Ошибка Пустыни - Мария Соловьева Страница 5

Лала дрожала, но не от страха. Это было радостное возбуждение хищника. Дикус наклонился к ней сзади – она видела зубастые лиловые спирали его дыхания и точно могла определить расстояние до него. Как это получается, она не успела задуматься. Сцепив связанные руки в замок, Лала резко подняла их, будто замахнулась топором, и вложила в удар всю злость на того, кто стоит за ее спиной. Хрустнула переносица. Звук этот выглядел как лопающийся раскаленный камень бурого цвета. Упавший Дикус зашипел, держась за окровавленный нос, но ничего толком не успел понять. Ориентируясь только на звук, Лала нашла его горло.

Когда Дикус перестал шевелиться, она тихонько позвала:

– Тик, ты где?

– Тут, – прозвучал радостный шепот совсем рядом. Мальчик, еле слышно шурша хвоей, подполз к ней.

– Можешь развязать меня?

– Нет, – так же тихо просипел Тик, – но у этого, которого ты… у него нож был за поясом.

– Точно. Сними тогда повязку с глаз.

Смесь образов, настоящих и звуковых, на миг затуманила сознание Лалы, но она быстро справилась и помогла Тику сесть.

– Можешь идти?

– У меня ноги связаны!

– У меня тоже, но если делать очень маленькие шаги, то получается. Если не хочешь так, то ползи на четвереньках. Но времени у нас нет. Эрл как дикий зверь, все чувствует и ко всему готов.

При виде разодранного горла Дикуса Тика чуть не вырвало. Стараясь не смотреть на выпученные, еще не мутные глаза, отражающие луну, Тик помогал Лале искать нож. Только вот ножа не было.

– Ну да, зачем ему нож, когда к девице идет. Тут бутылка нужна, – по-стариковски пробурчал Тик.

– Что? – Лала не удержалась и прыснула.

– Что слышала. Я маленький, но не тупой. Я знаю, зачем к тебе Дикус приходил. Чтобы девица благосклонной была, ее надобно не ножом стращать, а сладостями да вином угощать.

Бутылка нашлась, небольшая и плоская, удобная для всадников. Пока Лала разглядывала ее, Тик подобрал камень и стукнул по стеклу.

– Ш-ш-ш! – зашипела Лала, но было поздно.

– Дикус? – сонно прозвучало из шалаша.

Лала рухнула на землю, потянув за собой Тика, но тот успел схватить осколок:

– Быстро, госпожа, руки!

Пока мальчик перепиливал ворсистую грубую веревку, Эрл еще пару раз позвал напарника, а потом стал с руганью выбираться из шалаша.

– Шевелись, Тик!

– Да-да, почти! Теперь ноги!

– Нет, сначала давай тебя!

– Ты важнее, ты с ним справишься и меня выручишь!

– Заткнись! Ему не нужна твоя жизнь!

Лала выхватила у Тика осколок и стала лихорадочно пилить веревку на ногах мальчика. Ругань Эрла яркими бордовыми вспышками застилала ей все, и она полоснула прямо по руке Тика. Он вскрикнул, и Эрл метнулся в их сторону. Лала закрыла глаза и продолжила на ощупь. Тень, в которой они укрылись, предательски сдвинулась – луна выглянула из-за облака. Плоское серебристое светило улыбалось, освещая пленников до мельчайшей черточки. Оно же четко обрисовало фигуру Эрла, заряжающего арбалет. Последняя веревка упала, и пленники побежали.

Свист стрелы Лала увидела, как только Эрл нажал на спусковой рычаг. Дернув Тика за руку, Лала лишь немного изменила положение цели – стрела попала в ногу мальчика. Тик вскрикнул, и охотник радостно загоготал:

– Готов, ублюдок!

Лала остановилась, легко отбросила Тика в ближайший куст и повернулась к Эрлу. Всхлипывания мальчика, испуганный галдеж разбуженного леса, гогот охотника, наслоившись на ночную картинку, напрочь лишили ее возможности четко видеть. Она закрыла глаза и пошла вперед. Она видела, как дышит Эрл, как бьется его сердце, как он сглатывает слюну. Она видела его дикий страх, расползающийся чернильным пятном. Кадык, острое и твердое отличие мужской шеи от женской. Один четкий, сильный и невероятно быстрый удар сжатого до крови из-под ногтей кулака. Хруст, клекот, мгновенно линяющее пятно страха и затухающие бордовые вспышки – пульсация умирающего сердца. Гулкая бурая клякса – удар тела о хвойный лесной ковер.

Когда она нашла Тика, тот поскуливал, как раненый волчонок, и держался за ногу. Стрела застряла у него в икре. Лала отнесла его в шалаш и уже там вытащила стрелу, залив рану содержимым брошенной Эрлом бутылки.

Сизое утро наползло туманом, который молоком залил траву, камни и трупы охотников. Лала и Тик спали в шалаше тяжелым измученным сном, а вокруг пробуждался лес, напрочь забывший о ночном переполохе.

Лала проснулась первой, открыла глаза и охнула. Днем в лесу намного больше звуков, невозможно ориентироваться в сумасшедшем калейдоскопе, где накладываются друг на друга изображения, которые видит глаз и которые творит разум.

– Тик, – негромко позвала она, – а где моя заглушка?

Казалось, мальчик просто спит, но частое дыхание, судороги и бисеринки пота не походили на обычный сон. Лала осмотрела рану Тика и тихонько выругалась: кожа вокруг позеленела, а сама нога стала очень горячей. Когда-то Асма ей рассказывала про отравленные стрелы, которыми часто пользуются охотники. Зеленый цвет кожи давал яд огнеломки, настоянной на прокисшем конском молоке. Яд несмертельный, но часто жертва умирает от перегрева, будто ее сжигает огонь изнутри. И спасение только одно: та же огнеломка, только свежая. Она вообще от любой лихорадки помогает.

Однажды Лала уже прикасалась к такому раскаленному человеческому телу. Это было, когда она помогала Асме вытащить с того света маленькую дочку кухарки. Девчонка горела жарче печки, мокрые тряпки мгновенно высыхали на пунцовой коже. Лала твердо запомнила все движения травницы: кругами, всегда против хода солнца, без нажима, но ежеминутно смачивая тряпицу в бурой густой кашице огнеломки. Начинать с пятки правой ноги.

Найти огнеломку было не сложно для того, кто пять лет собирал эту неприметную, но самую сильную в лесу траву. У Лалы не было медной чаши и специального пестика, но она надеялась, что и на плоском камне можно растереть мгновенно буреющие мясистые листья.

Тик уже не метался, жар вытянул из него все силы, осталось только сумасшедшее сердцебиение и частое, как у маленькой зверушки, дыхание. Лала вдруг поняла, что боится за мальчишку, будто он не бродячий сорванец, которого она знает всего несколько дней, а младший братишка-разгильдяй, попавший в переделку. Она раздела его, особенно не заботясь о целостности пуговиц и петель. Одежда была горячей, но кашица огнеломки приятно холодила ладони. Лала прикрыла глаза, вспоминая наставляющий картавый говорок Асмы, и начала. Правая пятка, коленка, бедро, ягодица. Левая пятка, коленка, бедро…

То, что она увидела, превратило ее в истукана. Ни вздохнуть, ни моргнуть, ни умереть на месте. В паховой складке левой ноги Тика спряталась родинка. Большая, черная, в форме лодки. Слишком знакомая родинка. Вторая такая же должна быть в правой подмышке. И она там была. Онемевшими пальцами Лала перевернула небольшой медальон на шее мальчика. Извитыми буквами там было написано: «Тиккиндей Флинн Ростер».

Глава третья

Сколько времени Лала сидела, неотрывно глядя на эту