Избушка на костях - Ксения Власова Страница 47

расчерчивало алыми стрелами спокойную гладь. На ряби плясали яркие блики, и я прикрыла глаза ладонью, а затем и вовсе отвела взгляд – к не разведенному еще костру, собранному из вязанок хвороста. Чуть поодаль от него высился вбитый в песок столб, который венчало старое колесо. На ступице, точно на сердцевине взрезанного яблока, тускло поблескивал белый череп лошади.

На берегу уже собралась толпа. Чаще в ней мелькали молодые лица: смущенные девушки с алыми, точно спелые яблоки, щечками краснели и хихикали над шутками безбородых, наигранно смелых парней. Но среди них попадались и те, на ком время навечно оставило свои метки. Старуха с седыми волосами и беззубым ртом замахала рукой на особо ретивого парнишку, вьющегося вокруг совсем молодой девчушки, и отогнала его прутиком, как пастух, охраняющий свою вотчину. Девчушка громко рассмеялась и стрельнула глазами в сторону убегающего жениха. Тот прижал к груди ладонь и подмигнул красавице. Старуха мрачно что-то буркнула и грозно потрясла прутиком в воздухе. Стайка девушек рядом весело прыснула. На них зашикала дородная баба с младенцем на руках.

Все они замолчали, стоило Яге шагнуть к неразведенному костру. Она смерила и столб, и череп лошади оценивающим взглядом, точно купец на рынке, и одобрительно хмыкнула. В повисшей на берегу тишине этот звук докатился до самого последнего зеваки. Вперед вышла та самая старуха с прутиком. Низко поклонилась и неразборчиво прошамкала:

– Доброго тебе здоровьица, хозяйка избушки! Рады мы тебе!

Яга чуть пожала плечами, но в ответ не склонилась к земле. Как стояла ровно, не шелохнувшись, с гордо расправленными плечами, так и осталась. Голос разве что стал чуть ниже, мягче.

– Так ведь сами и позвали. Как могла я не прийти?

– Отпразднуй с нами! Не побрезгуй, хозяюшка!

Яга резко повернула голову, всматриваясь в лица собравшейся толпы. Жемчужные нити у лица с глухим стуком ударились друг об друга. Те, кто стоял впереди, невольно сделали шаг назад, будто приметили оскалившегося хищника. От Яги разило опасностью, будто от забродившего кваса – хмелем. Любопытно только: всегда или лишь сейчас? Может быть, я уже так приноровилась, что и не замечала пугающей других сути костяной ведьмы?

Или же, шепнуло что-то внутри, я и сама такой всегда была и буду? Яблоко от яблоньки…

– Отпраздную, – неожиданно мягко ответила Яга. – И милостью своей одарю. Ну что, кто первым хочет узреть свое грядущее?

Кто-то толкнул в спину молодого паренька в дорогой расшитой рубахе, и он, покачнувшись, едва не рухнул к ногам Яги. На молодом лице, только-только тронутом щетиной, проступил ужас. Светлые глаза округлились, стали размером с плошку.

– Э, нет, соколик, – проговорила Яга и погрозила пареньку пальцем. В заходящем солнце ярко сверкнули драгоценные камни колец. Крупный рубин налился алым, точно выступившая капля крови. – Гадаю только девушкам да бабам.

Мужики понятливо отступили. Яга махнула рукой, подзывая к себе Тима. Тот пожал плечами, встретившись со мной взглядом, и спокойно поравнялся с Ягой. Та, не тратя времени на слова, раскрыла холщовый ворот и просунула туда узкую ладонь. Зная свою наставницу, я понимала, что оттуда могли показаться и обглоданные кости, и острые ножи, и даже ядовитые змеи. Не чуй я крепкого запаха трав, точно бы поставила на последнее.

Первой к Яге подошла та самая девчушка, от которой старуха отгоняла жениха. Молодая красавица склонилась в поясном поклоне и замерла. Я стояла достаточно близко, чтобы разглядеть, как трепещут от волнения ее длинные черные ресницы, как часто вздымается грудь под нарядным сарафаном.

– Посмотрим, что приготовили для тебя Доля и Недоля…

Яга не глядя вытащила из мешка руку с зажатым в ней цветочным венком – символом девичьей чести и женского счастья. На нежном, скромном уборе, в котором сиреневые цветы мягко переплетались с белыми, скрестились чужие взгляды – любопытные, беспокойные, предвкушающие. Девчушка, не смея подняться, замерла. На ее макушку медленно лег венок с вереском и первоцветом.

– К разлуке, к одиночеству, – от одного к другому тихим шелестом прокатился тяжелый, как булыжник за пазухой, приговор. – Не выйдет в эту зиму замуж.

Девчушка разочарованно выдохнула и разогнулась. На ее черных, как смоль, ресницах заблестели слезы и мокрыми тропками скатились по щекам.

– Благодарю, – тихо выдохнула она и стремглав бросилась в толпу.

Лишь на одном лице промелькнула улыбка – той самой старухи. Она пошамкала ртом и с достоинством, приходящим разве что с возрастом, качнула головой. Седые волосы на миг показались из-под цветастого платка.

– Вот и ладненько, – донес до меня ветер ее слова. – Рано ей еще…

Чужая неудача не отбила у девиц желания разведать про свою судьбу. Одна за другой они подходили к Яге, склонялись в поклоне и ждали, пока она одарит их венком, случайно вытащенным из холщового мешка. Красные ягоды калины, сулящие здоровье и богатство, вызывали радостное оживление; листья тысячелетника, предвестника любовной битвы, – улюлюканье; цветы яблонь и вишни – тихие поздравления с грядущим пополнением. Васильки, хмель, ромашки, бессмертник, мальва – каждый венок находил свою хозяйку. Одаренная Ягой благодарила ту за гадание и отходила в сторонку, к парням, где рекой лились и разговоры, и ягодная медовуха. Солнце уже медленно опустилось за горизонт, а вязанки хвороста с яростным шипением занялись алым пламенем, когда последняя девица отошла от Яги, гордо поправляя на макушке цветочный убор. Яга впервые за этот вечер обернулась и посмотрела на меня:

– Ну а сама? Станешь гадать?

Я задумчиво перекатилась с пятки на носок и обратно. Хотелось ли мне получить весточку из грядущего? Узнать, к чему готовиться, чего ждать? Сомнение камнем сдавило грудь. За ногу будто что-то дернуло, потащило вниз, и я резко пнула песок рядом с собой. Тот взметнулся рыжей струей, одарив стоящего чуть впереди Тима сыпучими брызгами.

Я моргнула. Почудилось. Никто за подол меня не теребил.

– Так станешь или нет?

Я мельком взглянула на Тима. Мороки, которые приходили ко мне днем и ночью, показывали то, что было надобно им самим, – какой-то град, темную воду да женскую фигуру на холме. И ничего, совершенно ничего не хотели поведать о том, из-за чего томилось мое сердечко.

– Стану! – горячо ответила я и склонилась в поклоне. – А вот и стану!

Взгляд мой уперся в сапожки Яги, а до ушей донеслось ее насмешливое фырканье.

– Спину в поклоне не гни, ни к чему оно. Лучше руку в мешок запусти.

Я выпрямилась и с недоумением поглядела на Ягу. В сгустившейся после захода солнца тьме ее тяжелое платье сливалось с мрачными красками ночи. Она словно сама была частью и природы, шумевшей вокруг нас, и того неумолимого времени, разделенного на свет и тень. Лишь серебряный воротник, словно ошейник, удерживал ее на месте и не позволял слиться с окружающим миром, раствориться в нем, как истаявший дымок.

Язык прилип к нёбу, но я все равно тихо выдохнула:

– Самой венок вытащить?

– Самой-самой. Не доверяй никому делать выбор за тебя. – Она помолчала и тихо добавила: – Даже мне, девонька. Грядущее – оно только твое.

От ее слов все суматошные мысли вымелись из головы, как мусор из избы. Меня обступила звенящая пустота. Чужие разговоры, смех, шутки, треск костра, шелест воды – все это будто отступило, смазалось в один негромкий, неразборчивый рокот. Фигуры людей, взвивающееся ввысь пламя, зеленое море сосен потемнели, стали неразборчивой цветной кляксой. Все, что я видела перед собой, – приоткрытый ворот холщового мешка. Он манил меня, как чистый источник с водой в жаркий день, и пугал, как неизведанный темный лес ночью. Я втянула носом холодный запах воды, смешанный с едва уловимым ароматом трав – теплым, горьковато-сладким, – и с отчаянием прыгающего в омут смельчака засунула руку в мешок. Глаза держала широко раскрытыми, взгляд не отводила в сторону. Крепче других мне запомнился урок у колодца с тенями: что бы ни случилось – не отворачивайся.

Сердце пропустило удар, когда пальцы зацепили что-то мягкое, шелковистое, чуть ветвистое. Миг, и из мешка показался зеленовато-желтый венок, самый пышный из всех, что сегодня доставали. Меня окутало терпкой горечью с сухими дымными оттенками – запахом цветущей полыни. Ее невзрачные желтые цветы, рассыпанные по венку, словно мелкие бусинки, казались утешающей горстью мелочи в пустом холодном кошеле.

– Полынь, – спокойно проговорила Яга, но ее алые губы дрогнули в легкой улыбке. – Ну, ты только не сгинь.

Я растерянно покрутила венок в руках. Пальцы прошлись по вытянутым серебристым листьям, задели пушисто-нежные цветы. На языке прокатился привкус разочарования.

– К чему это?

Яга ничего не ответила, лишь склонила голову набок