Узник тумана - Мария Павловна Лунёва Страница 40

Вздрогнув, я вспомнила ту ночь, когда в нашу землянку пришли жрицы. Словно наяву услышала, как кричит отец, приказывая мне бежать. Ночь. Туман и мертвяки. Тёмная холодная вода и страх захлебнуться. Белые стены храма. Пламя и вопли. Мой бешеный крик.

– Ребёнок во мне давно умер, – шепнула я. – Очень давно. Раньше, чем я выросла.

– Нет. Я видел его на той стене, когда ты впервые поймала снежинки. Не обманывай себя. Он всё ещё здесь, – его огромная ладонь легла на мою грудь. – Ты будешь улыбаться, Сонья, я обещаю тебе.

Разжав объятья, Лассе поднялся и подошёл к койке. Рывком сорвал тряпку, что занавешивала стену.

Тысячи нанесённых на холодные камни чёрточек предстали моему взору. Каждая из них – день, прожитый в храме. Подойдя ближе, я коснулась одной из них. Она была толще остальных.

– Что случилось в тот день? – Лассе притянул меня к себе и снова прижал к широкой груди.

– Печать забвения… Она истаяла как дымка.

– Порой память сильнее магии. Так ведь?

– Да, – я кивнула, вспоминая, как металась по комнате и, ревя, пыталась заглушить тот ужас, что царил в моей голове. – Боль оказалась сильнее…

Глава 36

Крупно нарезая морковь, я поглядывала на скучающего на лавке варда Хаука. Сегодня была его очередь меня охранять и, похоже, это его не радовало. Впрочем, как и меня. Это было невыносимо – за мной по пятам постоянно кто-то следовал. Не Атлин – так Фальк, не Фальк – так Рольф. Ну, а если пропадал провидец, то за моей спиной возникал Лахлан. Но как только я шла на кухню, то исчезали все разом, и из-за угла с угрюмым лицом являл себя, не кто иной, как Хаук!

И теперь, развалившись у печи, он неотрывно наблюдал за тем, как весело на плоской глиняной сковороде скворчат кусочки рыбы.

– Послушайте, – обратилась я к нему хрипя, – я никуда не денусь. Прогулялись бы вы.

– Ты в этом абсолютно уверена? – он приподнял бровь и, наконец, отвёл взгляд от еды.

– Да, – я кивнула.

– А я нет, – задрав ноги, он уложил их на лавку. – Стукнет тебе что в голову. Сбежишь. А мне потом бешеному Лассе объясняй, какой тропинкой тебя унесло. А оно мне надо? Конечно, нет!

Светла тихо хмыкнула себе под нос. Она потрошила огромную клыкатку, что сегодня выловили воины вардов. Рыба оказалась мясистой. По кухне витал приятный запах готовящегося обеда.

Прикрыв глаза, вард оперся на печь спиной и, кажется, решил вздремнуть.

– Вам же не нравится здесь? – не удержавшись, я вновь полезла к нему с расспросами. – А на улице улов разбирают. Послушницы гуляют. Шли бы и вы туда. Чего себя мучить?

– Сонья, наивная ты душа! Проста как медная монетка, – он глянул на меня как на полоумную. – Девочка, да я и кухня – неразлучны. Чтобы я добровольно покинул это благодатное место… Нет. Главное, виду не подавать, что я доволен, а то быстро сменят Фальком. А он такая зануда – уснёте рядом с ним. Клыкатка ваша оживёт и неминуемо сдохнет со скуки.

Светла покачала головой и убрала со сковороды первую партию рыбы. Обваляв сырые кусочки в толчёных сухих водорослях, уложила их на раскалённую поверхность. Вновь послышалось весёлое скворчание.

Дождавшись, пока послушница отойдёт от печи, вард Хаук потянулся и взял со стола миску с готовой рыбой. И не обращая внимания на наши возмущённые взгляды, принялся уплетать за обе щеки жареные ломтики.

«Этого северянина проще убить, чем прокормить» – прочитав, что написала на дощечке Светла, я кашлянула в кулак и взяла свой уголёк.

«Надо его выпроводить, а то обед до столов не дойдёт».

– Да ладно вам, женщины! – Хаук сел и поставил пустую миску рядом. – Вы хоть представляете себе жизнь воинов? Вечные сражения. Походы. Дожди эти… Горелое мясо часто без соли. Сжальтесь надо мной! Я, можно сказать, только ради этой кухни сюда и рвался.

Взглянув на его невинное лицо мученика, я призадумалась.

«А зачем вы здесь? С какой целью в храм пришли?» – Светла опередила меня с вопросом.

– Матушка, может, я тебе печать сниму? – вард довольно растёр живот. Ещё бы – всё умять. Даже остыть рыбе не дал. – Соглашайся, кормилица моя ненаглядная, я в этом мастер. Поболит два – три дня и всё в норму придёт.

Я покосилась на нашу кухарку. В отличие от меня, она, скорее всего, молчит с детства. Я мало что знала о её прошлом, но догадывалась, что она неспособна произносить звуки.

Но Светла меня удивила. Обтерев мокрые руки о ткань, она согласно кивнула и просияла в улыбке.

Поднявшись, Хаук подошёл к ней вплотную. И сжав голову женщины в ладонях, впился взглядом в её глаза. Его лицо медленно расплывалось, подёргиваясь дымкой. Зрачки вспыхнули ярким жёлтым неестественным пламенем. Я никогда не видела ничего подобного.

Замерев истуканом, не представляла, как мне реагировать на происходящее.

Светла качнулась и осела на стул. Её полная грудь тяжело вздымалась.

– Ну, кормилица, имя своё сказать можешь?

– Свет-ла, – её голос больше походил на лепет.

– Так-то лучше, – вард снова покосился на сковороду. – Благодарить не нужно, хотя я бы не отказался от хорошего салата и ещё рыбного супа, чтобы с жирком. И пирог… Вы просто обязаны уметь делать пирог.

Светла широко улыбнулась и, неуклюже поднявшись, заключила молодого воина в объятья.

– Ну-ну, женщина, – такого он не ожидал. Но надо отдать ему должное – вард легко поддержал послушницу. – Ты, матушка, мне всю репутацию разрушишь. Я же самый грозный вард среди братьев, ну после Лассе.

Взглянув на его растерянное умильное лицо, рассмеялась. Не тянул он на грозного.

Внезапный вой из подземелья заставил меня вздрогнуть. Светла разжала руки и уставилась на дверь, медленно отступая к столу.

– Достали! – прорычал Хаук. – Такой момент испортили! Говорил – сразу перерезать их нужно было.

Лицо мужчины мгновенно изменилось. Стало хищным и отталкивающим.

Распахнув дверь, он направился в сторону подземных ярусов. Светла, взглянув на меня, крадучись последовала за ним. Что мне оставалось делать? Я вдруг ощутила ранее несвойственное мне дикое любопытство.

Спускаясь по скрипучей лестнице, я вглядывалась в полумрак.

– Фальк! – голос Хаука звучал раздражённо. – Что за вопли? Они тревожат всех, кто сверху. Ещё раз напугают мою кухарку – перережу всех как свиней.

– Лассе велел не трогать пока.

Полумрак расступился,