не перехватить инициативу, то, скорее всего, я проторчу тут до самого утра, отвечая на кучу повторяющихся вопросов. Люди сбились в группы, ища подсказки и совета у своих неформальных вождей. Надо было действовать, вспомнить всё, чему меня учили в университете, всё, что обычно произносят в таких случаях хорошие ораторы. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и решительно заявил: