Прозрение. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан Страница 47

Но Эйгуй поднял узкую когтистую ладонь, и музыка смолкла, а танец увял.

— Твои корни прогнили, Норвéй, — сказал он, делая ударение по-алайски, на последнем слоге. — Твои генералы предают тебя, а твои подчинённые невежественны в беседе. Но я всё ещё готов дать дорогу к твоей победе нашими генераторами. Однако ты должен будешь включить в четвёртом параграфе оба предложенных нами пункта.

— Как ты посмел привести в совещательный зал экзотианского выродка? — парировал Херриг, кивнув на торчащего посреди зала Имэ.

— Он не опасен, пока его враги — наши враги, — усмехнулся Эйгуй. — Твой лендслер — выродок. Он бежал к экзотам, чтобы спастись от твоего гнева. Забудь о нём. Давай подпишем договор без него? Мы завоюем для тебя Экзотику. Ты научишься радоваться победе, как алаец. Вкусишь её боль.

Мерис, невозмутимо продолжавший курить кальян, вынул изо рта мундштук и сделал им неприличный жест, как бы побуждая Эйгуя сунуть керамическую трубку себе в задницу.

— Ты на стороне проигравших, — оскалился ему в лицо алайский министр. — Твоего друга-лендслера давно сварил и съел Локьё, иначе куда бы он делся? Ты веришь в сказки об Уходящих? И не знаешь, как могут быть коварны ледяные крысы? Они убили его. Мы следили за вашим «инспектором», он летит сюда один.

Херриг ухмыльнулся.

— Летит и не знает, что его должность аннулирована моим приказом! — Он повернулся к Мерису. — Джастин думает, что обманул меня. Но скоро двери откроются перед ним, и оба вы будете арестованы! Потому что твой лендслер предатель! Мы знаем о его сговоре с Локьё, убил он там кого или нет! А склонил его к предательству твой инспектор Джастин!

Душка-2 вызверился на меня, разве что хвостом по полу не застучал. Гендеп меня хочет трепетно, мне давно про это рассказывали.

Интересно, алайцы сговорились отдать меня Душке живьём или только труп?

Я ощутил, как зачесалась пришитая к коже монета.

Мерис отсалютовал Эйгую мундштуком и затянулся. Младенец забулькал, переворачиваясь в ворохе пузырьков.

— Ты — хороший враг, — кивнул ему Эйгуй. — Я очень люблю тебя и с радостью съем твою печень, а телу твоему воздадут все положенные почести.

Мерис фыркнул.

— Ждёшь ответных почестей и крематория с залпами? Тебя зароют, как собаку, Эйгуй. Я понимаю, что Имэ развёл тебя. Но дверь откроется, и лендслер войдёт вместе с инспектором.

Эйгуй изобразил отвращение:

— Даже если так — ты всё равно проиграешь. Инспектор мнит себя истником? Имэ справится с ним. Я давно жду в гости вашего Джастина. Мы знаем, что северяне на Юге мутируют, подчиняясь давлению здешней скверны. Пора положить этому конец и выжечь добрым огнём все гнёзда мутантов на тёплых планетах Юга. А твоего ядовитого щенка, — он кивнул на меня, — мы поделим. Голову отдадим вашему генетическому контролю, мясо — Имэ, он мечтает наделать из него клонов. Но сначала мы натешимся с капитаном сами. Ведь никому не нужна его воля, нет? И его нетронутое тело?

Министр Херриг задребезжал, рассмеявшись, а Эйгуй стал откровенно разглядывать меня:

— Знаешь, сладкий, как это бывает, когда в узкую мужскую задницу в первый раз входит острый алайский член? Потерпи, скоро мы уединимся с тобой на пару часов. Сейчас в ловушку пожалует ваш инспектор, и мы включим психосетку на полную мощность. И ты упадёшь в мои объятья, как спелый плод. Уважаемые северяне не пострадают, ведь у них просто нет того, что мы будем глушить.

Мерис невозмутимо курил, я делал вид, что понимаю происходящее хуже, чем младенец в колбе кальяна, и Эйгуй поднял глаза к люстре.

— Самые прекрасные мгновенья, — томно произнёс он, — это когда в клетку входит последний враг. И клетка захлопывается.

Монета на моём запястье зачесалась так, словно под неё перца насыпали.

— Мы должны получить мутанта Пайела живым, для суда, — промямлил вдруг Душка-2. — Это генетический урод. Гендепартамент разыскивает его девятый год. Я настаиваю, что мы не желаем делиться!

Эйгуй сделал вид, что не слышит: мели, мол, мельница. Он был уверен, что это именно я похитил его дочь. И желал сам рассчитаться со мной.

За дверью раздались приглушённые голоса и какая-то возня.

Эйгуй взмахнул руками жестом дирижёра. Я понял, что это он включил озвучку, чтобы слышать, как инспектор Джастин подходит к ловушке. Дверь стальная, он войдёт, а потом уже не выберется.

Как жжёт.

Я вцепился в пылающее запястье. Монета уже не чесалась, а прожигала кожу.

Дёрнул — не поддалась! Чем же её пришила эйнитка?

Подсунул под монету пальцы. Из глаз от боли побежала влага, ногти безуспешно царапали крепкие шёлковые нитки.

Хэд! Дьявол и его светлые ангелы!

Я запустил пальцы поглубже и дёрнул изо всех сил.

Треск рвущейся кожи оглушил меня, глаза заволокло болью, но монета не поддалась.

Огромная дверь дрогнула, словно кто-то тяжёлый ударился в неё.

— О, вот и пожаловал ваш «инспектор», — усмехнулся Эйгуй, поднимаясь навстречу. — Сейчас мы его арестуем, и всё встанет на свои места! Прошу!

Створки дверей с готовностью задрожали, но почему-то не разошлись.

Эйгуй нахмурился. Технические неполадки могли испортить ему всю торжественность момента.

Я ощутил слабину в нитках, зашипел от боли и… монета осталась у меня в кулаке.

Кровь хлынула в рукав.

Люстры мигнули разом, и зал на доли секунды погрузился во тьму.

Эйгуй вскочил, но свет уже разгорался. Только механизм дверей всё так же надрывно урчал. Видно, их и в самом деле заклинило.

Монета, только что обжигавшая мне пальцы, стала вдруг ледяной, и в проёме дёргающихся дверей сгустилась тьма.

А потом высокая плечистая тень шагнула из ниоткуда к свету, и я потерял сознание.

Я не упал.

Мир померк, и мучительная тошнота тянула к полу, но падать было нельзя.

Я должен был стоять за спинкой генеральского кресла, и я стоял. Вслепую, без ориентации в пространстве, в сплошном мареве боли.

Шлёп, шлёп…

Кровь била тяжёлыми каплями в хемопластик пола.

Но я должен увидеть! Мне нужно посмотреть, кто там, у дверей!

Я зарычал. Пот потёк по спине, смазывая тело и давая ему выскользнуть из цепких объятий небытия.

Мир стал светлее, и тошнота отступила. На меня пристально, не мигая, ничего не понимающим взглядом смотрел Дьюп.

Лендслер был одет в имперскую парадную форму, в которой прибыл когда-то на «Эскориал». Он совершенно не изменился, даже щетина не отросла. Только глаза были растерянными и мутными.

Я всё ещё зависал не в сознании, а рядом, но маятнику это не было помехой. Моя разросшаяся до невообразимых размеров воля качнула нас навстречу другу. Тени наших сознаний слились и затопили зал.

Дьюп моргнул, перевёл взгляд на Ингваса Имэ, и лицо его прояснилось.

Он медленно обвёл глазами нелепые алайские морды, жутковатые кальяны, добрался до рожи Херрига, вошёл в него через глаза, как живое входит на доли безмолвия в мёртвое. И спросил холодно, отстранённо.

Голос его отдался в телах людей, как в пустых комнатах.

— Что-здесь-происходит?

Давление лендслера на присутствующих было таким сильным, что ответить ему не сумел никто, кроме Мериса.

Генерал вполголоса доложил. Он прекрасно владел армейской скороговоркой, даже я не всё разобрал.

Тени наших воль — моей и Дьюпа — мерно выносило вперёд и откатывало в небытие. Так бился теперь маятник, захватывая нас обоих.

Шлёп!

Очередная капля просочилась сквозь набухший рукав и упала на пол.

Колин оглянулся:

— Зажми рану, Анджей!

Он подошёл к замершему Эйгую: так торфяная крыса припадает к земле, когда над ней вдруг поднимают земляной пласт.

— Ничему не учитесь, — сказал Колин удушающе тихо. — Я говорил с тобой про Гадрат. Но ты не понял, что за судьба ждёт тебя и твой мир.

Дверь снова дрогнула, но не открылась.

Зато открылся люк на арене в центре зала. Из него полезли вооружённые алайцы в зелёной с золотом форме.