Александр Ермаков - Сумерки Зверя Страница 45

Не изящность Шао-Линьского искусства – топорные труды мясника. Резал расчетливо, кроваво. О защете не помышлял – полагался на неуязвимость доспеха. Не тратил мастерства и сил, не сносил уже голов. Обезоруживал, обрубая кисти рук, вспарывал животы, бил остриями мечей в глаза, подсекал коленные сухожилия. Без устали, без передыху, без пощады густо сеял вокруг своих клинков боль и страдания.

И духи междоусобиц, грешный послед нечестивой связи божества любви с демоном бойни, слетелись к побоищу, расправили губительного мрака крыла. И было одному имя Страх, а второму – Ужас. Поразили они своим колдовством сердца и души сражающихся. Разбегались те, преследуемые неистовым Малышом, с кровавой площади, пропадали в дыму и огне пожара.

Наемный убийца Фартовый насмотрелся в зенки своих коллег.

Одни, самые глупые, от заказа просто балдели. В глазах безумство запретного желания. Убивая, приходили в экстаз, сродни эрупции. Долго не промышляли. Когда находили их оболочки в канавах да карьерах, когда не находили вовсе.

Другие злобились. Глупо это, словно мишень их личный враг. Такие тоже не долго коптили свет. Умные работали насупившись. Тяжко пахали. Иногда дотягивали до старых годов.

Такие как Локимен встречались не часто. Выполняя задание ничего не испытывали. Скучали взглядом. Ничего не выражали и их физиономии.

Но лик Сигмонда действительно страшен. Мускул лица не дрогнул, бровь не нахмурилась. В глубинах зрачков беспредельная стужа нечувствительной пустоты.

Даесворда выписала замысловатую петлю, зависла над сребристым шеломом. Тело витязя плавно, едва различимо, двинулось боевыми пируэтами.

– Допрыгался. – Промелькнуло в сознании Фартового, а пальцы непроизвольно сложили знак «кранты».

Оставалась маленькая надежда. Локи запустил руку к лодыжке. Ощутив пустую кобуры, матерно вспомнил соратницу. Но труса праздновать не спешил. Как не верти, но баста делу, кто в землю ляжет, кто в зоне будет. Но воровскому закону не противореча, на блатную фортуну полагаясь, перехватил Фартовый рукоять меча. Собрался.

Только не заметил, как разорвал мастер Шао-Линя дистанцию. Как обманно мимо защитных блоков сверкнул клинок. Как прорубило Мондуэловское лезвие и титановую броню и клеваровую телогрейку. Саму плоть разрезало, сами кости рассекло.

Распласталось по булыжному камню тело, бывшее киллером Фартовым, агентом Локи, темным демоном преисподни, разрубленное, чуть не пополам, мечем Даесвордой. И чуждая этому миру кровь, смешалась с рудой ноддовских воинов, тамплиеров, варягов, кочевников, дикарей лесных кланов и прочих, павших. Пепел посыпал останки, и взлетали огненные вихри в треске рушащихся кровель. Беспредельно голодный огонь, озарял опустевший майдан. Жар истопил с крыс подкожный жир, изгнал грызунов из привычных убежищ, и сальные шкуры занималась от жара. Выкатывались огненные клубки визгливой плоти в лужи крови.

А опустошенные костяки стен рыдали расплавом свинцовых переплетов и среди пламенных обломков резвились оранжевобрюхие саламандры. Слизывали серебряные капли слез, и в дымном хороводе искр, возносились в обреченную синюшность небес.

Обессиленный ненавистью исполненной мести, нелюдским взглядом озирал Сигмонд стороны бойни в поисках дальнейшей поживы мечу, и не находил ее больше. Сутуля плечи и склонив голову, неосмысленно побрел к расшибленным воротам замка, волоча, по ослизлым, липким камням мостовой ненужную больше Даесворду. А за его спиной все мощнее гудело пламя, багровыми языками ударяя из улиц и черный дым густой тучей подползал к зубчатым стенам, поднимался к башням, а навстречу ему от горизонта летели грозовые тучи и небесные всполохи сотрясали земную твердь.

Но Сигмонда не тревожило буйство стихий. Перешагивая через груды тел защитников и басурманов, трупы коней, щербленное, изломанное оружие, направлялся к остову цитадели.

На пороге донжона, весь истыканный стрелами лежал Ингрендсон. Второй гридень скорчился на пролете лестницы, посеченное тело третьего, младшего, раскинулось у господских покоев.

Ступени завалены телами пришлой погани. Исполнили сыновья Серой Волчицы свой обет, клятву сдержали, долг сполна выплатили. Последовали за отцом в туманные сумерки Валлгалы.

Витязь в залу вошел, заметил человеческую фигуру, взмахнул мечем, но инородная сила сковала члены, остановила движение, смирила смертельный удар.

Напротив стоял Мерлин и волшебным знаком удерживал витязя от рокового поступка. Нынче был колдун не в белой хламиде, но в златотканом наряде, остроконечной шляпе и с золотым посохом в руке.

По центру комнаты, в магической пентаграмме, со свечами на вершине каждого луча и астральными символами лежала спящая Гильда.

Повинуясь воле Мерлина, Сигмонд подошел к подруге, за ним последовал Малыш. Колдун раскинул руки, в одному ему ведомых пасах, и в твердом голосе заклинаний пространство пентаграммы загустело белой пеленой нуль-транспортировки. Псевдотуман свернулся коконом вокруг героев.

Но до окончания колдовства, сквозь распахнутые двери просочилась неясная тень. Беззвучно прошмыгнула, через комнату, половицы не скрипнули, пламя свечи не дрогнуло. Ласточкой нырнула в белесую муть.

Плавно творил заклинания Мерлин морок истаял и был пуст пол палаты.

Тогда только дозволил себе чародей, наставник королей и императоров, смежить опухшие вежды, остудить белым снегом ресниц испепеляющий взгляд свой. А когда утих колдунский огонь заветных чар, серые глубины очей затянула изморозь запределья. Поблек златотканый наряд, огрубел материал, размылись узоры магических символов, потемнели бронзовые чешуи змееголового посоха. Заношенная дерюга хитона свисала с изнеможенного тела.

Тяжело опираясь на, от коры не очищенный, костыль, нетвердым шаркающим шагом, побрел старик к проему окна. А Мьюгин-Ворон, взмахом ночных крыл, взлетел на костлявость сутулого плеча, отворотил крепкоклювую голову от сбывающегося. Чистил иссиние перья. Ему, мудрой памяти веков, было скучно не раз пережитое.

Но вещему взгляду Мерлина открылось, как раскаленный воздух изверг зловонный клуб дыма, тот смешался с грозовой тучей и зловредное смешение стихий извергло тень волка. Достигла та тень беззащитное Солнце и поглотила в могильную утробу.

Одна только сияющая капля сорвалась с хищной пасти, устремилась к Гильдгарду, упала молнией, раскрошила башню цитадели, ударила земной монолит и расколов на части, погасла.

А из потусторонья наплывала всепоглощающая тьма ничто, равнодушно растворяя и отродье Фернира и грозовые раскаты и обломки страны Нодд.