Поворотный момент (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич Страница 5

— Нулька, — шёпотом позвал Петрович богиньку, — сделай гравитацию побольше, чтоб маленько задолбался.

— Он же робот, что ему будет, — вскинула брови наивная девушка.

— Не знаю, пусть хоть батарейку немного посадит.

— Не хочу, — надулась Нулька.

И все дружно пошли на мостик.

Безопасник, коего звали Илья Потёмкин, а Петрович за широту плеч и обхват синтетического бицепса быстро окрестил чугунным Муромцем сбежавшего с броненосца-однофамильца «Потёмкин», тоже закинул по пути вещи.

Все заняли места и пристегнулись. Пилот, прежде чем заняться приборами, извлёк из кармана три распечатанные на принтере картинки размерами десять на пятнадцать и прилепил их над лобовым стеклом. На рисунках изображались гримасы, стилизованные под мультяшного подростка из комиксов: вот сосредоточенная до невозможности физиономия; вот сияющая от радости улыбка; а вот задумчиво приподнятая бровь.

— Это зачем? — тут же поинтересовался Иван, вглядываясь в картинки.

— Это очень важные эталоны, — ответил пилот и состроил радостную мордаху в точности как на бумажке.

Петрович замахнулся, словно хотел дать подзатыльник этому клоуну, но передумал.

— Давай стартуй. Только самый малых ход.

— Есть, самый малый! — бодро отрапортовал пилот, пощёлкал тумблерами, которые никто в здравом уме не поменяет на новомодные голограммы или сенсоры, и положил руки в белых перчатках на штурвал.

А в следующий миг всех вдавило в кресла.

— Падла! — завопил Петрович, потому как двигатели вышли на форсаж сразу, без медленного повышения тяги.

Только через три секунды ускорение немного снизилось.

— Ты нас угробишь, дебил бракованный!

— Всё пучком и в пределах погрешности! — радостно вскинув руки, закричал Женёк.

— Мы чуть сознание не потеряли!

— Не-е-е-е! У меня датчик стоит. Как только кровь из-за силы тяжести не доходит до процессора, тот начинает греться. У людей как раз в это время наступает гипоксия, и они гаснут, как старые лампочки.

— Свят-свят-свят, — пробормотал Потёмкин и перекрестился. — Думал, меня уже ничем не напугать, ан нет, есть ещё способы.

— Топи до упора! — заорал Иван, глядя, как с пути «Синей птицы» спешно убирались автоматические орбитальные буксиры и дерижопли частных таксистов.

— Есть, до упора!

— Поворачивай! — вопил Михаил, выпучив глаза на быстро приближающийся прямо по курсу сухогруз, тяжёлый, словно астероид.

«Птица» не вышла из форсажа, но сработали манёвренные движки, развернув ось корабля под углом к прежней траектории. Если звездолёты умеют дрифтовать, то это было именно оно. Для полной картинки не хватало ударной волны разорванного вакуума и оставшегося за кормой инверсионного в нём же следа, как это рисуют в дешёвых киношках.

— Падла! — надрывал глотку капитан,

— Камикадзе долбаный! — вторил ему Михаил.

Сухогруз приближался всё быстрее.

Он промелькнул под брюхом у «Птицы», причём два звездолёта разминулись всего в ста метрах друг от друга на скорости в полторы тысячи метров в секунду. Если бы врезались, оба рассыпались на молекулы, но поток ионов, вырывающихся из ускорителей маршевых двигателей, и так наверняка погнул какую-нибудь антенну на сухогрузе.

Петрович, предвидевший сей неприятный нюанс, аж поморщился, как от боли.

А затем движки вырубились, отчего ускорение пропало, и корабль перешёл к прямолинейному движению по инерции, но экипаж продолжал таращиться в лобовое стекло, не решаясь нарушить тишину.

Тем временем пилот вытащил из кармана ещё один рисунок, где изображалась физиономия чопорного сноба, приклеил рядом с остальными и начал вещать:

— «Синяя птица» вышла в исходящий прыжковый сектор в штатном режиме.

Он улыбнулся и нежно провёл ладоням по приборной панели.

— Я уже влюбился в эту малышку. Чую, мы с ней ещё позажигаем.

— Не, княже, я с этим психом никуда не полечу, мне одного психа хватит, — страдальчески протянул капитан и многозначительно глянул на Ивана, мол, вот он, второй сумасшедший. — У меня чуть инфаркт не случился.

— У меня тоже, — пробасил Потёмкин и снова перекрестился. Вообще, было забавно смотреть, как здоровенный киборг закатывает глаза и бубнит молитву.

Иван сделал глубокий вдох, переводя дух после экстремального манёвра, и поискал глазами Нульку. Богинька нашлась в самом уголке, словно стеснялась присутствовать, как ребёнок, который боится чужих дяденек. Но княжич понимал, что дело не в этом, но что придумать, не знал. А придумать надо обязательно, ведь если сердце корабля войдёт в штопор депрессии, будет вообще туго.

— Нулечка, ты готова? — ласково спросил парень.

— А? Что? Да, наверное, — пролепетала корабельная фея и опустила глаза.

— Миша, фокусатор с концентратором готовы?

Навигатор с небольшой заминкой дотянулся до вспомогательного экрана, полистал служебные меню, что-то ввёл, а потом кивнул.

— Жнёк, — сократив имя пилота, позвал Иван, — сориентируй «Синюю птицу». Нулька, старт по моей команде.

Корабль дрогнул, пол под ногами качнулся, а по обшивке прокатился прерывистый гул. Спрыснутая звёздами пустота сперва повернулась вокруг оси звездолёта, а затем плавно ушла вверх.

— Готово! — прокричал пилот.

— Даю добро на гиперпрыжок. На счёт три. Один! Два! Три!

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни смены пейзажа за лобовым стеклом.

И весь экипаж дружно повернулся к богиньке, которая стояла в уголочке, обхватив себя руками и понуро потупив взгляд.

— Нулечка, что случилось⁈ — осторожно спросил Иван, зато Петрович взорвался тирадой:

— Инквизитора на тебя не хватает! Мы будем прыгать, или нет⁈

— Извините, задумалась. Давайте ещё раз, — тихо ответила корабельная фея.

Княжич вздохнул и заново начал счёт. Под выкрик «три!» мир потонул в белом мареве. Казалось, сам мозг получил засветку, как глаза, в которые ударил дальний свет от фар флаера, мчащегося во встречном ночном потоке.

— Что-то жестковато прыгнули, — пролепетал навигатора и начал тереть виски.

— Мы отклонились от точки выхода больше чем на двадцать процентов, — тут же отчитался пилот.

— Косячишь, — пробурчал капитан в сторону Нульки.

— А как вы с ней летаете? — разведя руки, возмутился Жнёк. — Погрешность вааще недопустимая.

А Иван глядел на понурую богиньку, которая с каждым брошенным в неё словом горбилась всё больше и больше. Будто не слова ронялись, а швырялись камни и тухлые овощи. И девушку было жалко.

Нулька всхлипнула и закрыла лицо ладонями.

— Соберись, — снова прорычал Петрович.

И тут Иван не выдержал.

— Хватит!

Капитан приготовился возмутиться, мол, он здесь главный, всех их прижать надо, но столкнулся с очень серьёзным взглядом княжича. Безмолвная дуэль длилась всего несколько секунд, но юный князь-инквизитор вышел из неё победителем. Не резон с ним ссориться.

— Ай, делай что хочешь, я уже понял, что моё мнение здесь ничего не стоит! — недовольно взмахнул Петрович рукой.

А Иван положил ладонь на плечо пилота и подался вперёд. Пальцы чуть ли не хруста стиснули полимерную тушку.

— Ещё раз что-то вякнешь в сторону Нульки без моего разрешения, выкину с корабля. Будешь до ближайшей планеты добираться вплавь по вакууму. Хочешь, брасом, хочешь по-собачьи. Ты меня понял?

— Да как, если… — попытался возмущаться автопилот, но пальцы Ивана стиснулись ещё сильнее.

— Больно! — закричал Женёк, и хотя его лицо стало похоже на лишённую эмоций пластиковую маску, взгляд лихорадочно заметался, избегая встречаться с княжеским. Видать, эмуляция нервных окончаний зашла очень далеко.

— Не слышу, — процедил Иван. Губы его сжались, но казалось, ещё чуть-чуть и княжич оскалится, как дикий зверь. Брови опустились и сошлись поближе друг к другу, а зрачки расширились.

— Я понял! Все претензии письменно на ваш адрес! Ай, больно!

Иван разжал пальцы и вышел. Праведная злость нашла выход, и организм начал успокаиваться. Сердце сбавляло темп, понемногу выветривался адреналин. Но осталось некое беспокойство, ведь, даже если отвлечься от личных отношений, экипаж похож на механизм. Понятное дело, что новые детали должны притереться, но если не следить, то ржавчина недоверия, обид и недомолвок разрушит даже самые сильные и надёжные машины. К тому же, агрессивная среда опасной работы и давление со стороны начальства лишь ускорят процесс. Так говорил отец, и только сейчас Иван понял смысл сказанного.