С Федотов - Игры магов: выбор поля (дебют) Страница 64

   - Новейшая модификация "Ночного охотника", - негромко произнёс он спустя пару минут после взлёта. Слышно не было ни хрена. Я больше читал по губам.

   - Что, сеньор лейтенант?

   - Вместо грава резидентура ЦРУ выйдет на новейшую модификацию российского ударного вертолёта, - пояснил Каас. - Именно она была во втором прицепе.

   Я лишь поднял бровь в немом вопросе "Не жалко?".

   - Не жалко, - правильно понял мня лейтенант. - Они не получат ни одного целого узла. Спецназ ошибся и допустил самоподрыв конвоя...

   - Что..., - тупо пробормотал я, уже понимая, к чему клонит "особист".

   - ... живых свидетелей не осталось, - тем же тоном закончил он.

   Я резко развернулся к иллюминатору... Как раз в тот миг, чтобы увидеть момент взрыва грузовика. Мне показалось, что я видел летящее тело Птыца с его винтовкой, но, скорее всего, мне просто показалось. Столь мощный взрыв вряд ли оставил бы хоть одно целое тело.

   - Вы ЧТО?! - яростно зашипел я, подавшись к Каасу, но снова был отброшен назад чудовищным ударом. Последнее, что я услышал перед второй за полчаса потерей сознания, был хруст моих собственных рёбер, проламываемых даже чрез бронежилет.

   Запомнилось мне лишь застывшее лицо Клемчука. Видимо, его тоже забыли предупредить о финальном аккорде постановки Кааса.

   ***

   "Разговор" с представителями "гестапо" базы "Магарм", которым заканчивалась каждая операция, хоть и вымотал меня до крайней степени, но все же не принёс никаких неприятностей. Участие обеих "пятёрок" было признано вполне удовлетворительным, а потому нам по стандарту начислили премии и пообещали добавить по нескольку дней к прерванному отпуску. С чем нас и отпустили. Однако уйти далеко мне не удалось. Каас буквально поймал меня за руку и впихнул в первый попавшийся кабинет, приказав Джеку, Кате, Тору и Дариусу обеспечить "конфиденциальность" беседы.

   - Ну! - требовательно произнёс он, когда дверь за нами закрылась.

   Мне сказать было нечего, да и волновало меня только желание как можно быстрее попасть на осмотр к колдомедику. Ребра болели просто ужасно.

   - Ты хоть понимаешь, какие последствия могли бы быть? - вкрадчиво спросил он, убедившись, что разливаться соловьём у меня нет никакого желания. - Твое счастье, что я успел тебя вырубить до того момента, как ты напал на меня ("А напал бы? Не знаю..", - только и подумал я). Ты хоть представляешь, дебил жалостливый, какие санкции применяются к преступникам, поднявшим бунт во время выполнения БОЕВОЙ задачи? Нет, не представляешь?!

   Видимо, Каас был в ярости.

   - Ну... я..., - мне действительно нечего было сказать, так как я прекрасно помнил Устав и пункты о неподчинении офицеру в боевой обстановке. От откровенной паники меня спасала только странная апатия, обрушившаяся на меня сразу после выхода из очередного забытья.

   - Ага, вот скажи, ты, рядовой, наверное, мне в морду дать хотел, да? - уже спокойнее спросил Каас. - А ты подумал, что в вертолёте находились ещё два пилота, которые, даже если допустить, что твои люди будут молчать, обязаны сообщить о таком инциденте, дошло до тебя?

   - Ага, - только и нашёлся я, - так может... Кхе!!

   Давно меня не учили ударами в живот. Почти отвык.

   - Ты дебил? - почти участливо поинтересовался Каас.

   - Что вам от меня нужно, сеньор лейтенант? .

   - Что, ты совсем потерял страх?

   Показалось мне или нет, но голос разведчика звучал гипертрофировано наиграно. Не думаю, что при своей выслуге он так и не стал хорошим актёром. А значит.... Меня приглашают к диалогу.

   - Несмотря на явное неподчинение я всё еще остаюсь при своём звании и не в наручниках... ну, то есть не скован "Алмазным пленом", например. Невольно напрашивается вопрос: зачем я так нужен вам, что вы готовы закрывать глаза даже на такие вещи, а, сеньор лейтенант?

   Каас секунд сорок смотрел мне в глаза, после чего негромко сказал:

   - Когда-нибудь твоё чистоплюйство погубит твоих людей. Думаешь, мне не жалко погибших парней? Да, жалко! Сегодня вечером я наверняка помяну их бутылочкой - другой достойного коньяка. Однако в этой ситуации так было надо!

   - Кому? - решил не сдаваться я.

   Каас лишь поднял глаза к потолку, помолчал с полминуты, после чего неожиданно спросил:

   - Знаешь, почему второй снайпер ты, а не Екатерина?

   - Никак нет, сеньор лейтенант, - этот вопрос, не смотря на страх и неопределенность ситуации, меня действительно волновал.

   - Открою тебе секрет, - тихо произнёс Каас. - По результатам тестов она отстрелялась чуть хуже тебя, да и по остальным дисциплинам ты чуть выше. Однако ты слишком самоуверен. Впрочем, это лечится. Гораздо хуже, что ты плохо контролируешь себя. Снайпер, как и любой охотник, должен быть спокоен и выдержан. До безразличия спокоен и выдержан. У тебя это здорово получается... Пока ты работаешь по мишеням. А потому будем избавлять тебя от лишних рефлексий при виде чужой крови: завтра ты отправляешься на скотобойню и лично забьёшь полсотни коров, перерезая им глотки собственным ножом. Однако это будет завтра, а сегодня у меня для тебя не менее интересное задание. Собирай свою "пятёрку", мы идём прогуляться по Перми. А что касается твоего вопроса.... Ты прав, любой из твоей пятёрки, допусти он такое хоть единожды, давно бы шагал в комендатуру под присмотром "гестаповцев". И это повод задуматься. Потом. А сейчас шевелись!

   ***

   - Давай, - прервал мои мысли и воспоминания все такой же скучный и сухой голос. - Пора.

   Я сделал. Страх и напряжение нашли свой выход в ненависти. Ненависти и действии. Действии, отточенном до автоматизма на сотнях тренировок, но сегодня впервые примененном на живом существе. Задрав морду собаке, я, с ненавистью глядя прямо в глаза Каасу, аккуратным и быстрым движением перерезал животному горло. Как же я хотел, чтобы на ее месте оказался ненавистный куратор. Почти наяву видел бесшумный подход из-за спины, одно единственное молниеносное движение ножом и аккуратный толчок в плечо, завершающий силовую акцию. Как бы здорово было, чтобы это Каас издавал последние на этом свете хрипы у моих ног, наблюдая, как вместе с кровью из перерезанного горла выплескивается жизнь.

   Эти яркие картины настолько затопили мой разум, что я даже не оглянулся на уже неподвижное тело только что покормлено мной и мной же зарезанной собаки, когда автоматически воткнул нож в землю, счищая с него остатки крови, и пошел вслед за молча отправившимся к остальным Каасом.

   Рука, которой я гладил дворняжку, горела, но я уже не помнил ощущения свалявшейся от грязи шерсти под моими пальцами. Бьющееся в предсмертной агонии тело разведчика, которое услужливо рисовало мне подсознание, вытеснило все.