Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич Страница 7

Вот и в тот день они с внуком отправились в Павловск. Тимоху аж потряхивало от нетерпения. Потому что последний раз в музей они выбирались аж два месяца назад. Как раз в железнодорожный. Он Тимке нравился едва ли не сильнее всех остальных, потому что в нём имелся паровоз в разрезе. Большой, настоящий, а его внутренности были раскрашены в разные цвета и, местами, подсвечены. Послевоенная «Эрка», в точности как те, которые он в своё время ремонтировал. Тимка устройство паровоза с его помощью уже наизусть выучил. И, временами, даже, едва ли не за экскурсовода работал, присаживаясь на уши тем, кто готов был слушать, и лихо рассказывая какие детали как называются и за что отвечают… Потому что в конце осени Анисима сильно прихватило. То ли простуда, то ли тот самый COVID, что свёл в могилу любимую, и до него, наконец, добрался. Но, похоже, за это время подлый вирус сильно ослабел. Так что насмерть он его не свалил… Однако, две недели Анисим с температурой провалялся. А потом месяц с лишним восстанавливался. Ну, так лет-то ему уже сколько — девятый десяток пошёл. Все друзья и большая часть ровесников уже давно в могиле, а он до сих пор небо коптит… Но в это воскресенье они с внуком решили доехать до Павловска. Чего-то ему там в школе задали с этим местом связанное. Вот он и упросил съездить посмотреть. Походили по дворцу, потом прогулялись по парку. А когда уже вышли, Анисима и прихватило по новой. Да как сильно… Они как раз проходили мимо «Урны судьбы»[4], на которую он рукой и опёрся.

— Деда, что с тобой? — испуганно закричал мальчик.

— Это… Тимка… беги — позови кого, — задыхаясь, забормотал старик, кляня себя последними словами. И куда попёрся старый? Давно же понятно, что на ладан дышит. Помрёт — кто внука до дома довезёт?

— Деда?!

— Беги-беги… и-и-и… это — позови, но сам не иди. Подожди там где-нибудь… — нечего ему видеть, как дед помрёт.

— Ага, я счас… — закричал Тимка и бросился бежать. А Анисим устало сполз по постаменту урны, нащупывая в кармане мобильный телефон. Вот ведь незадача какая! Надобно сыну позвонить. Или невестке. Чтобы о внуке побеспокоились… Но достать его ему была не судьба. Когда он неловко сунул руку в карман, в голове будто бомба взорвалась. А потом наступила тьма.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Глава 2

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ай! Да чтоб… Дзынь, бзац, трам-бам-данс… Оу-у-у… — худой шестилетний мальчишка, занявший позицию за одной из огромных напольных ваз, высунулся из-за неё, обозрел увиденную картину и довольно ухмыльнулся. Жирный ливрейный лакей, только что поскользнувшийся на разлитом масле и грохнувший об пол поднос с фарфоровым чайным сервизом, сделанном в маленьком городке к западу от Парижа с коротким названием Севр, а, попутно, ещё и облившийся кипятком, катался по полу, дёргая обваренной рукой и тихонько повизгивая. Мальчишка полюбовался на всё происходящее ещё пару мгновений, после чего тихо выскользнул из-за вазы и практически бесшумно скользнул в низкую дверцу, скрытую в стене. А из анфилады ему в спину летел рёв старшего лакея, оперативно прибывшего на место происшествия.

— Рукожоп! Дубина стоеросова! — и сразу же удар. — Хресь!

— Акакий Антипыч, я ж…

— Хресь! Хресь! Хуег схуёженный! Хресь!

— Да тут же ж…

— Хресь! Хресь!

Мальчонка удовлетворённо кивнул и нырнул в темноту. А вот нехрен руки распускать и за жопу хватать… Ужо теперь посветит фонарями под обеими глазами. Да и из ливрейных он теперь точно вылетит как пробка из бутылки шампанского.

Когда Анисим с внуком ходили по дворцам, ставшим музеями, им даже в голову не приходило, что совсем рядом с парадными коридорами, украшенными великолепной отделкой и разделяемыми роскошными дверями, изукрашенными резьбой, литыми золочёными ручками и вычурными аксессуарами, есть и другие. Неприметные. С дверями, сделанными заподлицо со стенами и встроенными в них так, что пока они закрыты — их довольно сложно заметить. Не тайные, нет. Потому что о них прекрасно известно множеству людей. Так как предназначены они для передвижения самого низшего слоя слуг — полотёров, истопников, прачек, сенных девок и так далее. То есть тех, чья бедная заношенная рвань, в которую они одеты, усталые лица и согбенные от тяжёлой работы спины точно будут раздражать взор хозяев дворца и их гостей, а лапти и ветхие опорки — царапать дорогой паркет. И Данилка, в тельце которого и попал майор в отставке, сызмальства принадлежал как раз к таковым. Причём, вследствие своего сиротства и крайне грязной работы, к их самому низшему слою. Так что, когда он проходил даже этими — узкими и полутёмными коридорами, его либо сторонились, либо шпыняли. Мол, ты, вонючка, а ну забейся в щель и не отсвечивай, не видишь — я иду! Причём, тот, кто ему этим пенял, зачастую одеты были куда беднее мальчишки. Да и место в негласной иерархии слуг занимал не шибко выше. Ну а мальчонка что — забивался. Потому что нраву он был тихого и пугливого… Так что все эти скрытые от глаз коридоры, а также их повороты, тупички и узкие сквозные норки к моменту попадания Анисима в это тельце его прежний хозяин изучил, считай, досконально. Ибо для него это было жизненно необходимо… Ну, а Анисиму, то есть, теперь уже ему (следовало привыкать к новому имени — Данилка), удалось, так сказать, заполучить этот его опыт.

Нет, никакой памяти мальчишки он не получил. Так что даже язык ему пришлось осваивать с ноля. Потому что в этом времени он заметно отличался. Ну и кто он, откуда здесь взялся, чем занимается в этом дворце, каковы его социальные позиции — всё это ему пришлось выяснять самостоятельно. Да что там это — даже собственное имя этого тела он узнал от посторонней — худой, но весьма шустрой девчонки, которая подвизалась судомойкой у «чёрной кухарки». Она приносила ему поесть, когда он лежал пластом в чулане неподалёку от кухни. На полу, на собственном кожушке, который не пропал, похоже, даже не столько потому, что не был никому по размеру — на заплаты пустили бы или зимние портянки, а лишь потому, что он был донельзя изношен. Настолько, что шерсть на нём истёрлась больше, чем наполовину. А так бы точно ноги приделали. Как выяснилось — среди дворни это было в порядке вещей… Так вот, никакой сознательной памяти он не получил. А вот мышечную… тут что-то осталось. И когда он, уже после того, как отлежался и немного ожил, начал передвигаться этими тёмными коридорами, у него регулярно начали, будто сами собой, всплывать желания то нырнуть в какой-то отнорок, то свернуть в тупичок, в котором, внезапно, оказывалась невысокая, по колено нормальному человеку, и довольно узкая дверка, в которую сам Данилка вполне пролезал. Вот так, постепенно, повинуясь инстинктивным велениям тела, он и восстановил как своё знание всех переходов, так и навыки скрытного передвижения. А до всего остального пришлось уже доходить собственным умом.

Вообще-то с этой поркой ему очень повезло. Ну, если можно так сказать, конечно… Хорошенькое везение — почитай неделю валяться в полубреду, пребывая между жизнью и смертью, а потом ещё почти месяц в состоянии, когда лежать можешь только на животе, а ноги и руки еле шевелятся… Но зато никаких расспросов! Потому что первую неделю он просто физически не мог разговаривать. Повредилось у него что-то «внутре», как выразился дед Осип — главный коновал среди конюхов, который, попутно, пользовал ещё и дворню. Ну не врача же истопнику или, даже, лакею звать? К тому же врача среди обитателей дворца и вовсе не было. Если заболевал кто из господ — «дохтура» приглашали из Питера. А поскольку никаких телефонов или, там, телеграфов здесь ещё и в помине не было — оказание любой медицинской помощи обычно растягивалось на несколько дней. Сначала гонца отправят — на что ему цельный день потребуется. И это хорошо если ещё никакой метели или, там, ливня не случится, а то и за два дня может не добраться. Дороги-то в России сами знаете, какие. Особенно сейчас… Ежели курьеры «под тремя колокольцами», которым на каждой почтовой станции лошадей по первому слову меняют, из столицы до Москвы дня за четыре могли домчать, то обычному путешественнику минимум неделя требовалась. Ну, если лошади добрые, и с погодой повезёт. А на худых лошадях так и все две… Потом пока доктор доберётся, пока поймёт кого и от чего лечить (а как иначе — на иного пациента и лекарства тратить жалко) — там и лечить уже некого. Помер пациент. Анисим, пока пластом лежал и женские сплетни слушал — про два таких случая узнал. То есть совсем недавно «о прошлом месяце» произошёл только один. Но в связи с ним припомнили и второй.