Капкан для пешки - Александра Шервинская Страница 13

Шорох, доносившийся из склепа, стал немного громче, словно намекая, что я уже достаточно потоптался на пороге. Видимо, чтобы сомнений у меня не осталось вообще никаких, за спиной раздалось шипение, и я, сам не знаю зачем, обернулся: наверное, страх и удивление постепенно трансформировались во что-то другое. Самой змеи я, к счастью, не увидел, но в тумане на высоте примерно двух метров от земли горели две ярких точки, подозрительно напоминающие глаза. Изо всех оставшихся сил я напряг память, но так и не вспомнил: горят у нормальных змей глаза или нет. Но сейчас это не имело никакого значения, и я обречённо сделал шаг в сторону распахнутой двери.

Войти внутрь себя заставить не смог и остановился на границе размытого и слабого из-за тумана света и чернильной темноты за порогом. Она словно манила, приглашала, уговаривала окунуться в её непроглядный мрак и остаться там, в этой уютной чёрной мгле, раствориться в ней, со временем превратившись в ещё один невесомый клочок тумана.

К сожалению, до бесконечности стоять на границе абсолютного мрака и пусть мутного, но света, было невозможно. Я глубоко, до боли в подреберье, вздохнул и шагнул в темноту, чувствуя, как исчезает, растворяется туманный мир, через который я только что прошёл. Не исключено, что если бы я попробовал вернуться, то просто не смог бы этого сделать по причине отсутствия дороги.

Сначала я шагал, чувствуя себя абсолютным слепцом: вокруг меня не было ничего, только прохладная, совершенно ничем не пахнущая темнота. Прежде чем сделать очередной шаг, приходилось ногой проверять, нет ли передо мной ямы, провала или какой-нибудь иной преграды. Но постепенно, шагов через двадцать, показавшихся самыми длинными в жизни, мне стало казаться, что вокруг очень медленно, но начало светлеть. Ещё через пять шагов я вдруг понял, что необходимость двигаться на ощупь пропала: откуда-то сверху лился очень слабый колеблющийся свет. Он дал мне возможность рассмотреть, что я шёл по широкому коридору, потолок которого терялся где-то наверху. Странно – здание казалось мне невысоким, там точно не могло быть таких потолков. Впрочем, на фоне всех остальных странностей эта выглядела достаточно безобидно.

Коридор закончился метров через двадцать, и я оказался в большом зале, залитом тревожным лунным светом, который проникал через окно в потолке. Помещение казалось совершенно пустым, но стоило мне сделать шаг и из коридора переместиться в зал, как в центре практически из ниоткуда возник огромный каменный саркофаг. Я не знаю, почему решил, что это именно он: просто какая-то часть меня совершенно точно знала, что этот здоровенный каменный ящик – не что иное, как старинный саркофаг.

Постояв немного и убедившись, что это, видимо, единственный предмет интерьера, я, осторожно ступая по крупным каменным плитам, медленно подошёл к оказавшемуся достаточно высоким саркофагу. На его крышке были выбиты какие-то слова, наверное, имя и даты жизни того, кто в нём лежал. В общем-то, по идее, мне было совершенно безразлично, кто там упокоился, но я не мог думать ни о чём другом. Словно какой-то голос настойчиво зудел у меня в голове и не просил, а просто требовал, чтобы я прочитал, что там написано.

Поняв, что этому надоедливому голосу проще уступить, я внимательно огляделся в попытках найти хоть что-то, на что можно взгромоздиться, чтобы заглянуть на крышку: моего в общем-то немаленького роста для этого не хватало. Интересно, зачем делать такие высокие саркофаги, если для того, чтобы прочитать имя покойника, надо лезть на стремянку? Или изначально предполагалось, что это сооружение будет наполовину утоплено в пол?

Наконец-то я смог разглядеть в самом дальнем углу что-то вроде табурета, на который было небрежно брошено какое-то тряпьё. Сбросив неопознаваемые лохмотья на пол, я подтащил не слишком новый, но достаточно устойчивый табурет к саркофагу и, поморщившись от боли в ушибленной при давнем падении спине, взобрался на него.

Теперь крышка была прекрасно видна, и я сдув пыль, поднявшуюся весёлым облачком, смог прочитать надпись. Прочёл, поморгал, несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя перечитать. На сером камне было выбито:

«Дягилев Егор Денисович, 15 января 1993 – 10 октября 2020»

Глава 6

– Вот сейчас совсем не понял, – я всегда считал разговоры с самим собой признаком не совсем здоровой психики, но с тех пор, как я оказался на территории этой жуткой усадьбы, нормальных собеседников у меня просто не было. Оставалось довольствоваться не совсем нормальным собой.

Чем больше я смотрел на высеченные на крышке саркофага слова и цифры, тем туже закручивался ледяной узел где-то в желудке, вымораживая внутренности и вызывая острое желание проснуться. Откуда там взялось моё имя? И моя дата рождения? Ну, предположим, это такое странное совпадение, хотя верится в него с очень большим трудом: вероятность равна примерно одному шансу на пару миллионов. Но ведь там ещё и дата смерти – 10 октября 2020 года, и это сегодня. Или уже вчера? Нет, наверное, всё же сегодня, раз я пока ещё жив… А я жив? От этой мысли стало совсем дурно, и я, чувствуя себя полным дураком, ущипнул себя за руку. Боль недвусмысленно дала понять, что я жив, во всяком случае, пока. Потом не очень охотно, но всё же включилась логика: если я умру сегодня, – при мысли об этом захотелось тихонько завыть – то кто и когда успел сделать эту надпись и когда она успела покрыться таким толстым слоем пыли?

Ответ категорически не желал находиться, и я, решив, что созерцание написанного не поможет его объяснить, осторожно слез с табуретки. Оттащив её на место в угол, я внимательно огляделся: раз меня сюда привело, значит, отсюда так или иначе можно выбраться дальше. Следовательно, надо искать дверь или нечто её заменяющее.

Я заканчивал изучение второй стены, когда за спиной раздался странный звук, словно кто-то двигал по каменному полу какой-то достаточно тяжёлый предмет. Я нервно оглянулся, но кроме уже привычного саркофага ничего не увидел, даже табуретка спокойно стояла на своём месте. Тем не менее звук повторился, и я вынужден был признать, что исходит он от каменного ящика, стоящего посреди помещения.

Не сводя взгляда с саркофага, я медленно отступил в сторону самой