Vita Nostra. Собирая осколки - Марина и Сергей Дяченко Страница 8

– Ну что ты говоришь, – грустно сказал дедушка, обнимая Лору, гладя ее по голове.

– Следить надо было. – Бабушкины губы едва разжимались, когда она говорила, и стягивались в нитку во время каждой паузы. – Не спускать с нее глаз! Ты обещал мне, Павел!

И, мягко перехватив Лору из дедушкиных рук, она повела ее в дом, по дороге что-то негромко приговаривая. На пороге обернулась, поманила за собой непривычно тихого, смирного Антошу. Пашка, Артур и дедушка остались во дворе, где от старой елки уже лежала тень до самых ворот.

Пашка инстинктивно прижимал ладонь к животу. Ему казалось, что золотая монета, которую он не по своей воле сожрал, живет внутри собственной опасной жизнью. Он гнал от себя дурацкие мысли, ясно же, что никакой монеты он не глотал, у него случилось временное помрачение рассудка, тепловой удар. Но бабушке он этого не расскажет – выйдет так, что он врет, оправдываясь.

– Он всего три раза ее шлепнул, – так же тихо сказал Артур. – Она нас очень напугала.

– Она ребенок, – сказал дедушка тусклым усталым голосом. – Она думала, что играет… А чего вы испугались, кстати?

Артур и Пашка переглянулись, мысленно адресуя друг другу тот же вопрос. Пелена жаркого дня наконец-то упала, оба осознали себя дураками, одурманенными слишком ярким солнцем.

– Она могла, конечно, глотнуть воды и закашляться, – мягко продолжал дедушка, – или наступить на острый камень… Вы бы тогда сразу ей помогли… Но она решила поиграть в прятки. Подыграли бы девочке, поискали и нашли ее в этих камышах…

Артур и Пашка подумали одновременно, что пора ехать домой. Летняя Торпа хороша, конечно, но лишь до определенного предела.

Пашка, опустив голову, прошел в дом. На кухне бабушка кормила Лору, уже переодетую в сухое, вареньем из земляники, тем самым, которое полагалось открывать только на Новый год.

– Прости меня, Лора, – сказал Пашка официально-покаянным голосом. – Прости, бабушка. Мы с Артуром, наверное, завтра уедем…

Бабушка посмотрела с сожалением, которое через секунду должно было смениться сочувствием. Покачала головой, вздохнула; в этот момент монета в животе у Пашки превратилась в раскаленный сюрикен.

Охнув, он метнулся к туалету – дверь была заперта, внутри всхлипывал Антошка. Пашка выскочил из дома, обогнул угол, забежал в заросли крапивы, которую давно пора было косить…

Упал на четвереньки в приступе тошноты, и монета вылетела из него и заблестела, как пойманная золотая рыбка. И не успел Пашка обрадоваться чудесному освобождению, как приступ повторился и еще четыре монеты полетели в траву.

Первым побуждением Вали было отшатнуться, прикрыть дверь и немедленно звонить в полицию. Но он испугался, что станет посмешищем – а вдруг в квартире соседка, которой родители на время отъезда всегда отдавали ключи? А вдруг она что-то перепутала и зашла полить вазоны? А он тут с полицией… Это же позор, еще и отругают за ложный вызов!

– Тетя Оля, это вы? – как можно доброжелательнее крикнул он в дверной проем.

– Это я, – отозвался женский голос, чужой – и до мурашек знакомый, как прикосновение ледяной ладони к горячему лбу. – Иди сюда, Валик, и дверь запри.

Она произнесла имя, которым звала его только мать. Как игрушка на веревочке, Валя пошел на кухню на этот голос; женщина сидела у стола, на котором семья, торопясь, оставила тарелки после завтрака. Теперь столешница была чисто вымыта, а незваная гостья пила чай из любимой маминой чашки.

– А вы… – удивленно начал Валя и вдруг запнулся.

Он ее узнал. Ну конечно же. Конечно, теперь все понятно, вот только откуда у нее ключи? От той же соседки?!

– Ты решила вернуться? – сказал он, тремя словами пытаясь обвинить, продемонстрировать независимость и напомнить все-таки об их родстве.

– Да, я твоя сестра, но обращаться будешь ко мне на «вы». – Гостья вытащила сигарету. – И звать по имени-отчеству: «Александра Игоревна».

– У нас не курят! – Валя повысил голос.

Гостья невозмутимо щелкнула зажигалкой, затянулась красиво, как в старых фильмах.

– Ты, конечно, меня не помнишь. Как я катала тебя в коляске. И как ты лежал тут на столе, новорожденный, без сознания, а я по глупости чуть не угробила тебя…

Валя вспомнил. Хотя это было невозможно. Он вспомнил холод, белый потолок над собой, вот это самое лицо – только моложе и с совершенно другим выражением – любопытства, жадной власти, как у девочки, вскрывающей куклу… И ужасное чувство, будто из него, Вали, вытягивают жизнь, разум, личность… хотя какая там у младенца личность…

– Прости, я не хотела. – Она курила, наблюдая за ним. – Чудо, что мне удалось тебя починить тогда. Мне помогли. Сама бы я не справилась.

Валя вдохнул дым и закашлялся.

– Ты следишь за рейсом? – Она буднично вытащила из кармана смартфон. – Сколько еще осталось быть в пути нашей маме и твоему отцу? Вот счастливые, летят на теплое море, а?

– Уходите, пожалуйста, – прошептал Валя.

– Помнишь, что ты видел в аэропорту на табло? – Она улыбнулась. – Мир не такой, как ты думаешь. Миллионы людей никогда об этом не узнают. Но ты уже знаешь, Валик.

– Я позвоню маме и все расскажу. – Он сжал кулаки. – И я позвоню отцу, он…

– Если самолет долетит, – сказала она просто.

У него помутилось перед глазами, но почти сразу на место обморочной беспомощности явилась злость. Даже не так: ярость.

– Пошла вон, – сказал он, выпрямляясь и стараясь казаться выше ростом. – Пока я не вышвырнул тебя за шкирку!

– Вот хорошо, – сказала она, с интересом его разглядывая. – Это правильная, здоровая реакция, ты меня радуешь, Валик… Как жаль, что совсем нет времени. Я обошлась бы с тобой мягче.

И она ушла, оставив на блюдце смятую, еще дымящуюся сигарету.

Бабушка выходила звать Пашку и говорила, что больше не сердится на него, что бывает всякое, надо пережить и идти дальше. Выходила Лора, вовсе не такая благостная, но правильно мотивированная дедушкой. Приносила тарелку с овощным рагу и чашку мятного чая. Пашка есть и пить отказался, так и сидел у крапивных зарослей за домом, скрестив ноги, будто больная птица в гнезде.

Пять золотых монет были зажаты в его кулаке, их не надо было еще раз разглядывать, чтобы вспомнить округлый знак на реверсе. Номиналом монеты были «ноль». Объяснить то, что сегодня случилось на берегу, галлюцинациями или гипнозом становилось с каждой секундой невозможнее.

Приходил дедушка, принес одеяло. Пашка поблагодарил, но к одеялу не притронулся.

Потом пришел Артур. Обнял за плечи (а таких нежностей он давно себе не позволял) и предложил термометр – старый, ртутный, бабушкин. Пашка просидел десять