Чьи-то крылья - Александра Огеньская Страница 12

Ему снова хотелось бежать не останавливаясь.

Он снова и снова пытался выпутаться из происходящего, но, ничего не чувствуя, страшился — внезапно начать.

И вот перед ним простирался лес. Беги куда хочешь.

И он побежал.

На бегу он будто бы делался мельче и незначительней, но остановиться не мог. Лес обгладывал его до мелкости и тонкости, прозрачности.

Он бежал и пытался понять, где он и что. Лес громоздился, чернел, набухал.

Безлунное небо было усыпано звёздами. Ветер дул в лицо. Стафен задыхался и слабел. Кое-как, запинаясь, бежал всё медленнее.

И, наконец, бежать не смог.

Это была поляна. Прогалина среди вековых нечеловеческих стволов невиданных деревьев. Посреди поляны стояло, пульсируя пронизывающими его венами и капиллярами, огромное яйцо.

Глава 6

Лиза звонила и звонила, но в конце концов поняла, что звонить сантехнику бессмысленно, хоть тут на визитке — трижды личный номер. И тогда она снова позвонила в домоуправление, усталая диспетчерша приняла заявку и велела “висеть на линии”. Раздражающе долгое время Лиза и “висела” — под бодрую электронную музычку размышляя, начала ли там водоросль уже громить коллекцию керамических черепашек, которую Лиза собирала с детства и которой, пожалуй, дорожит больше всего в этой квартире. Но за дверью пока, кажется, только шуршали.

Музычка оборвалась резко, даже как-то судорожно.

— Госпожа Вильновски? Лиза Амелия Вильновски?

— Да, это я…

— Начальник сантехнической службы города Василь Прим. На ваш адрес с утра была направлена бригада из двух сантехников, человек и ящер, вы их видели?

— Н-нет.

— И ничего странного не видели?

— У меня в комнате огромная призрачная водоросль. Что может быть ещё более странным? Я, между прочим, уже три часа…

— То есть вы их не видели? Точно?

— И на телефон не отвечают!

— Чёрт подери. Ждите.

Чего ждать, Лиза не поняла, но на том конце сбросили вызов.

Ещё не хватало всю выходную пятницу провести в ожидании невесть чего.

***

Тут вот ведь какое дело: Стафен, конечно, напрямую свою мать не убивал. И он её любил. По-настоящему, как может ребёнок, любил свою мать, хотя после её смерти долго сам в себе сомневался.

И, разумеется, не хотел, чтобы она умерла, и, конечно, не хотел той жизни, которая началась после её смерти. В интернате не было так уж плохо, только страшно и тоскливо. Длилось это какой-то год, а дальше началась учеба в техникуме. Было уже гораздо интересней, начали учить всему, что делала мама, но только с толковыми объяснениями, схемами и инструкциями. И многому из того, что мама не только никогда не делала, но и, наверно, не знала о таком. Она ведь не была классическая магичка, а силы и способности ведуний и ведьмаков сильно отличаются. Начать с того, что они — не врожденные.

И вот тут, вот в этот момент…

Это была обычная такая лекция, даже довольно скучная. Не в том смысле, чтобы Стафену не нравился предмет или раздражал преподаватель. Просто никто не учил запускать с ладоней фейерверки и перемещать предметы силой мысли, а просто рассказывали, тихо и спокойно, о природе магических сил. Что вот-де есть врожденные способности, как у всех присутствующих в аудитории, а есть — переданные, как у ведьм. И лектор этак спокойно, глядя поверх слушателей, в окно, за которым бесконечно моросило, сказал:

— У ведьм принципиально иной принцип взаимодействия с магией. Способность для них — дар. Обычно ведьма или ведьмак долго готовит к управлению этим даром кого-то, кого считает достойным, обычно своего ребёнка или ученика, а собственно овладение силами происходит только в момент смерти ведьмы. Считается, что ведьма не умрёт, пока не вырастит наследника. Магия внутри неё сама определит наиболее подходящий момент. И, опять же, считается, что если избранный наследник откажется от дара, то умирать ведьма будет долго и мучительно, поскольку магический дар тщетно будет искать выход, а потом, скорее всего, не только окончательно замучает ведьму, но и испортит её фамилиара — дерево или животное.

И вот тут у Стафена, видимо, случилась внутренняя истерика. Потому что снаружи никто ничего не заметил, а Стафен надолго оглох и онемел.

***

Однажды Кристу сказали, что у чешуйчатых чем больше крылья, тем меньше мозг. И, если уж откровенно, у чешуйчатых в принципе не так уж много мозгов, поэтому зря отменили крепостное право. А уж запретить ношение ошейника вообще было верхом идиотизма. С ошейником было бы разом всё понятно. А так — это для их же собственного блага. Они же неполноценные, их же любой обманет. Так что лучше уж за них будет решать хозяин, ведь так?

Тут нужно понимать: с самого начала жизни Крист был окружен другими ящерами и про людей мало что знал. Кроме воспитательницы мадам Сары, с людьми он не сталкивался, зато страшилок про двуногих наслушался много (некоторые даже сам придумывал). Страшилки любили рассказывать друг другу после отбоя интернатские дети, и целью рассказчиков было вовсе не предоставить некую правдивую информацию, а напугать посильнее. Про людей говорили, например, что у них вместо сердца маленькие моторчики, поэтому люди не чувствуют совсем ничего, даже боли. В общем, ничего хорошего на выходе из интерната Крист про людей не думал, поэтому как раз их-то внутренне и считал не вполне разумными, не вполне нормальными и вообще… Зачем они такие природой вообще выдуманы?

Непонятно.

А вышел, и оказалось, что не вполне нормальный здесь он. Это сбивало с толку.

И не у кого было спросить, потому что друзья разлетелись по разным городам — кто-то тоже на сантехника учился, а кто-то на лето нанялся разнорабочим на фермы, да там и осел. Тоже неплохо: работа уважаемая, кормят хорошо, относятся тоже, ценят, даже деньги платят. Не очень много, но всё же лучше, чем, как считал Крист, его скудная стипендия.

И люди всякие, которые говорят ему в лицо, что он, Крист, неполноценный.

Про крепостное право он, конечно, знал, это была целая большая тема по истории, даже эссе по ней писали. Крепостное право было ужасным, но, к счастью, отменено триста лет назад здесь, а за океаном — так и целых четыреста. И уравняли же ящеров в правах с людьми, и даже в Думе почти половина депутатов — крылатые. Значит, не совсем дураки.

Но тогда Крист не нашёл, что тому человеку сказать, и попросил перевести его в другую группу. Потому что неприятно. Неприятнее всего: а вдруг правда. Впрочем,