Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер Страница 41

Хорошо, что он не был суеверным.

Он смотрел с удовлетворением клинического психа, расчесывающего края гнойной язвы. Каталогизировал соответствия между ночным пророческим кошмаром и озаренной реальностью утра. Сон явился ему так давно - очень давно - но сейчас, здесь он всё вспомнил.

Та старуха...

Он помнил, как заглушал ее вопли кожистой рукой, когда вторая рука разрывала ей живот; и как он вгрызся в плоть бивнями и клыками...

Рядом падает расчлененное тело...

Некогда это были два красивых молодых мужчины; двое его нашли их в одной постели и оторвали руки-ноги, треща бедренными суставами как прутиками, разрывая колени и выдирая плечи, а они вопили, пока не замолкли отделенные головы, катясь в тишину.

Мамаша средних лет...

Да в жопу. Он устал от таких игр.

Стражники сдерживали толпу, причудливо разукрашенные ружья качались на широких кольчужных плечах. Глаза смотрели из прорезей шлемов, мрачные и отстраненные, поверх голов толпы. Мышцы выступали на сжатых челюстях. Слишком многие выставленные утреннему солнцу тела несли на груди солнечные взрывы Хрила.

Он помнил, что старинное слово "огриллой" переводится как "резня".

Вон тот мертвый стражник: один из него сломал ему позвоночник ударом кулака. Превосходной работы кольчуга повисла клочьями; он помнил, как рвал кольца когтистой лапой, словно гнилую кожу. Боевой конь валяется последи мостовой - конь ударил его копытом, и другой он схватил копыто в ладони и одним рывком вырвал сустав.

Алое пламя без жара и света сделало этих огриллонов больше, чем огриллонами. Даже сон наяву полнился ядовитой фантазией о могуществе.

Фантазией о том, каково быть сильнее рыцарей Хрила.

Стражники выносили дымящиеся обломки за пределы охраняемого круга. Вот вытащили еще труп: изодранные останки девицы, едва ли старше десяти лет. Он помнил вкус юной, чистой плоти. Дочери как раз столько. Почти все волосы девицы пропитались засохшей кровью. Один локон качался у плеча бойца, ее несущего, и был он изящным, шелково-золотым. Как у Веры.

Колбаса задергалась в желудке.

- Не мое дело, - проскрипел он сквозь зубы. - Так и эдак, не мое дело.

Его дело вышло из дымящейся двери с четырьмя сотнями фунтов дохлого огриллона на плече.

Кто-то в толпе заорал: - Хлейлок! Хлейлок и Бог! - и шаги ее прервались, и рот скривился, блестящие глаза окинули раненых и мертвых. Он вспомнил тот же благочестивый клич, изданный двадцать пять лет назад. Но другой голос, другой Хлейлок, другой Бодекен.

Голоса отозвались эхом. - Хлейлок и Бог! - Крики стали ревом, и он, стоявший молча, мог различить отдельные звуки: - Убей их Васса! Убей всех! Бей мразь!

Кулаки взлетали к небу, мужчины хлопали друг друга по плечам, женщины рыдали, закрывая лица, и благочестие быстро сменилось голодным звучным хором:

- Васса! Васса! Васса!

Бывали времена, когда его присутствие могло зажечь в толпе столь же буйный ритм. Повсюду на Земле. Он ещё слышал эти крики, и они всё ещё рождали жжение в яйцах. Он так любил быть звездой. Он жил ради этого.

Похоже, она не любила.

Несколько голосов - слабых, разрозненных - не присоединились к хору. Они несли иное послание. - Где был Хрил, когда убивали мою дочку? Где был Хрил, когда вопили мои родители? Где был Хрил всю ночь?! - Разрозненные голоса усиливались, сливались, росли в числе. Пение Васса, Васса, Васса уже заглушалось контрапунктом: - Где был Хрил? Где был Хрил? Где был Хрил?

И вот люди начали толкаться, взлетели кулаки, образовались очаги драк, стражники выходили из строя, распихивая толпу ружьями, будто баграми.

Поборница не подняла головы.

Она стряхнула труп на стражников, пошатнувшихся от неожиданной мертвой тяжести. Подошла к фонтану и опустила лицо в холодную струю; стерла сухую кровь со щек и лба, ногтями вычесала из волос, и вода окрасилась соломенно-бурым, переливаясь через мраморные края в гранитную цистерну.

Он следил, как она ходит меж раненых и мертвых. Преклоняя колени, касаясь чьего-то лба или руки. Можно было понять, что крики и славословия она услышала; но проявлялось это лишь в том, как близко она склонялась, чтобы произнести на ухо тихие слова. Там, где она проходила, свет загорался в пустых глазах, прекращались мучительные корчи, тупое потрясение сменялось чистой печалью слез...

В его видении... явление Поборницы...

Латы, словно манекен из перекрывающихся зеркал. Из тени улицы на площадь, тяжелый двуручный моргенштерн небрежно вскинут на плечо. Отблески пожара пляшут на фасадах. Трое его мчатся по мостовой навстречу, залитые кровью лучших солдат Дома. Поборница шагает навстречу его множеству, небрежно снимает шлем, встряхивая волосы. На лице нет гнева. Нет страха. Лишь далекая, отстраненная печаль.

Васса Хрилгет, прозвали ее.

Он отлично понимал, почему -

Она чуть отошла от сортировочной площадки, переговорила с парой стражников. Один кивнул и побежал прочь. Второй почтительно встал сзади, пока она отстегивала окровавленные наплечники и кирасу, отдавая части доспехов ему в руки.

Теплый вес автомата оттягивал ремень ниже спины. Он мог бы это сделать. Прямо сейчас. Такой шум, что его могут даже не услышать.

Поддевка была порвана на плечах и у ребер, темна от крови; когда она обернулась изучить повреждения на латах, клочья разошлись и он мельком увидел белую округлость груди, в алых полосках. Розовые келоидные рубцы усеивали плоть рядом. Рисунок совпадал с дырками на кирасе: похоже, крупная дробь. Он помнил, как во сне вырывал эти смешные стволы из рук погибших стражников.

Полчаса спустя никто и не догадается, что она была ранена.

Он кивнул себе: нет смысла в кучности, пока пули не угодят в позвоночник. Исцеление Хрила ни хрена не поможет, если повреждена центральная нервная система. Как он познал на горьком опыте.

Выстрел в голову - вот самое милосердное, что он может себе позволить.

В его видении - и это подтвердили темные брызги крови, стертые ею с лица и волос - она сражалась без шлема. Напрашиваясь на тяжелую черепно-мозговую травму. Молила о ней. Дерзость. Или желание смерти. Или еще что-то, чего он даже представить не может.

Он гадал, скажет ли она, если спросить.

Стоял и наблюдал, ощущая металлическую солидность "Автомага" у почки, а она взяла кирасу голыми руками, сглаживая зазубрины, словно это была не стальная пластина, а электровая фольга. Уселась на край фонтана, чтобы работать точнее. Он видел, как