Крылья - Мария Валентиновна Герус Страница 5

Всем и каждому, даже ни в чем не повинной Фамке, был вручен список новейшей поэмы Варавия Верноподданного, известного придворного версификатора. Поэма называлась «Песнь о великой победе Его Истинного и Непреложного Величества Анастасия над гнусным самозванцем в битве при Закопанье» и содержала восемьдесят строф по двадцать строк каждая. Крыса внимательно, словно впервые заметив, рассмотрел болтавшуюся за окном мокрую дохлую тезку, а потом сообщил, что новое творение гения, воспевающее подвиги нашего великого короля, надлежит выучить наизусть. Сегодня. Кто выучит – может идти домой. Но не раньше. Класс взвыл. В ответ Крыса поинтересовался, кто их не устраивает: преданный Двору поэт или… – но такое даже вымолвить страшно –…неужели кому-то не нравится Его Истинное Величество? После такого заявления все замолчали. Не любить Истинное Величество было опасно для жизни. Разошлись они уже в полной темноте, под жестоким ледяным дождем, зверски голодные и совершенно обалдевшие от знакомства с творчеством гениального Варавия.

После этого Витус с Андресом позвали взрослых приятелей с Рынка-на-Болоте, подкараулили Илку с компанией и как следует отлупили, чтоб неповадно было злить Крысу. Варку тоже пытались подловить, но не вышло. Варка очень быстро бегал.

С тех пор Крыса вошел во вкус и уже не искал виноватых, а наказывал всех скопом. Справедливость его не интересовала. В лучшем случае к каторжным работам после уроков приговаривались только признанные. Фраза «Все свободны и могут идти домой. Ивар Ясень, Илия Илм, Витус Вейник – останьтесь» звучала чуть ли не каждый день. Варка сделался большим знатоком творчества Верноподданного Варавия. Мать снова плакала, отец дознался и пару раз всыпал сынку-неслуху по первое число, а оды царствующему дому Варка выучился писать так, что впору самому подаваться в придворные версификаторы.

* * *

Ну, ничего, сегодня Крыса заплатит за все. Сейчас, еще минуточку. Пусть только начнет опрос. Что-то он сегодня все у окна торчит. Ну, конечно, за этим окном Сады, вид красивый, особенно осенью. Ишь, мечтает. Интересно, о чем может мечтать Крыса? А если не ждать опроса? Уж очень он хорошо стоит. Ага, вот и совсем отвернулся. Точно, пора!

Варка взглянул на Илку, одними губами прошептал «давай!» и выхватил из кармана пригоршню смятых листьев розмарина. Илка неторопливо кивнул, провел по лицу рукой, из которой тоже торчали узкие листья, и вдруг резко, без замаха швырнул вперед круглый глиняный горшок. Илка всегда был метким. Горшок врезался точно в середину учительской кафедры и с треском развалился на части. Пустотелая кафедра отозвалась гулким грохотом.

Фамка охнула, вскочила с места и бросилась к двери, на ходу растирая в ладонях подаренную Варкой веточку. В горшке оказалось вовсе не розовое желе. Из распавшихся осколков вывалились сено, труха, серые полоски сухих вощинок. Весь этот сор шевелился как живой. Из-под обломков раздавленных гнезд шустро выползали шершни. Крупные, рыжие, мохнатые. Раздутые брюшки в жирных черных полосах ходили ходуном, то втягивая, то выставляя длинные хвостовые жала. Запахло перекисшим медом.

Варка удовлетворенно хмыкнул. Выходит, не зря он полночи проползал по ненадежным развалинам Вороньей башни с фонарем в зубах и с горшком на шее. Хорошие шершни попались, злобные. Один за другим они взлетали, усаживались на кафедре, с легким щелчком плюхались на стол, устремлялись к окнам или принимались деловито кружить по залу, выбирая первую жертву. Зал наполнился угрожающим жужжанием.

Те, кто был заранее предупрежден: компания Илки, два-три приятеля Варки, Ланка и прочие курицы ринулись к выходу, второпях натираясь розмарином, Витус и его дуботолки, которых мстительный Илка решил не предупреждать, рванули вслед за ними, роняя стулья и расшвыривая попавшиеся на пути торбы. Руки они спрятали в рукава, куртки натянули на головы, но зала была большой, и Варка понадеялся, что Витуса с Андресом укусят хотя бы раз или два.

Основной заряд, как и было задумано, достался Крысе. Крыса, привлеченный грохотом, отвернулся от окна, шагнул вперед и оказался в самой середине облака донельзя обозленных насекомых. Пара месяцев в королевской лечебнице – не меньше. А может, и все три.

Варка понял, что пора сматываться. Розмарин – это хорошо, но шершни есть шершни. Он бросился к дверям вслед за остальными и неожиданно поймал взгляд Фамки. Прижавшись спиной к притолоке и вытаращив глаза, она уставилась на что-то за его спиной. Варка оглянулся на бегу и, споткнувшись, сел прямо на пол.

Что делает человек, когда на него набрасываются разъяренные шершни? Правильно, бежит, отмахивается и орет.

Крыса стоял совершенно неподвижно. Спина прямая, лицо сонное, длинные руки вытянуты вперед и сложены ковшиком, будто ему захотелось набрать воды. Но вместо воды в это странное вместилище, составленное из плотно сомкнутых худых пальцев, стекались шершни. Умиротворенно гудя, они слетались со всего зала. Оставляя за собой влажные полоски яда, ползли по рукавам потрепанной куртки, по пегим волосам, по спокойному лицу и собирались в большой шевелящийся рыжий ком в гостеприимно подставленной пригоршне.

Паническое бегство прекратилось в самом начале. Из зала никто так и не вышел. Все сбились в кучу недалеко от двери, не в силах оторвать глаз от невозможного зрелища.

– Окно! – повелительно бросил Крыса. Светанка и Фионка сорвались с места. Когда окно было распахнуто, Крыса плавно шагнул к нему, уверенным движением вышвырнул наружу живой шар и тут же захлопнул створки.

Класс обалдело молчал. Как реагировать на такое, никто не знал. «Внушение, – в смятении подумал начитанный Илка, – животный магнетизм. Он их… того… намагнетизировал. Хотя поддаются ли шершни внушению – это еще вопрос».

«Надо проснуться, – с ужасом думала Ланка, – я заснула на уроке. Надо проснуться, пока не заметил Крыса». Варка ничего не думал. Не мог. Сидел на полу и хлопал длинными девичьими ресницами.

– Все свободны и могут идти домой, – как ни в чем не бывало проскрипел Крыса, – Ивар Ясень, Илия Илм, Илана Град и, – он удивленно приподнял брови, – Хелена Фам, останьтесь.

«Фамка-то тут при чем? – поразился Варка. – И как он нас вычислил?»

Потом до него дошло. Из всех только они четверо успели как следует перемазаться розмарином. Трое виновных и невезучая Фамка, которую подвели быстрый ум и немалый жизненный опыт.

«Вляпались, – обреченно подумал Илка, – интересно, что он с нами сделает? Живьем сожрет, не иначе. Или намагнетизирует и заставит лизать ему сапоги. Или напишет донос. Обвинит в сочувствии самозванцу, и все. Повяжут нас вместе с семьями. А что, такие случаи бывали. Сколько угодно».

– Что же теперь будет? – прошептала Фамка.

И тут в украшенную позолотой белую дверь с грохотом ворвалось будущее.

Глава 2

Вначале грохот раздался в длинном светлом