Терновая цепь - Клэр Кассандра Страница 65

– Наверное, он прав, – грустно произнес Кристофер. – Все действительно пошло наперекосяк.

– Ты узнал что-нибудь от Джеймса, когда ходил к нему домой? – спросил Томас. – Насчет Грейс или…

Кристофер присел на письменный стол Алистера.

– Грейс, – повторил он каким-то странным голосом. – Если Джеймс и любил ее когда-то, это прошло. Он любит Корделию, и мне кажется, что для него жить без жены – это все равно, что… Ну, как если бы меня заставили отказаться от чтения книг, от поиска знаний, от научных экспериментов. – Он взглянул на Томаса. – А что ты выяснил у Мэтью?

– К сожалению, он тоже любит Корделию, – сказал Томас. – И он тоже несчастен, точно так же как Джеймс; в каком-то смысле он несчастен из-за Джеймса. Мэтью скучает, чувствует, что поступил плохо по отношению к другу, и при этом ему кажется, что с ним самим обошлись дурно… Он намекнул мне… Если бы Джеймс сказал ему, что влюблен в Корделию, то Мэтью ни за что не позволил бы этому чувству укорениться в своем сердце. А теперь уже слишком поздно.

– Интересно… – пробормотал Кристофер. – Ты думаешь, у Мэтью это по-настоящему?

– Я думаю, для него любовь Корделии – нечто вроде отпущения грехов, искупления, – вслух размышлял Томас. – Он воображает, что если она полюбит его, то все его ошибки будут исправлены, а все плохое, что было в его жизни, останется позади.

– Мне кажется, любовь – это нечто иное. Что ее смысл не в этом, – нахмурившись, произнес Кристофер. – На мой взгляд, некоторые люди предназначены друг для друга, а некоторым просто не суждено быть вместе – как Джеймсу и Грейс. Джеймс и Корделия подходят друг другу гораздо больше. – Он взял со стола тяжелую «Книгу Подвигов», повернул ее и принялся рассматривать полустертые буквы на корешке.

Томас заметил:

– Знаешь, я вообще никогда не задумывался о том, подходят ли Джеймс и Грейс друг другу. Откровенно говоря, я ее совсем не знаю.

– Но тебе известно, что она сидела в своем мрачном поместье под присмотром матери много лет, как Рапунцель в башне, – отозвался Кристофер. – Несмотря на такое воспитание, она обладает острым умом. Могла бы с успехом заниматься наукой.

– Ах, вот как, – усмехнулся Томас, приподняв бровь.

– Именно так. Я обсудил с ней свою работу над огненными сообщениями, и она высказала несколько ценных соображений. Кроме того, Грейс разделяет мою точку зрения на активированный порошок из крыльев бабочек.

– Кристофер, – осторожно произнес Томас, – откуда тебе все это известно?

Кристофер сделал удивленное лицо.

– Я наблюдателен, – объяснил он. – Я же ученый. Наблюдать – это моя работа. – Он прищурился, глядя на книгу, которую держал в руках. – Нет, от нее не будет никакого толку. Я должен вернуть ее на ту полку, откуда она была взята.

И после этой необычной церемонной фразы он спрыгнул со стола и исчез за шкафами в восточной части библиотеки.

Томас пошел на поиски Алистера в противоположном направлении, туда, где горели зеленые лампы. Он шагал мимо витражных арочных окон, по алым и золотым ромбам света, лежавшим на паркете. Завернув за угол, он обнаружил Алистера сидящим на полу у стены; Карстерс откинул голову назад, в руках сжимал какую-то книгу.

Увидев Томаса, он вздрогнул, но не отодвинулся, когда юноша уселся рядом. Несколько долгих минут они сидели молча, глядя на фреску с изображением ангела на противоположной стене.

– Я хотел извиниться перед тобой, – наконец заговорил Томас. – Отношения между Джеймсом и Корделией… я не должен был говорить об этом. Мы с Джеймсом уже давно дружим, но я до сих пор не понимаю, что он нашел в Грейс. Никто из нас этого не понимает.

Алистер повернулся и посмотрел на Томаса. После переезда в Лондон он начал отращивать волосы, и теперь они падали ему на глаза, мягкие, темные, как облачко дыма. Желание коснуться этих волос, перебирать локоны Алистера было таким сильным, что Томас вынужден был сжать кулаки.

– Уверен, твои друзья сказали бы то же самое о нас с тобой, – произнес Алистер, – если бы узнали.

Томас, заикаясь, повторил:

– О нас… с тобой?

– Грейс, по-видимому, до сих пор является загадкой для «Веселых Разбойников», – сказал Алистер, – в то время как я – величина известная, и меня здесь не любят. Я просто хочу сказать, что они наверняка были бы озадачены, узнав о том, что мы…

Томас не мог больше терпеть. Он обнял Алистера за шею и притянул к себе, чтобы поцеловать. Алистер этого явно не ожидал; книга упала на пол, и он неуверенно взялся за локоть Томаса, чтобы не упасть.

Но не отстранился. Он позволил целовать себя, и Томас, разжав пальцы, запустил их в волосы Алистера, которые на ощупь напоминали шелковые нити. Юноша ощущал неимоверное облегчение – ему так давно хотелось этого, а после того, что произошло между ними в Святилище, желание стало только сильнее, – а потом облегчение перешло в лихорадочное возбуждение, и ему показалось, будто по его жилам течет жидкий огонь. Алистер целовал его все более страстно, а Томас смелее отвечал на поцелуи, чувствуя совсем рядом жаркое дыхание. Алистер шептал какие-то слова на персидском языке:

– Ey pesar, nik ze hadd mibebari kar-e jamal[38].

Томас прижался к нему, дрожа, задыхаясь, забыв обо всем, кроме этих прикосновений, поцелуев, ласк…

– Ba conin hosn ze to sabr konam?[39]

А потом все закончилось так же внезапно, как и началось. Алистер отодвинулся, не выпуская руку Томаса. На щеках у него выступил румянец.

– Томас, – выдохнул он. – Я не могу.

Томас закрыл глаза.

– Почему?

– Ситуация не изменилась, – произнес Алистер почти обычным голосом, и Томас почувствовал, что волшебство ушло, как будто никогда и не было. – Твои друзья ненавидят меня. И они имеют на это полное право…

– Я сказал Мэтью, – перебил его Томас.

Алистер прищурился.

– Ты… что ты сделал?

– Я сказал Мэтью, – повторил Томас. – Насчет себя. И о том, что я… что мы с тобой… что ты мне небезразличен. – Он откашлялся. – Ведь он уже знал о твоих отношениях с Чарльзом.

– Не забывай, что Чарльз – его брат, – произнес Алистер странным механическим голосом. – А Мэтью и сам… не такой, как все мужчины. Но что касается остальных ваших друзей…

– Кристофер не станет относиться к нам иначе. А Джеймс все-таки женат на твоей сестре. Алистер, ты уже принадлежишь к нашему кругу, нравится тебе это или нет. Ты не можешь использовать неприязнь моих друзей в качестве отговорки.

– Это не отговорка.

Он все еще держался за руку Томаса, все еще был рядом, совсем близко. Томас чувствовал его аромат: запах дыма, пряностей и кожи. Желание сжигало его – словно где-то внизу живота тлели уголья… Но он знал, что все тщетно. Алистер качал головой.

– Я понял… после того, что у меня было с Чарльзом… что украденных минут, часов счастья мне мало. С другой стороны, мы не можем причинять боль родным, разрушать чужие жизни, идя на поводу у своих страстей…

– Значит, ты все-таки хочешь быть со мной, – прошептал Томас. Ему было горько и больно, но эта горечь была смешана с ликованием.

Глаза Алистера потемнели.

– Как ты можешь сомневаться в этом…

Раздался громкий стук, и оба, подняв головы, увидели над собой Кристофера, который тащил высокую стопку книг. Одна только что свалилась на пол. На его лице был написан восторг, как будто на свете не было ничего прекраснее, чем обнаружить Томаса и Алистера сидящими на полу чуть ли не в обнимку.

– Хватит здесь прохлаждаться! – воскликнул Кристофер. – У меня возникла идея. Мы должны немедленно ехать в Лаймхаус.

15. Горькие плоды