Темноводье - Василий Кленин Страница 42

Но самым главным для беглецов стали сами домики и землянки. Она быстро разбирали те. что покрепше и укладывали уже отёсанные бревна в горку. Рядом — колотые доски.

— Енто мы всё до Бурханки поволочём? — ужаснулся Ничипорка, и Гераська невольно согласился с дурнем. От берега Амура до их холмика было мал-мал две версты с гаком.

Выход нашел Старик. Казаки бодро скатили бревна к темной амурской водице, увязали в плот, потом настелили сверху доски. До кучи набросали сверху хлам — и за одну ходку довезли «трофеи» до будущего острожка: сначала вниз по Амуру, потом — уже бечевой — вверх по Зее. Нашли заросшее устье Бурханки и уж по ей — протянули до самого холма. Вышло долго — до самого вечера — зато перевезли всё. Заодно выяснили, что ручей вполне проходим и для большого дощаника. Не своим ходом, конечно, но протащить его можно.

Со следующего утра начали работать. Наскоро собрали несколько навесов с противуветренными стенками. Под одним стали складывать печь — прямо из сырой глины. Ту нашли на бережку ручья — ниже по течению. Тютя с помощником сразу начал ладить смотровое «гнездо» на трех высоких соснах, а тако же лесенку к нему. Еще часть поляковцев стали расчищать место под стройку.

— Острог с частоколом нам пока не осилить, — пояснил Дурной. — Да и не из чего делать. Поэтому построим для начала башню. В ней и жить можно, и оборону держать, и вещи хранить.

Решили ставить шестистенным срубом в два уровня. Первый — темный — будет теплый, для спанья. Сашко обещал показать, как сделать печь с каном на местный лад. Даже в дыму жить не потребно. А второй — с оконцами — будет для работ и для обороны. Оконца поставим узкие, чтобы человек не пролез, а отстрелить его можно было. Мужики решили, что нужон выход и на третий уровень, хотя б, без крыши.

Но до того еще долго было. Бревен маловато, но Ивашка Иванов обещал с парой-тройкой казаков сходить к Амуру снова и привести новый плот.

Доски все отложили посторонь. Старик пообещал, что попозже соберет из них лодочку на шипах. Все согласились, что такая вещь им больно нужная.

В тот день на охоту даже никто не ходил — всем дел оказалось в избытке. Вечером Сашко предложил народу разбиться на совсем малые ватажки.

— Каждая займется своим делом: кто еду добывать, кто жилье строить, кто острожек обустраивать, — пояснял Дурной. — А чтобы всё по-честному было, устроим дежурства. Чтобы каждый по очереди выполнял разную работу. И легкую, и тяжелую, и приятную, и не очень.

Такой порядок, конечно, долго не прожил. Казаки попробовали эти самые «дежурства», но вскорости бросили, а у Дурнова хватило ума не перечить. Ведь все знают, что Гераська лучший охотник в ватаге… Ну, он и, пожалуй, Тютя. Сталбыть, им и зверовать. Старик — самый опытный в работе с топором — он стал верховодить по плотницкой части. Ничипорка с Корелой могли так-сяк железо подправить (у Корелы даже молоток с клещами имелись). А Рыта Мезенец, как нашел у озерца чистую проплешину с хорошей землей — так его никакие «дежурства» оттудова за уши не оттащат. «Хочь сейчас озимые кидай» — всем встречным баял пахарь и, понятно, его оставили на расчистке деляны… Хотя, зерна-то на посев у ватаги, считай не было.

Ну, вот. А всякие беспутные на подхвате оставались, что-то носили, копали, рубили. Дурной еще брал кого-нибудь с собой на «травяные промыслы». Он-то шибко в съедобных корешках да ягодах понимал. И всё твердил, что зимой без этих запасов ватага вымрет. Придумал ловко корзины заплечные, и кажный вечер приносил полные: то орехами, то калиной/рябиной, то и впрямь травой пахучей. Сберечь всё это казаки не могли, так что — сушили. Натянули ниток повсюду, нанизали и сушили.

Старика подгоняли с лодкой — больно уж хотелось свежей рыбки. Две огромные реки под боком — грех не воспользоваться. Даже помогать вызывались, даже в неурочное время. Вышла она, неуклюжая, широкая да с бортами низкими. Но по воде шла, главное — волну не черпать.

Помнили казаки и о том, что следует тайну хранить и беречься. Потому всё светлое время в «гнезде» сидел дозорный и оглядывал обе реки. Гераську наверх слали нечасто — его-то мастерство звероловное самое важное! — но иной раз бывал в дозоре и он. Наверху дуло страшно, так что дозорному полагалась овчинная шубейка. Гераська хмуро кутался в нее, озирая сине-стальную гладь Зеи и мрачную темень амурской водицы. Вдруг вдалеке, где две реки сливались в единую (и еще далее), взгляд его заприметил странность. Небо былое хмурое, и тучи по-осеннему черны, да только то не тучи были.

— Пожар! — заорал Гераська на низ. — Горит чой-то!

Глава 35

— От белка заполошная! — Старик зло треснул Гераську по темени. — Вон как далече горит, а ты пужаешь!

В «гнездо» набилось человек пять — всё, кто имелся на острожке. Черный дым растекался всё шире и шире, но был он и впрямь далече, да еще и за рекой. Никакой опасности острожку.

— Но что это горит? — дивился Ивашка сын Иванов. — Для лесных пожаров рано еще — вся травазеленая, листва еле желтеть начала.

Гадали долго, пока, наконец, старый Тимофей не хлопнул себя по лбу.

— А не там ли, браты, стоит городок Кокуреев?

Казаки враз загалдели, что де, точно! Там и живет улус старого даурского князьца.

— Напали на его, штоль? — подумал толмач Козьма. — Может… Может, Кузнец и напал?

— Думай — опосля говори! — отмахнулся Старик. — Сколько дён прошло! А приказной, по-твоему, всё еще тута? Не, он уже дальше Шунгала ушел, поди!

Спорили до позднего вечера и сообщали новость каждому, кто возвращался в острожек. Особенно, весть поразила Сашко. Дурной аж полез в «гнездо», да впотьмах не видно ничего. Даже зарницы не давали дым рассмотреть.

— Надо туда идти, — с надеждой обвел он ватагу. — Посмотреть, что да как. Тимофей, вытянет лодка?

Путь и впрямь был непростой. Вёрст двадцать или более. Причем, вдоль да по бережку идти не выйдет, надо Амуро-Зейское слияние пересечь — а то водная гладь была просто огромная!

— Сдюжит! — задрал бороду Старик. — Али руки мои кривыми считаешь?

Лодка рассчитана на трех-четырех людишек, но собрали в отрядец шестерых. Огненный бой с собой не брали, всё одно в пути зелье вымокнет. Вышли с зарей, дорога до низа Зеи казалась легкой, а вот потом так заболтало, что Гераська пожалел, что попал