И приведут дороги - Наталья Способина Страница 45

– Святыня не может хотеть, она не человек.

– Хорошо, но мы же друг другу… – я сделала театральную паузу и обвела рукой нечто незримое в воздухе, – нравимся. Зачем?

– Потому что у тебя, видно, есть знания, которые мне нужны, – сказал он.

– Самому не смешно?

– Но они вправду есть. Может, просто еще не время? Когда ты появилась там, в море, когда тебя вытащили из воды, я почувствовал, что ты – не она. Ты… – он замялся, подбирая слова. – Ты чувствовалась по-другому.

Я попыталась скрыть смущение за смешком.

Альгидрас же продолжил:

– Если бы тогда я сказал Радиму, что ты не Всемила, конечно, он бы мне не поверил. Да никто бы не поверил. Но со временем все бы всплыло. Здесь ведь боятся тех, кто умер, а потом оказался жив.

– Здесь такое бывает? – ошарашенно произнесла я.

– Ну, не то что бывает, но о том сказывают, – отмахнулся Альгидрас. – Люди боятся. Вспомни Ярослава. Как он увидел тебя. Если бы хоть у кого-то из воинов появилась тогда хотя бы тень подозрения, рано или поздно кто-нибудь тебя убил бы. Просто из страха, понимаешь? Но я сразу понял, что важно смолчать. Это было вот здесь. – Он коснулся ладонью груди. – Я не знал, чем это обернется.

Я почувствовала озноб. То есть если бы тогда Альгидрас просто по дурости или по какой-то другой причине сказал бы, что я не Всемила, что ему что-то там показалось или что я веду себя странно…

– Спасибо, что не сказал, – прошептала я, стараясь выдавить улыбку.

– Зря благодаришь, – спокойно ответил он. – Я ведь не о тебе думал. Да и я все время был с Радимом. Если бы ты попыталась причинить ему или кому из его близких зло…

Он замолчал, однако я прекрасно поняла, что он имел в виду. «Вот такой милый мальчик», – подумала я в очередной раз.

– Ты совсем не испугался? – наконец спросила я после непродолжительного молчания.

– В монастыре нам рассказывали много легенд и преданий. Большую часть утаили, как я теперь понимаю. Но легенду о прядущих я слышал. Они приходят из ниоткуда и прядут нить судьбы. Они как будто защищают человека, оборачивают его нитью, укрывают от бед. Это похоже на то, как создают Святыни. Шар ханов каменный, но он такой… – Альгидрас взмахнул рукой в воздухе, потом пощелкал пальцами. – Не знаю, как объяснить. Он резной, чтобы воздух мог через него протекать, но в то же время сила ветра вся там. Ее без меры. Если бы она вырвалась, случилась бы беда. Просто все смело бы. Но она там, потому что тот, кто создал Святыню, точно нитями оплел ее священными словами. Они не видны, но их чувствуешь. После обряда каждый хванец их чувствует. А девочки, верно, с самого рождения, потому что они принадлежат роду сразу, через связь с матерью. Вот и прядущие простого человека защитой оплетают: словом своим, делом. Ты пришла из ниоткуда. С изнанки мира. Влияешь на судьбу Радима и, скорее всего, княжича. Раньше я думал, что прядущие прядут только одному. Теперь понимаю, что мог ошибаться.

– Ты тоже пришел из ниоткуда, – сказала я.

– Из ниоткуда я пришел в Свирь, и то не из ниоткуда, а с хванского острова. Я не знаю, сколько правды в моих догадках.

– А что стало с твоим островом? Там сейчас кто-нибудь живет?

Альгидрас медленно повернулся ко мне. Что-то в его взгляде заставило меня пожалеть о неосторожном вопросе. Однако ответил он спокойно:

– Остров ушел под воду.

После этих слов мир снова словно покачнулся. Мы посмотрели друг на друга, и, уже зная ответ, я прошептала:

– А что стало с островом кваров?

– Ушел под воду, – на автомате ответил Альгидрас, хотя мог бы этого и не делать, потому что эту фразу из легенды о кварах слышала даже я.

– А почему остров ушел под воду? – спросила я. – Такое часто здесь бывает?

Альгидрас повел плечами так, словно ему стало зябко.

– Я не силен в мореходстве, но в тех морях, которые я знаю, наш остров – первый, не считая кварского. Хотя… я никогда не бывал в тех водах, где был кварский остров. Можно спросить у Януша, он всяко знает об этом больше, – пробормотал Альгидрас так, словно просто размышлял вслух.

– А ты можешь у него спросить? – тут же ухватилась я за эту мысль.

– Попробую, – пообещал он и добавил: – Алвар писал, что Святыня создает место. Потом она уходит, и место гибнет. Но я не знаю, можно ли ему верить.

Наступила тишина. Я раздумывала о том, что только что узнала, и мне казалось, где-то в этих словах есть зацепка. Я прокручивала раз за разом в голове: «Остров ушел под воду… Остров ушел под воду… Оба острова ушли под воду. И кваров, и хванов…» Все это выглядело слишком странным, чтобы быть простым совпадением. Кажется, Альгидрас думал так же, потому что он тоже молчал, покусывая губу и глядя куда-то прямо перед собой. Я опустила взгляд на забытую книгу. Дева, нарисованная века назад, все так же протягивала вперед руки, словно предлагая Святыни людям. Утерянная Дева, которую вот уже несколько сотен лет отчаянно ищут квары, потому что не могут не искать. Это сильнее их. Целыми селениями гибнут люди, попадая в кварские обряды. Сколько тех селений еще будет, прежде чем они смогут ее найти? И смогут ли?

Я посмотрела на Шар в руке Девы.

– А как ты жил в монастыре рядом со Святыней огня?

– Я тогда не был хванцем в полной мере. Я еще не проходил обряд. Шар принял меня уже после учения. А на нашем острове никогда не селились чужие. Это ведь странно. Сам остров был святым. Но все, кто приезжал поклониться Святыне, уезжали очень быстро. Те, что не с людьми, всегда умирали молодыми. Как моя мать. Ни одна из них не была из рода хванов.

– Но это все только предположения, – устало вздохнула я. – Сам говоришь, что в монастыре рассказывали, будто главная Святыня там, а ваш Шар сделан по ее подобию. Может, это правда, и тебе потому и не было там плохо.

– Не-е-ет, – протянул Альгидрас. – Я бы не спорил сейчас с тобой, если бы хотя бы раз в монастыре хоть кто-то упомянул о Деве. Ее будто и не было. Были лишь Огонь и заряженный от него Шар. А в книге о ней сказано. И о Святыне земли тоже.

– Ты нашел Святыню земли? – обрадовалась я.

Альгидрас молча ткнул пальцем в то, на чем стояла нарисованная Дева. Я, признаться, до этого даже не обратила внимания на это пятно, увлекшись разглядыванием самой Девы.

– Ты уверен, что это не просто фон? Ну, типа, нарисовали, чтобы она не в воздухе висела.

Он улыбнулся, провел пальцем по строчке, а потом прочел, превращая вязь в набор звуков, напоминавших журчание ручья.

– Святыня земли – камень, – перевел он. – На рисунке, кроме Девы, лишь один камень. Где он сейчас, я не знаю. Но он есть, иначе не может быть.

– Харим! – воскликнула я.

Альгидрас дернулся так, словно его ужалили, и резко обернулся, точно ожидая, что старый разбойник окажется за нашими спинами.

– Харим жил на вашем острове! Ты же сам говорил.

Альгидрас повернулся к книге, сдвинул ее в сторону и, опершись локтями о лавку, запустил пальцы в волосы.

– О том я тоже думал. Может, на разбойников она не действует? – устало усмехнулся он, признавая провал в своей логической цепочке.

Я тоже усмехнулась, понимая, что правды нам все равно никогда не узнать. В этот момент за нашими спинами что-то стукнуло, и мы оба обернулись. Скрипнула дверь, и на крыльце появилась Добронега. Ее появление заставило меня вскочить на ноги. Я начала лихорадочно соображать, как много она могла увидеть. Нас, стоящих на коленях рядом друг с другом перед скамейкой? Вроде ничего особенного в этом не было, но что-то заставило меня начать нервно оттирать пятно на колене, стараясь не смотреть на приближавшуюся к нам Добронегу. Альгидрас медленно поднялся с земли, тоже отряхнул колени и шагнул навстречу матери Радима. Та подошла к нему, крепко обняла, потрепала по волосам, спросила, как он себя чувствует. Голос Альгидраса звучал совершенно ровно, когда он заверил Добронегу в том, что с ним все прекрасно, раны уже зажили и почти не беспокоят, а я же стояла и не могла поднять на нее глаз. Сразу вспомнился наш разговор, когда Добронега убеждала не травить ему душу, не доводить до беды. Ох, знала бы она! Я настолько увлеклась попытками