Сон в тысячу лет - Кондрацкая Елена "MavkaShu" Страница 9

Когда выход из пещеры остался далеко позади, проход начал расширяться, на стенах и потолке появились обрывки паутины. Они колыхались от сквозняка и на серебряных нитях тускло блестели, отражая зелёный свет, капли влаги.

Не тревожить паутины.

Мико стала ступать осторожнее, стараясь обходить серебряную вязь на приличном расстоянии – насколько позволяло пространство. Скоро проход превратился в большой зал, своды которого поддерживали щербатые каменные колонны. Здесь тоже всё было в паутине. Она оказалась прочнее и толще, оплетала колонны и стягивалась к большому каменному трону в самом центре.

Трон был пуст.

Мико огляделась. Из зала вели ещё три тоннеля. Куда ей направиться?

«Ладно. Начнём по порядку», – решила она и направилась в правый коридор. Но, подойдя ближе, замерла. Голоса. Нет, ей не могло показаться: из коридора слышались тихие голоса. Мико зажала рот ладонью, страх горячей волной взобрался по спине и обжёг грудь.

– Не тебе выставлять условия, – сказал низкий, но явно женский голос.

– Мы оба кое-что потеряли, – ответил мужской. – Так что…

– Ты потерял гораздо больше. И хочешь гораздо больше. Так что ты должен умолять, а не ставить условия.

Цутигумо? Цутигумо занята гостем. Вот так удача! Мико попятилась. Нужно проверить другие проходы, пока они разговаривают. Мико сомневалась, что правила посещения пещеры распространялись и на гостя цутигумо, и если он заметит Мико, то ей несдобровать – сожрут на пару с паучихой и не подавятся.

Средний проход привёл Мико точно куда нужно – ещё один зал, снизу доверху заваленный золотом, драгоценными камнями, доспехами и оружием. Здесь было всё: от монет до фарфоровых ваз, от самурайских доспехов до золотых одежд. Ножи, мечи, копья, луки. И много-много паутины. Мико обвела взглядом завалы. И какой из этих мечей способен поразить ёкая? Каждый? Можно выбрать любой?

«Схвачу крайний, и на выход», – решила она и потянулась к ближайшим ножнам, украшенным драгоценными камнями.

– Кто здесь?

Рука задрожала. Знакомый голос поразил Мико молнией, заставив мгновенно обернуться. На входе в зал стояла Хотару. Бледная и напуганная, она смотрела на Мико во все глаза и прикрывала рот дрожащей ладонью.

– Что ты тут делаешь! – зашептала она, с опаской оглядываясь. – Если она тебя увидит, тут же убьёт! Ты должна немедленно уйти!

Слова сорвались с губ прежде, чем Мико успела вдохнуть.

– Хотару?

– Уходи, прошу тебя! – Хотару бросилась к Мико. – Ты не должна была меня видеть!

Мико схватила сестру за руку. Это была она! Тёплая, живая, настоящая! Глаза Мико наполнились слезами.

– Я тебя искала! Так долго! Прости меня, прошу, прости! Пойдём со мной!

Хотару заключила её в объятия и… поцеловала в губы. Мико дёрнулась и отстранилась.

– Ты что делаешь?! – На язык скользнула горечь, и он тут же онемел. Онемели и губы. – Ты…

Хотару снова обняла её. Мико пошатнулась. Зал вдруг потускнел и закачался.

– Всё хорошо. Всё хорошо. Я рядом с тобой, – шептала Хотару, поглаживая Мико по голове. – Не бойся. Ты в безопасности.

Мышцы свело судорогой. Мико хотела закричать, но голос не слушался – из горла не вырвалось даже сдавленного хрипа. Она прижималась к тёплому телу сестры и едва могла дышать. Руки повисли безвольными плетями, ноги уже не держали ослабевшее тело, но Хотару не давала ей упасть, покачивая в руках.

– Всё хорошо. Засыпай. Засыпай. Засыпай…

«Когда свинья не боится смерти, мясо её вкуснее. Страх портит кровь», – отчего-то вспомнились слова отца, и Мико провалилась в темноту.

Глава 5

Бабочка в паутине

– Чтобы выковать действительно хороший меч, мало уметь бить молотом под правильным углом. Катану нужно чувствовать, понимать. – Отец вытер рукавом вспотевший лоб, опуская боккен[16]. – Для этого надо уметь ею владеть.

Мико, стараясь отдышаться, ослабила хват, и кончик боккена копнул землю. Отец подошёл, молча поправил ей стойку, вернув меч на исходную позицию, остриём вверх, и бросил на дочь осуждающий взгляд – касаться лезвием земли нельзя. Но боккен из дуба был слишком тяжёлым для её рук, а пользоваться более лёгким – из бука – Мико запрещалось.

– Тяжёлый, – зачем-то попыталась оправдаться она, хотя знала, что отца этот ответ не устроит.

– Это потому что ты работаешь руками. Руки должны быть расслаблены. Весь вес меча на спине. – Он ударил Мико между лопаток. Не больно, но обидно.

Мико всё это знала, тысячу раз слышала, но нужные движения давались с трудом. Её тело менялось, отвечая зову природы, – Мико уже исполнилось пятнадцать. Бёдра стали шире, ноги – крепче, груди – тяжелее, и ката[17], которые раньше получались так легко, теперь будто бы приходилось учить заново.

– Сделай тысячу кесагири[18], – велел отец.

– Сколько?!

– После пятисотого у тебя настолько устанут руки, что начнёшь делать удары правильно. – Отец отошёл к дому и сел на деревянный пол энгавы[19]. Отложил боккен, скрестил руки на груди и уставился на Мико. Он не уйдёт, пока не насчитает тысячу ударов.

Мико глядела на него в ответ, не решаясь приступить к заданию. От одной мысли о том, что ждёт её в ближайший час, тело пробивало дрожью. Она уже представляла, как будут выть от боли руки, как заломит спину и как завтра она будет реветь, пытаясь взять хоть что-то тяжелее сестриного веера. Эти мысли и боль, что ещё не наступила, сковывали тело.

– Начинай, – скомандовал отец, теряя терпение. – И помни, что сдаться значит умереть. И смерть наступает задолго до того, как меч противника пронзит тебя. Ты умрёшь ровно в тот миг, когда примешь решение сдаться. И этого уже будет не изменить. Хочешь сдаться сейчас?

Мико стиснула рукоять боккена и встала в стойку.

– Нет.

Мико с хрипом втянула ртом воздух, приходя в себя. Голова болела так сильно, словно её набили раскалёнными углями, и Мико не сразу поняла, где находится. А находилась она в тесной темноте, что спеленала её по рукам и ногам, лишив возможности двигаться. Темнота облепила лицо, и воздуха едва хватало, чтобы дышать.

Кокон.

Мико закричала от ужаса, но недостаток воздуха и прилипшая к губам паутина позволили ей лишь захрипеть.

Она в коконе.

Она в паучьем коконе!

Мико затрясло, она отчаянно задёргалась, но едва ли смогла пошевелиться. Снова закричала, и в этот раз звук получился больше похожим на сдавленный писк.

Надо выбраться. Пока цутигумо не вернулась и не сожрала её со всеми потрохами. Перед внутренним взором предстал облик Хотару. Это и была паучиха? Как она сумела принять облик сестры? Или… нет, конечно нет, это не могла быть Хотару. Люди не превращаются в цутигумо. По крайней мере, Мико хотелось в это верить.

Мысли о сестре немного успокоили Мико и придали сил. Она снова попыталась пошевелиться. На этот раз сдержаннее, прислушиваясь к своим ощущениям и возможностям. Вывод оказался неутешительным: шевелиться Мико практически не могла. Кокон оказался настолько тугим, что даже не давал грудной клетке полностью раскрыться, да и дышать становилось всё сложнее. Если так пойдёт и дальше, Мико задохнётся.

– Ну и где ты? – послышался мужской голос откуда-то издали. – Я слышал, как ты тут пищала.

Мико затаилась. Это ёкай, с которым разговаривала цутигумо? Это к ней он обращается?

– Тут сотни коконов, так что если хочешь, чтобы я тебя нашёл, подай голос ещё разок.

Мико не была уверена, что хочет. Велика вероятность, что это окажется последним решением в её жизни. Впрочем, решение не кричать тоже может стать последним. А если она выберется из кокона, то хотя бы сможет ещё побороться.