Хранитель кладов - Андрей Александрович Васильев Страница 12

— Это да, — признал я. — Злобы в городе хоть отбавляй. На том и стоим.

— Эхма. Ничего ты, гляжу, не понял, — с жалостью глянул на меня дедок. — Ладно, пошли, Валера, отведу тебя к приятелям. А там, глядишь, жизнь тебя сама всему научит, если смерть раньше не приберет.

Шли мы недолго, минут двадцать, и я даже не заметил, как оказался на той самой опушке, с которой вчера днем началось мое жутковатое путешествие в лесную сказку.

— Дрыхнут твои дружки, — хихикнул лесовик. — Не-не, ты не думай плохо, они полночи бегали, орали, тебя кликали. Гудели как заполошные железкой этой на колесах, всех птиц перепугали. Недавно угомонились, часа полтора как.

— Чую, мало мне не покажется, — вздохнул я. — Добро, если только обматерят, могут и морду набить.

— Зато от чистой души, — обнадежил меня старичок. — От друга и синяк в радость — так у нас говорят. Дай-ка сюда.

Он цапнул ведерко, которое я так и таскал с собой. Правда, оно снова было пустое, растерял я за ночь все найденные накануне грибы. Впрочем, и не жалко. Подберезовик червивеет быстро, пара-тройка часов — и все.

Старичок вроде только шагнул за куст бузины, скрывшись за ним целиком, и на тебе — уже идет обратно, держа в руках мое ведро, доверху набитое белыми грибами.

— Вот, покажешь, может, и не сильно поколотят, — протянул он мне ношу. — Похлебку сварите, посидите у костерка, бутылочку откупорите, глядишь, и помиритесь.

— Спасибо вам… — и тут мне стало неловко, потому что и у него, как ранее у Стеллы, имени тоже не спросил. — А как вас величать? Знаю, с этого начинать надо, да больно ночь выдалась хлопотная.

— Зови меня дядей Фомой, — разрешил лесовик. — И вот что еще, паря. Братцы мои, если что, тебя примут, защитят, спрячут, все как я обещал. Но ты про вежество все одно не забывай. Пришел в лес — поклонись тамошнему хозяину, спина, чай, не переломится, да слово приветное скажи. А еще ржаного хлебца с собой прихвати да на первый попавшийся пенек, как за деревья ступишь, и положи. Мы хлеб-от сильно уважаем, вот только часто есть его нам не приходится. Забыли люди обычаи старые, забыли. Тогда все будет не только по добру, но и по чести. И не только в лесу таким будь, но и в поле, и на реке. Трясиннику, правда, можешь почтение не оказывать, неумытику эдакому. Перебьется. Да и одно у него всегда на уме — как бы кого в чарусью затащить, потому в болото лучше без нужды не соваться. Нечего там человеку делать, мертвое это место. Смекнул, о чем я речь веду?

— А то, — я приложил руку к сердцу и поклонился. — Спасибо тебе, дядя Фома. И за помощь, и за советы.

— Может, и не сгинешь, — потрепал меня по голове лесовик. — Вроде не такой остолоп, каким сначала мне показался. Да, и вот еще что. Дуре этой передай: Великий Полоз смилостивился над вами и урок поменьше сделал, до дюжины служб снизил ваше бремя. При ней нарочно говорить не хотел. Пусть помучается, стервь такая.

В верхушках деревьев шумнул ветер, зашуршали кусты, и когда я распрямился, то понял, что остался один. Рядом никого не было, только где-то далеко мне померещился хохоток. Хотя, может, это и птица какая стрекотала, поди знай?

Ребята спали в палатке, из приоткрытого полога слышалось мерное похрапывание Сивого, но, как только я брякнул дужкой ведра, он что-то сонно прохрипел, а после высунул наружу голову, хлопнул глазами, заметив меня, и злобно заорал:

— Гендос, подъем! Эта сволочь нарисовалась!

Ох, как они на меня орали, и вместе, и по очереди. В смысле один отдыхал, второй драл горло, а потом менялись. Я в какой-то момент пожалел о том, что диктофон на смартфоне не включил. Вот стану известным и знаменитым, надумаю написать автобиографию, дойду до главы «Мои недостатки» — и не вспомню даже сотой части услышанного сегодня. А она, эта глава, сейчас, считай, целиком надиктована была.

В какой-то момент они оба выдохлись и у меня наконец появилась возможность вставить слово:

— А я грибов принес. Вот, один к одному.

— Идиот, — хлопнул себя ладонями по ляжкам Сивый. — Грибов он принес! Да я за вчерашний вечер и половину ночи чуть аккумулятор машины не посадил, бибикая! Уже собирался знакомому из МЧС звонить, просить бойцов для прочесывания местности.

— Ты чего не позвонил, ущербный? — поддержал его Гендос. — Ладно-ладно, не дергайся, я понял, что сигнал ушел. Но ты бы на дерево вскарабкался, что ли?

А то я не сообразил это сделать! Но вслух озвучивать свои мысли не стал. Оно ведь как? Если оправдываешься, значит, виноват. А виноват — плати.

— Давай его побьем? — предложил вдруг Сивый приятелю. — И душу отведем, и Валерону вперед наука будет.

— А потом вещи в зубы — и пусть валит на станцию, — злобно рявкнул Генка. — Пешком!

— Не, пешком нельзя, — просопел Сивый. — Он ведь по дороге заблудиться может. Отойдет с нее в лес посикать да и сгинет в нем без следа. А нам потом следакам придется доказывать, что это не мы его прикончили. Лучше сам отвезу. Вот не поленюсь, снова все колдобины сосчитаю, но отвезу!

— Хорошо, — покладисто согласился я и зевнул, осознавая, что отключаюсь на ходу. — Но давай попозже, я жутко спать хочу. Днем поедем.

— Вот скотина наглая, а? — хмыкнул Гендос. — Каким был, таким и остался, ничего не изменилось.

— Хоть какая-то стабильность, — Сивый достал сигарету из пачки. — Ладно, иди дрыхни, а там поглядим. Раздолбай ты солнечный!

Усталость и сумбур прошедшей ночи сделали свое дело, и я уснул, по-моему, еще на ходу, до того как повалился на спальник. По крайней мере, я этого момента не помню.

А вот пробуждение было неприятным невероятно, из числа тех, когда сон покидать не хочется, но приходится. Увы, но желудок, который, как известно, частенько руководит людьми, опережая по степени влиятельности даже разум, дал о себе знать. Нет, кабы не запахи грибной похлебки, может, он и не заставил бы меня вынырнуть из забытья, но очень уж искушающим был аромат.

— Генк, как думаешь, если в котел лапшу китайскую бросить, она вкус не испортит? — услышал я голос Сивого. — Просто я читал, что раньше не с картошкой грибной суп варили, а с лапшой. Или в кино видел?

— Слышал звон, да не знаешь, где он, — хмыкнул Гендос. — Все подряд