Боги, пиво и дурак. Том 8 - Ник Гернар Страница 41

— Ой, я умоляю, — небрежно махнул рукой Самеди. — Тоже мне проблема. Господин Сет, не отказывайте себе в удовольствии. Если будет такая необходимость, мы и поднимем, кого надо, и спросим, что нужно…

Парни Зорина, сверкнув по-волчьи злобными глазами, только плотнее сдвинули строй, готовые броситься в схватку в любой момент.

Может быть, в другом мире у них были сверхспособности, тени, автоматы, пулеметы, танки и самолеты. Но здесь кроме собственной храбрости не осталось ничего.

— Идем, — потребовал у меня один из птеродактилей Оракула.

— Да сейчас, — отмахнулся я от жреца. — Погоди минутку!.. Конечно, мое недообещание на той стороне нельзя было назвать серьезным, но тем не менее я поймал себя на мысли, что все равно будет как-то неправильно допустить сейчас расправу над Зоринскими.

Ян ничего не ответил, только зловеще хмыкнул.

На парнях от порыва горячего ветра затрепетала одежда, волосы растрепались. Рефлекторно сощурившись, они прикрыли мгновенно покрасневшие лица рукой — и с воплем отчаянья ринулись на Яна.

Первый храбрец взлетел от удара с ревом, как боевой истребитель, метра на три вверх, пролетел по дуге и впечатался в мягкую землю. Второго вообще выкинуло прочь из ямы.

Третьего с четвертым Ян просто избил одного об другого, не обращая внимания на пустые попытки остальных бойцов как-то вмешаться в процесс. Они висли на нем, как дети на дереве, срываясь от резких толчков и опять набрасываясь на добычу, которая явно была им не по зубам.

Как стая йорков, решившая вдруг покусать ротвейлера.

Это тебе не Ван-Дамовский простигосподи шпагат. Это прямо огонь!

Вот бы я мог кроме «бухалово!» призывать еще и «попкорново»…

— Идем же! — невозмутимый птах Оракула начинал нервничать.

— Да подожди, — пробормотал вдруг один из его компаньонов, поправляя громоздкую маску, чтобы глаза попадали точно напротив дырок. — Когда еще такое увидишь?

— А ну всем стоять!!! — проорал Зорин, красный, как вареный рак. — Решили с богом войны силой помериться⁈ Совсем идиоты???

Развернувшись к Фемиде, он вдруг бухнулся на одно колено и громко крикнул:

— Во имя справедливого суда призываю твое покровительство! Заступись и защити меня и моих людей от ярости и беззаконного судилища!..

Даже я чуть не охнул от такого неожиданного поворота сюжета. Вот это смелость! Или наглость? На что рассчитывает Зорин, предавая себя на волю богине, которую столько лет его орден держал в плену?..

Ну а на лицо Яна вообще лучше было не смотреть.

— Ты охренел вообще⁈ — проорал он на Зорина. — Какой тебе еще справедливый суд, сволочь!..

И тут, перекрывая его яростный возглас, звонкой сталью прозвенел голос Фемиды.

— Принято!

Ее тусклый меч засиял в руках, как расплавленное золото. Вокруг всех бойцов образовался полупрозрачный золотистый кокон с символичными перекрещивающимися цепями.

— Не смей! — выкрикнул Ян, и этот яростный вопль исходил из самого его сердца. — Он — мой, и его жизнь должна принадлежать только мне! И пытать я его буду точно так же, как он, паскуда, пытал мою жену, меня, и моего друга! А потом его будет лечить Кассандра. И тогда он поймет, что пытки — это было только начало настоящих страданий!..

— Зря разоряешься, Сет, — заявила Фемида. — Теперь он — мой.

— Где же тогда твоя хваленая справедливость?..

Их спор был прерван долгим, протяжным стоном Фортуны.

Она все еще не открыла глаза, но держалась за живот совсем недвусмысленно.

— А вот теперь действительно стоит поторопиться, если мы не планируем наблюдать процесс родов, — негромко проговорил я птицам. — Лично я — пас.

Птички ничего не ответили, но все, как один, двинулись гуськом друг за другом прочь из склепа, где по стечению обстоятельств решила появиться на свет новая жизнь.

Топать нам пришлось долго. Когда путь проходил по натоптанной дороге, было еще ничего. Листья шелестели, солнышко склонялось к закату все ниже и становилось оранжевым, твердая поверхность под ногами постепенно остывала и приятно холодила ноги. Правда, мы дважды встретили торговые обозы, и на нас глазели с неприкрытым интересом, как на ярмарочных циркачей.

Но когда маршрут свернул на звериную тропу и повел по темнеющему лесу, я весь обматюкался, собирая босыми ногами колючки и занозы.

Наконец, стало совсем темно, и мои провожатые зажгли факелы. Меня так и подмывало спросить, из каких мест они их достали, но не стал.

С факелами стало веселее. Мы забирались все глубже в лес, пока, наконец, не очутились на большой поляне.

Здесь собралось не меньше сотни птиц. Они стояли плотным кольцом вокруг большого костра с факелами в руках и тянули вполголоса что-то монотонное, типа мантры, покачиваясь из стороны в сторону.

А у костра на корточках сидел Оракул, окруженный смятыми комочками грубой бумаги, в которую заворачивают покупки лавочники.

Он был все в том же теле, как при нашей последней встрече. Но выглядел при этом просто чудовищно! Волосы всклокочены, грязная пижама висела на тощих плечах, как на вешалке.

Птицы расступились, пропуская меня в центр круга.

Оракул медленно повернулся ко мне, и я увидел изможденное лицо с заострившимися чертами, черные мешки под глазами и заросший редкой порослью подбородок.

— Наконец-то ты вернулся. Привет, — сказал он.

— Привет, — только и смог произнести я, присаживаясь рядом с ним. — Что здесь случилось?.. Ты чего-то не рассчитал? Сотот что-то сделал с миром?

— Да плевать мне сейчас на мир, — проговорил Оракул, глядя на меня нездорово поблескивающими, воспаленными глазами. — Я застрял в этом теле! Я, великий созерцатель всего сущего, оказался закован в темнице из костей и плоти! И, кажется, я умираю.

Я присвистнул.

— Интересно девки пляшут. Почему ты так думаешь?

Оракул отвернулся обратно к огню.

— Я не думаю. Это мое тело, — похлопал он себя по груди. — оно говорит мне, что скоро конец.

— Но почему?..

Оракул покопался в куче бумажек и вытащил оттуда недоеденный кусок шоколада. Плитка хрумкнула у него на зубах, и я услышал глубокий печальный вздох.

— Первые симптомы начались примерно через неделю после нашего разговора. У меня начала чесаться голова. А следом за ней стало чесаться и все остальное…

Я кашлянул. Воняло от Оракула действительно знатно, как от заправского вокзального бомжа.

— Охотно верю, — пробормотал я.

— Но это… это было только начало! — таинственным голосом продолжил